Жил на рубеже двух эр один философ – Филон Александрийский. Он считал, что все Писание – аллегория, то есть иносказание. Вот, к примеру, его толкование слов из книги Бытие 3: 21: «Кожаная одежда – это лишь символ настоящей кожи, то есть нашего тела; потому что Бог прежде всего создал интеллект и назвал его Адамом; после чего сотворил чувства, которые назвал Жизнью. И третьим, по необходимости, он создал тело, образно назвав его кожаной одеждой».
Подобные представления я встречала в «самодеятельной» поэзии. Отражение греческой философии есть и у корифеев, к примеру, в стихах Марины Цветаевой: тело тяготит душу, оно – темница, в которой томится дух, от которой, умерев, освобождается и обретает истинную, то есть загробную, жизнь: «Младенец мой, Как низко пал: Ты духом был – ты прахом стал»; «Широко расправьтесь, Крылья! В тину, в пену – как в парчу!»; «Пришла и знала одно: вокзал. Раскладываться не стоит»; «Понимаешь, что из тела Вон – хочу (В час тупящихся вежд Разве выступаем из одежд?) ... За потустороннюю границу: К Стиксу...». И как итог: «Не надо мне ни дыр Ушных, ни вещих глаз. На твой безумный мир Один ответ – отказ». Наверное, самоубийство – духовное или физическое – закономерный итог философии разделения души и тела, где морально совершенная душа томится в несовершенстве грешного тела...
Но у меня нет никаких кумиров в поэзии, а от любой философии я начинаю засыпать. Поэтому, не вдаваясь глубоко в размышления Филона, я считаю первые главы Библии никакой не аллегорией, а рассказом о реальных событиях, изложенных достоверно и лаконично. Ну, хоть, убейте, не могу я представить голый Интеллект, который общается с животными, и у которого есть ребра! Как и «заплату плоти» на его «бесплотности», ведь ясно сказано, что, вынув ребро, Бог закрыл это место ПЛОТЬЮ! Не могу представить и голую Жизнь, созданную из ребра и прячущую после грехопадения свою наготу под листьями инжира. Возможно, по Филону, животные, ребра, инжир – тоже чисто символические? Но так и до абсолютной нелепости можно дофилософствоваться...
Много лет назад я написала рассказ, в бесконечных моих переездах не сохранившийся: о молодоженах с разными представлениями о душе. Жена положила на могилку бабушки «поминальный хлеб», а муж поинтересовался, каким образом душа, не имеющая пищеварительного тракта, этот хлебушек будет кушать? «Хлебушек птички расклюют, а для души важна сущность», - ответила жена. Муж честно попытался представить бесплотную душу, с аппетитом уплетающую «сущность» - и не смог. В диалоге этом я была на стороне скептически настроенного мужа... Не жалею об этом рассказе: он не был шедевром и не зря канул в вечность. С тех пор многое изменилось в моих взглядах, но в рассказы о бесплотных душах, вселяющихся в тела, я по-прежнему не верю. «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и СТАЛ ЧЕЛОВЕК ДУШОЮ ЖИВОЮ». Сам стал душой, а не душа вселилась. «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо ПРАХ ТЫ И В ПРАХ ВОЗВРАТИШЬСЯ». Не тело, отдельно от души, превратится в прах, а ты сам: из души живой станешь душой мертвой и исчезнешь навсегда...
Разумеется, это не единственная перспектива для человека. Если найти свое место в замысле Бога и не предать его, можно стать и душой вечной, даже с человеческим телом, в котором Бог как источник жизни, может вечно ее поддерживать.
Сообщение о «кожаной одежде» мне говорит только об одном: о любви Создателя к людям. Ведь даже наказав – вполне закономерно – Адама и Еву изгнанием из Эдемского сада, Бог проявил к ним доброту, уважение, понимание их потребностей: защитил прочной – в отличие от листьев инжира – кожаной одеждой их чувства – от стыда, а тела – для жизни вне Эдема, на земле, где росли колючки...