В округе ни одной булочной, зато круглосуточных супермаркетов целых три.
На оборотной стороне полуночи — никогда не спящая 42-я стрит.
С хрустом ломаешь французский багет, на кончиках пальцев желание вывести из равновесия
устойчивый к вторжению дилетантов солидный "Стейнвей".
На кураже вызвались что-нибудь такое на пару сбацать,
что-нибудь отвязное, и показать им всем, каких мы кровей!
И побежали, ломая сопротивление клавиш,
то обгоняя друг друга, то бок о бок, голова к голове,
от Манхэттена до Мексиканской границы и дальше.
Пока не затерялись в долгих лабиринтах фавел, пропахших дынями и вяленой рыбой, — можно купить с тележек на каждом углу.
Торговки шумно делили между собой прибыль
от продажи покоцанных канталуп.
Это было похоже на босанову — то, как ты кромсал
дыни складным ножом вне всяких канонов разрезания дынь.
Дождь, ослеплённый горячим солнцем, начинался снова и снова,
не попадая в сильные доли и не жалея воды.
Забыв про футбол, нагуталиненные дети, как заведённые, высверливали острыми пятками лунки в дорожной грязи.
Казалось, слаще тех переспелых дынь нет ничего на свете.
Пока мы ели, кто-то из бака слил бензин.
— Это по-нашему, по-бразильски, —
Христос-искупитель развёл руками, поспешно прячась за облака...
Хозяин бара с кривой усмешкой сдул несуществующую пыль с проигранной бутылки виски:
"Стейнвей" придётся настраивать, наверняка...
Клаксоны натужно дерут пьяные глотки — нас не догонят! —
по-бабьи срываясь с кричащих верхов до псевдонизов.
Сквозь океан огней, к вискам приставив ладони, вглядываюсь в изодранный небоскрёбами горизонт.
Илл.: F. Medeiros — Brazil