Рок волком плыл в мозгах луны.
луна под воздухом ланит,
(с ней грива лавового неба
лениво плещет зноем грёз
под адом сада черных звёзд,
надежд пленящих и племён.)
отсвечивая плоть оконца,
выгуливает плоть вина.
и смерть в багрянцевой оправе
с венком полудня, знать, спешит.
подскакивает мрамор плит
под хрустом ватного изгнанья.
рука плывёт вином напрасным.
златая слизь — эпитет солнца —
пинает мяч по коридору.
как черный стон верёвки томной
асфальтовый рёв постоянства
сажает урожай бессонниц —
метафора луны.
она смела под секретер
радушный веер из цветов.
поёт избыточностью плот
и зелень ризы процветает. —
из мрамора ступни слышны —
сопрановая пена будней
плюёт на астронома судна:
в плетёный час на мысли — бал.
в ней пурпур хлопьев расцветает,
в ней голос рвёт осенний перст,
в ней глаз мешает тучу слёз,
соль топора — волос повес.
рассветных крыльев облученье
не взвизгивает в сонный час,
когда, под сребролукий вальс,
она кладёт на лоб унынье.
веревкой пахнет скользкий Хронос.
глумясь узорами, Луна —
ночной станок седого дна —
ей светит в плеч хрустальных волос.
и медно падают монеты —
их голос кличет красота.
не вглядываться в тишину!
и выкинуть браслет стыда!
в постели старого порядка
она рыдает в телефон,
и, плача радужным свинцом,
идёт лимонным беспорядком.
Снова.