Начну с мыслей Марины Цветаевой, чётко определившей условия, в которых приходится во все времена погибать талантливым или единственным поэтам на земле, поэтам, создающим и продолжающим поэзию, а не разнообразные стишки:
Первое условие:
«Один против всех и без всех. Враг поэта называется – все. У него нет лица»
Марина Цветаева
Второе условие:
««Но есть другой читатель – некультурный. Читатель – масса, читатель – понаслышке.. Отличительная черта такого читателя – неразборчивость, отсутствие способности ориентироваться.. Такому читателю имя – чернь.. Грех его не в темноте, а в нежелании света, не в непонимании, а в сопротивлении пониманию, и в злостной предвзятости. В злой воле к добру».
Марина Цветаева
Почему, собственно, «враг поэта – все»? Не знающий обстановку или суть погибания единичного лучшего посреди массы посредственного, сторонний наблюдатель за процессом гибели талантов может усомниться в этом «все», подумать, что Цветаева сгущает краски, пишет на эмоциях, однако, на мой взгляд, это выстраданное по жизни и выточенное по живому утверждение.
В этом утверждении, перво-наперво, звание поэт – воздвигнуто на такую высоту, с которой Эверест, как вершина, кажется её началом, а не пределом. Поэт, для Цветаевой, абсолютно уникальное, совершенно единичное явление, редчайшая редкость, в количественном смысле, например, один из каждых ста тысяч пишущих что-то по форме напоминающее поэзию. То есть, практически, Цветаева называет поэтом исключительно талантливого поэта, да ещё такого, который в обозримый период своей жизни в Искусстве или гибели в одиночестве на глазах у всех, сподобился устоять, выстоять и развить, реализовать свой талант или природный, богом данный ему дар слова.
«Один против всех». Быть «против» не прихоть или каприз талантливого поэта, но естественное условие обстановки. Ты не можешь не быть «против», поскольку своим творчеством, нравится это кому-то или нет, фактически, отменяешь, нивелируешь, сводишь к определению ничтожного – творчества, как минимум, десятков тысяч посредственностей с амбициями, которые хотят за свой ослиный труд взбирания в гору с поклажей академических знаний поэзии получить равное поэту-альпинисту ощущение вдохновенного небожительства. Но, при всё уважение, пожизненная и посмертная разница между добросовестным трудом осла в гору и восхождением альпиниста сохраняется, и с этой разницей, рано или поздно, всем «трудовым ослам» приходится лоб в лоб столкнуться. Поэтому, говоря «один против всех», Цветаева подразумевает и обратное: «все (ослы) объединяются (в стаю шакалов) ПРОТИВ каждого одного альпиниста искусства».
На каждой литературной площадке, на каждом пятачке современности: «единственные» поэты Цветаевой окажутся в абсолютом меньшинстве – в буквальном смысле – один против всех и без всех – потому что даже самые толерантные, вдумчивые участники процесса «каждый пишет как он хочет» настолько медленно и порционно будут узнавать и признавать суть и отличие талантливого от обыкновенного, что остальной, более агрессивный состав участников поэзии по намерениям, – успеет заболтать, зафлудить, забить камнями совершенно непохожего на них выскочку, посмевшего, фактически, отменить «равноправие в поэзии», а значит, весь их академический, добросовестный, полезный и пожизненный ослиный труд взбирания к вершинам (отнюдь не к высотам) поэзии.
Кроме того, талант оказывается ещё и «без всех». В это «без» Цветаева включает факт массового непонимания самого предназначения поэзии, дела Неба на земле земноводным людям (со стишками и без стишков) – ни постичь, ни понять, ни принять, ни объять – не дано. Большинство людей думают что поэзия – это художественное оформление того, что окружает, что есть в наличии для гармоничного развития «земного» человека. Однако, поэзия – это гостья на земле, её цель – цель поводыря – вывести из человеческой жизни, из условий существования всего плохого и всего хорошего что есть в человеческой жизни – исключительно тех, кто достоин ухода на Небо, кто рвётся из человеческого сознания, при котором «еле-еле душа в теле» на новый уровень сознания, в мир не обусловленный выживанием любой ценой. Поэзия – это устройство перехода из внешнего мира стишков обо всё на свете – во внутренний мир Слова, которое убого в неопределённости своей, которое «было у Бога».
