Пролог
Из хат, размётанных в низине,
Что Безымянной люди кличут,
Шибёт ноздрю душок козлиный,
Попеременно с пухом птичьим.
Деревню осень обуяла,
Как хворь лишайная с падучею,
Укрыла, будто одеялом,
Окрестность нерестовой тучею.
Быль, мне разжавшая уста,
Случилась здесь, в сиих местах!
Ещё в зачатке строк и лета,
Попав в державную немилость,
Я сослан был в деревню эту.
В пути повозка развалилась.
Вёрст двадцать пеши с чемоданом
Блукал до пункта назначения,
Как лаем загнанный подранок,
Претерпевающий мучения,
Глотая утренний туман...
Деревня. Люди. "Здрасте вам!"
Быт в Безымянной был привычен
Хроническому диссиденту:
Душок козлиный с пухом птичьим,
На праздник - хороводы с лентой.
Чернила днём с огнём не сыщешь!
Зато нужды не знаю с перьями!
И деревень подобных тыщи
Пасёт Рассейская Империя!
Под гнётом ссылок и опал
Я в Безымянную попал!
1-я часть
Какой истории свидетель
Я стал меж лаптевым сословьем?
Что вызнал я в опальном лете?
И что, как "Отче наш", запомнил?
Деревня душ на сто! Не боле!
В задворках мельница у озера,
Зерном засеянное поле
Наискосок с дорожной прорезью.
Здесь жизнь, как жизнь! Ядрёна вошь!
Батрачишь днём, а ночью пьёшь!
Сменил на лапти ботильоны,
Обжился бородёнкой щуплой,
И выходя из хаты съёмной,
Влачился я за каждой юбкой!
Но будто лезвием клиночным
Прорезал месяц леса прозелень.
И звёздной августовской ночью
Я встретил девушку на озере!
Скромна, покойна и юна
Цвела, как лилия, она!
С тех пор вся жизнь переменилась!
Погас буянный пыл поэтства!
Плевать на царскую немилость -
Есть лилия щербатом сердце!
Но день тянулся как столетье.
Я часовую лопасть мельницы
Крутил вперёд в своём брегете,
Чтоб снова встретить в свете месяца
Канву из вышитых мной строк -
Неподражаемый цветок!
Напрасны были ожиданья!
И даль в полях заболонела,
А место первого свиданья
Присыпалось мукою белой!
Деревня ожила от ночи:
Коптит дымок над самоварами,
По кружкам кипяток клокочет,
Себя заваривая травами!
Пять лет нет девушки в живых,
Узнал я от её родных!
2-я часть
Чудес полна моя Рассея!
Сие не сочинится сроду!
Мы жнём лишь то, что сами сеем
Из века в век и год от года!
В кровях у русского народа
Любовь к иконам и Отечеству,
Но по языческой природе
Сакральной скрепой сшит он с нечистью!
Был выхлебан завар зараз,
Пока мной слушался рассказ!
Жил в Безымянной бедный Мельник,
Работал до крови и пота.
По восемь дён в его неделе!
Но ни черта не заработал!
Осталась дочь на попеченье.
Жена от глотошной приставилась.
Все сбереженья на леченье
Взял медикус за рой анализов.
И бедам не было конца
Для безутешного вдовца!
На Спас Медовый вдруг случилось
Вдовцу на озеро спуститься,
Как сразу в гнёздах сорочиных
Загоготали хором птицы.
Гадюки выползли на сушу,
Чапуры раскрылились в чаконе,
Учуяв маятную душу,
Что к ним сама сюда причапала!
Под лай, шипенье, грай и вой
Всплыл на поверхность Водяной!
В озёрной глади, бульбашащей,
Он сделку с Мельником затеял!
В обмен на жизнь, что мёда слаще,
Топилась жертва раз в неделю!
Когда собака со щенками,
Когда индюшка с зобом вспоротым
Петлёй привязывалась к камню
И исчезала в водном омуте!
Среди пиявок в пузырях
Свершилась клятва на кровях!
3-я часть
С тех пор иному коленкору
Зажёгся выстраданный факел:
Жевала мельница в три горла
Деревни выспевшие злаки.
Жизнь заиграла новой песней,
Как хор на ярмарку Покровскую!
Молоть зерно с окрестных весей
Съезжалась очередь повозками!
Теперь для нужд простых людей
Вертелась мельница весь день!
Носились по двору чувалы,
Кастрюли, вёдра и кубышки,
Случались драки и скандалы,
Гонялись за котами мыши!
Гармонь мехами задышала,
В толпу роняя звуки низкие,
И колупало сплетен жало
Бабьё с малютками под сиськами!
А вёсла мельницы гребли
В мешок хозяину рубли!
И дни, как ласточки, летели
Из календарной птичьей стаи.
По умолчанью, раз в неделю
Исправно жертвы утопали!
