Легкие пушинки, всплыв наискосок,
танцевали незатейливый вальсок.
Предзакатные нежаркие лучи
ткали солнечные нити как ткачи.
С танцовщицами прощаясь до утра,
освещали танец их прожектора.
А пушинки, накружившись тут сполна,
опускались утомленно у окна
на поверхность деревянного стола.
Ваза с краем из хрустального стекла
обнимала там ромашковый букет,
коего скромнее и чудесней нет.
Как прекрасен бесподобный хоровод,
на закате прославляющий восход!
Это было той вечернею порой,
в те мгновения, когда цветочный рой
бабочек к цветам стремился сквозь стекло,
хрупкое оно, но прочное смогло
удержать их, недоступностью маня.
Не было оно преградой для меня.
За стеклом, прозрачным как слеза,
я увидел карие глаза,
волосы в цвет ворона крыла…
И ромашки в отражении стекла.
Бело-желтое созвездие любви,
Ты зови к себе, пожалуйста, зови!
В эту комнату, похожую на сад,
мы вернемся. Как и много лет назад,
в вазе будет ждать ромашковый букет,
и пушинки, и окно, и теплый свет.