Во втором утверждении Марина Цветаева подчёркивает основную особенность неимущих в поэзии людей, а именно: все пишущие не являются читающими. То есть, конечно, они по жизни читают, даже много читают, в том числе произведений поэзии или произведений считанных по пальцам талантливых поэтов, но это не меняет их уровня развития и отношения к поэзии. Цветаева вводит определение : «читатели понаслышке». Это и те, кто не удосужился сформулировать для себя ценности или признаки поэзии, отсюда, являет «неразборчивость», демонстрирует «отсутствие способности ориентироваться».
Большинство пишущих перескочили категорию читателя, попросту не знают и не умеют обращаться с поэтическим текстом, например, не знают, что в отличии от нескончаемых в многочисленности стишков, текст произведения поэзии требует ПРОВОЗГЛАШЕНИЯ – многократного прочтения вслух с побором интонации, с акустической подстройкой под авторский замысел, а так же ни в коем случае не выискивая некоего построчного, построфного, всякого, лежащего на блюдце содержания.
«Содержание» произведения поэзии – это звукосмыслы, это второй, третий и далее планы анфилады нюансов, в процессе обладания коими у гражданина поэзии возникает состояние заворожённости или некоего пространного – без времени и пространства – ощущения достоверности, которая, в свою очередь, не статична, но подвижна, изменчива, метаморфозна – помогает «академическому ослу» стать, сначала на мгновение, затем, всё далее и более, стать альпинистом высоты падения в бездну ЯЗЫКА НЕБА.
Итак, талант – один ПРОТИВ всех, БЕЗ всех, окружён ЧИТАТЕЛЯМИ ПОНАСЛЫШКЕ, которые, по большей части, не в темноте находятся, а в злостной предвзятости к свету помимо, мимо них происходящему – яростно и изощрённо сопротивляются собственному пониманию кто перед ними и что поэзия – это дело талантов, а не всех подряд литературно образованных людей.
Как живёт талант? – Одиноко? Нет, смертельно одиноко! Нет никого из таких заботливых и внимательных, – кто хотя бы сделал попытку понимания таланта. Все увлечены по гроб жизни писательством, никто не удосуживается сверить часы – сравнить своё и талантливое. Все находят себе списки предпочтений – из списков, в которых априори нет талантов. Ещё бы, один – на каждую сотню тысяч – есть поэт, а значит, талант. С такой исключительностью большинство не согласны. Цветаеву любят как поэта и игнорируют её опыт поэта, опыт ступеней ввысь её гибели. А равно с нею и всех остальных считанных по пальцам великих страдальцев высоты восхождения в пропасть Языка.
Если я, например, десятилетие собираю сокровища мыслей великих поэтов – их реальное отношение к тому, что творят люди со стишками – то это не значит, как выразился один из читателей понаслышке «надёргал цитат», но это значит труд внимательнейшего углублённого прочтения, буквально, сотен статей, писем, эссе, дневников великого наследия поэтов.
Чем талант отличается от добросовестных посредственностей? – Талант всегда пишет о главном. Посредственность – о том, что в голову взбредёт.
«Чем больше цель движения удалена, тем искусство вероятней.. ибо что же может быть удалено от ежедневной реальности более, чем великий поэт или великая поэзия»
Иосиф Бродский
Цель движения талантов или единственных поэтов – удалена от злободневности, от правды матки, от описательства природы-погоды, от «несчастной солдатской любви», от «мораль той басни такова», от всего разнообразия ничтожного, коим переполнены творческие закрома обыкновенных людей.
