И е***и ее вшестером
На одной сумасшедшей вписке.
Там все сразу пошло кувырком.
Пальцы краша прильнули к киске,
И она не смогла устоять.
Алкоголь тоже здесь постарался.
Как в доступную позу не встать,
Если в ротик виски пробрался?
Граммов триста в ней было тогда.
И вдруг стало на многое пофиг.
Разомлела ее манда
От умелой и твердой плоти
Сердцееда главного на
Курсе. Ласки его овладели
Ее телом прекрасным сполна.
Захотел, чтоб ее отымели
Пять поспоривших с ним друзей,
Что ему не раздвинуть ей ноги.
С наслаждением смотрел теперь,
Как сочилась ****а недотроги,
Как сползал с приоткрытых губ
Слой густой спермы. Он с нею
В сексе был показательно груб,
А она лишь двигала шеей
В такт любого его толчка
И стонала животной страстью.
И как будто взгрустнула слегка,
Что так мало была во власти
Его цепких и сильных рук.
Пожалел он нагую бедняжку
И собрал вдоль кровати в круг
Одержимо смотрящих на ляжки.
Как доступна она была:
Оттопырена сочная попка.
Ряд шлепков и она поплыла.
Поднесли ей готовую стопку.
А затем стали мять везде
Гладить все, что самцам хотелось.
И в ее потекшей п**де
Похоть жутким огнем разгорелась.
И внезапно проникший член
Чуть смягчил зуд промежности влажной,
И рисунок возникших колен
Перед взглядом уже был не важен.
Ее ротик открылся сам.
За щекой оказалось тесно.
Ее драли и тут, и там.
Свод запретов с оргазмом треснул.
И крутить ее стали как стол.
С двух сторон загоняя скопом.
Меж парней вдруг прошел раскол -
Стоит пломбу срывать ли с жопы?
Лишь мычала в ответ на вопрос
С пятым членом во рту вакханка,
Содрогаясь и вкривь, и вкось
Раскаленной своей изнанкой.
Рассудили, что хочет анал
И долбить стали пальцем дырку.
От успеха опять привстал
У кента, совратившего Ирку.
Первым анус ее натянул,
Смачно смазав слюной и спермой,
Что с ее ягодиц смахнул.
А затем повторилась скверна.
И на третий настырный член
Ее попка стала рабочей.
Ее тело попало в плен.
Растекалась по бедрышкам конча.
И по глотке спускалась она,
Язычок ее слизывал вяло.
На второй час устала стонать,
Счет оргазмам своим потеряла.
И чужим надо тоже признать.
Все смешалось в луже под нею.
Называть ее стали «****ь»
И гордиться своей затеей.
Но давалка даже теперь -
Не хрипящая в складках атласа,
А трясущийся Рома Зверь,
Что-то мямлящий из Донбасса.