И чем жирнее приношенье
На дно спускалось в свете месяца
С тяжёлым грузилом на шее,
Тем шибче ускорялась мельница!
И в мукомольной суете
Вдовец, как барин, богател!
В озёрный омут Водяного
Донских свиней пущалась пара,
Была и лошадь, и корова,
А опосля овец отара.
Почётом мельница гремела
Во всём уезде, а со временем
В деревню за мукою белой
Съезжалась целая губерния!
Как шлак помётный из кишок
Монеты сыпались в мешок!
4-я часть
А жернова жевали годы,
Как хлебный мякиш, по кусочкам.
Росла от мельницы поодаль
Вдовца единственная дочка.
Боголюбива и послушна,
Как мать-покойница, курносая.
И мелким зёрнышком веснушки
По щёчкам юностью разбросаны.
Она домашние дела
Самостоятельно вела!
И в ней отец души не чаял,
Любил всем сердцем, без остатка!
Дарил на завтрак к чашке чая
Халву, изюм и мармеладки!
А сколько платьев, бус и шляпок,
Духов, корсетов, книг и пудрениц
Возил из заграниц проклятых
Каретами для дочки-умницы?!
И трижды в год давал балы,
И обращался к ней на "Вы"!
Забыл вдовец про Водяного
В обетованности роскошной!
Про клятву, что на Спас Медовый
Сошлась с несчастной жизнью прошлой!
Забыл про беды и напасти,
Забыл про озеро с пиявками,
Про омут с гибельною пастью
И сделку с жертвенными явками,
Душою веря - горький дым
Давно развеялся над ним!
Исчезла мертвенная серость,
Как шаль, запрятанная в ящик!
Машисто мельница вертелась.
И жизнь по вкусу мёда слаще!
А в Безымянной снова лето
Дождём в полях замироточило.
Скрипя, проехала карета.
И в ней отец в обнимку с дочерью,
Благоволивший отдохнуть.
Змеился к озеру их путь!
5-я часть
Качалась лодка колыбелькой,
Уткнувшись в берег острым носом.
За вёсла крепко взялся Мельник,
Высвобождая их из плёса.
Дочь над отцом держала зонтик,
И выжималась туча ливнями.
Цвели в воде до горизонта
Неподражаемые лилии.
Но для отца прекрасней нет
Той, что цвела семнадцать лет!
Ему стихи читала юность,
Слегка смущаясь строк наивных.
Вдруг лодка сильно покачнулась,
Бедняжку в воду опрокинув!
И проглотил голодный омут
Цветок, осыпанный веснушками,
И жизнь в объятьях Водяного
Покрылась илом да ракушками!
И понял Мельник, в ливнях слёз,
Что в жертву дочь свою принёс!
Просил вернуть её скорее
В обмен на роскошь, что он нажил:
Кареты, золото и терем...
Но Водяной не выплыл даже!
Всё стихло. Тени вечерели,
А Мельник замер от бессилья.
Он, стоя в лодке на коленях,
Смотрел безжизненно на лилии,
Пытаясь горе превозмочь!
На озеро спустилась ночь.
А с первой шворкою рассветной
Тропой от мельницы на берег
Тащил отец в мешке монеты
В надежде выкупить потерю!
И громко клича Водяного
Из вод губительного омута,
Он высыпал до края полный
Мешок намеленного золота.
Но из пузатого мешка
На берег сыпалась мука!
Увы! Напрасная затея!
Вернувшись к мельнице, на крыше
Он привязал себе на шею,
Как к жертвам некогда, булыжник!
Вся Безымянная смотрела,
Как Мельник, будто с края пропасти,
Сорвал с души уставшей тело
Ударом мельничною лопастью!
Гремела былью в деревнях
Расплата клятвы на кровях!
И лишь раз в год на Спас Медовый
По деревенскому поверью
Со дна владений Водяного
Являлась девушка на берег!
И лилией в закате алом,
Как будто в вазочке фарфоровой,
Она тихонько расцветала,
Склонив над водной гладью голову!
Её следы, её покой
Скрывались мельничной мукой.
6-я часть
На том история иссякла!
Народ разбрёлся по окресту.
А я, как корабельный якорь,
Вцепившись в лаптевое кресло,
В уме своём царапал строки.
Шуршала мысль, как ветер листьями.
В серёдке мая из далёкой
Столицы вышла мне амнистия!
Душок козлиный, птичий пух
Повёз царю я Петербург!
Куда я ехал? Сам не знаю!
Весь путь поэта исковеркан...
Дал Бог Второго Николая
Творцам Серебряного века!
"Постой, извозчик! Мне негожа
Невы петровская идиллия!
Меня с невыбритою рожей
Ждёт Безымянная и лилия!
Не знаю, как зовут её!
В деревне нашей нет имён!