Талант создаёт путь в иное состояние сознания. Посредственность раскрашивает путь через пень колоду человеческой жизни.
Талант создаёт поэзию – то есть обитель Языка Неба, переведённого на русский язык, уводящую мореплавателей, летучих голландцев в море неба звучащих смыслов, за горизонт событий, за пределы понимания и внимания самого образованного, функционально обустроенного, логически мыслящего человека.
Талант не создаёт : молитвы, дневники, исповеди, художественные словесные полотна человеческого бытования. За любыми вроде бы обозначенными темами, за которые берётся талант стоит главная тема – тема дерзновенного протеста или как бы переставания человека оставаться человеком во всём диапазоне предложенных ему возможностей продолжения человеческого существования.
Талант пишет ИНУЮ жизнь, ИНОЕ СОСТОЯНИЕ ЖИЗНИ и талантливый писатель считывает это состояние, погружается в него безвозвратно и уже не принадлежит миру, где «все посредственные равны, а все талантливые погублены»!
"То, что в индивидуальном переживании автора, в его мысли, в его личной «молитве» и трогательно, и правдиво, и даже глубоко, всегда вызывает в отзывчивом читателе искреннее сочувствие по человечеству, но такое сочувствие отнюдь ещё не обязывает к сочувствию художественному, без которого не возникнут меж автором и читателем отношения поэтические (иными словами — не возникнет сама поэзия). Поэзия требует установления особой, чисто литературной связи, достигаемой столь же специальными, литературными способами воздействия. Поэт должен уметь и хотеть ими пользоваться. Слово своё (и порой даже самое чувство и самую мысль) ему приходится подчинять законам и правилам поэтического ремесла, иначе пребудет оно дневником, исповедью, молитвой — НО НЕ ПОЭЗИЕЙ... Вера в документальную силу переживания обманчива. Переживание, даже самое поэтическое по внутреннему свойству и с совершенной точностью закреплённое на бумаге, всё ещё не образует поэзии».
Владислав Ходасевич
Предлагаю всем участникам любви к поэзии, особенно тем, кто пишет стихи, представить себя по образцу: кто я такой: талант или посредственность, если талант, то предъявить самому себе в подтверждение талантливости одно из своих произведений уровня лучших поэтов прошлого. Важно так же конкретизировать для самого себя личный вклад в дело сбережения или гибели талантов, а значит самой поэзии.
Как вы понимаете мысль Ходасевича: «...Переживание, даже самое поэтическое по внутреннему свойству и с совершенной точностью закреплённое на бумаге, всё ещё не образует поэзии»?
P.S.
На самом деле, мысль Ходасевича очень трудна для понимания, я бы даже сказал: очень неудобна для понимания прежде всего теми, кто привык считать поэзией практически любое искреннее авторское переживание, более-менее складно и образно исполненное в столбик и в рифму. По настоящее время включительно известны и возникают всё новые и новые сотни тысяч таких искренних, душевных, исповедальных переживаний в виде : воспоминания или краткого дневника, или короткого рассказа (о том, как дело было), а то и почти молитвы, когда автор чем-то восхищается, что-то осуждает, о чём-то сожалеет и т.п.
Однако, Ходасевич, обращает внимание всех любителей поэзии (пишущих стихи и читающих стихи) – на возможность её отсутствия даже в случае глубокого, правдивого, трогательного высказывания автора с соблюдением внешней формы, присущей поэзии и несмотря на возникающие в отзывчивом читателе вполне естественное сочувствие, даже благодарность автору.
Искренность, душевность, правдивость и трогательность как пишущего, так и читающего – необходимое, но не достаточное условие для образования поэзии.
Ходасевич предлагает всем, вроде бы уже давным-давно любящим и знающим поэзию людям, всё-таки уточнить для себя самих суть или сущность поэзии и ни в коем случае не ограничиваться красивым, но туманным определением поэзии, типа фразы Жуковского: «Поэзия есть Бог в святых мечтах земли».
«В прекрасном по замыслу определении Жуковского поэзия испаряется в мечту и грозит ограничиться поэтической мечтательностью. Романтики слишком легко подменили поэзию порывом к ней и предпочитали ей самой её «туманный идеал». Такой взгляд на поэзию приводит к её смешению с ложной поэтичностью».
Поэзия же строго связана с воплощением её в слове.
Ходасевич обращает наше внимание на разницу между «сочувствием по человечеству» и «сочувствием художественным».
Без сочувствия художественного, то есть без узнавания и приятия читателем чисто художественных достоинств произведения – не возникают «поэтические отношения» между написавшим и прочитавшим. «Иными словами не возникает сама поэзия».
Поэт – это одарённый от бога человек, дар которого не ограничен его искренностью в желаниях, правдивостью в намерениях, трогательностью в отношении, природной наблюдательностью или даже глубиною знания жизни. Дар поэта – это дар ХУДОЖЕСТВЕННОСТИ, это способность не только к обольщению чем-либо, но главное – к воплощению задуманного и пережитого в слове.
Соответственно, поэзия, как процесс взаимодействия, это установление чисто литературной связи между написавшим и прочитывающим написанное. Значит, любить поэзию – это любить колдовское очарование Языка, это любить состояние заворожённости, охватывающее читающего всецело – не от того, что прочитал правдивое НАМЕРЕНИЕ, а от того, что стал участникам СЛОВА, то есть такого строя речи, который дух захватывает с помощью особых литературных приёмов, например – через необыкновенно созданную ЗВУКОПИСЬ СМЫСЛОВ, посредством чрезвычайно метких или точных сочетаний слов, а так же благодаря образному представлению – не столько и так известной читающему действительности, сколько неведомой, зарождающейся, брезжущей ДОСТОВЕРНОСТИ, по сути, РЕАЛЬНОСТИ СО ВСЕХ СТОРОН, или со стороны самих вещей, предметов, явлений, событий.
Читатель, искушённый в поэзии, а не в поэзии по намерению ценит предоставленную ему поэтом возможность как бы СВЕРХПРЕБЫВАНИЯ в мире : не правду, а правдоподобие, правдивый, но всё-таки вымысел, возможность как бы раствориться в происходящем, возможность расширить «происходящее» до невиданных высот или глубин, до не выданных абы кабы кому тайн!
Напомню вам сформулированные мною семь ключевых ценностей поэзии:
1. Не принадлежит прозе, не переводится в разряд прозы, не вариация прозы
2. Смысл поэзии звучит, то есть поэзия представлена звукосмыслами
3. Реализует в звукосмыслах целостное миропонимание поэта, не частный случай
4. Выражает, воплощает смысл, вместо желания или намерения его выразить
5. Развивает воображение образностью, а не коверкает его фигуральностью речи
6. Обладает оригинальностью в замысле и исполнении, вместо штампов и клише
7. Даёт достоверность, вместо действительности, правдоподобие, вместо правды
---------------------------------
И каждый из вас, при желании, самостоятельно может соотнести, например, собственное творчество с признаками или ценностями поэзии.
Итак, Ходасевич, по сути, во-первых, конкретизирует поэзию как таковую, то есть отделяет её от всевозможных форм выражения души вне литературы находящихся или от самых душевных порывов за пределами законов воздействия искусства, в том числе , искусства поэзии; далее, во-вторых, Ходасевич предлагает связать поэзию с воплощением её в слове, с явленным богатством Языка, которое включает не просто умиляющую исповедальностью, трогающую за душу в посыле словесность, но ДУХ ЗАХВАТЫВАЮЩУЮ СЛОВОМ, воплощённую в слове, завораживающую СЛОВОМ речь, не усечённую копию прозы, но уникальную в сжатой ёмкости самодостаточную и самостоятельную ЛИТЕРАТУРНУЮ ФОРМУ ВЛАДЕНИЯ ЯЗЫКОМ.