Идти по ложной тропе в аромате звезд
Мышиного сердца не хватает на стук.
Проглядная тьма — секрет, увильнувший с губ,
Silence of rocks, tranquility of truth,
Тушат её искры с твоих волос,
Будто она маленькое зерно.
Я понимаю эту границу чувств,
Я впервые за тысячу снов не мерзла.
Точно так же лакомо тлела в них,
Как оса в открытом стакане мёда,
В теплых водах Ледовитый плавник,
Пара глаз, уткнувшихся прямо в космос.
Чтобы тебя рисовать, я использую кисть,
Самую нежную кисть, самый плотный холст:
Ни разорвать его, ни разрубить.
Я желаю помнить твое лицо.
Нету обратных троп, позади волна
Позабыла заводь ползущей зыбью,
Ласково опустила мокрый закат,
Растворила шихан ледяной пустыни,
Как огнекрылый скат.
Я хочу сказать,
Но не хочу использовать языки.
Те, что горят — те, что не говорят:
Ладан Авроры в прикосновении рук,
Тихий звук херувимовых крыл —
God’s asleep and everything is muted,
Rocks are silent as the ocean’s redeemed,
Plots are broken, feathers are back to birds,
Изо рта выходит фигурный дым.
Я не хочу полагаться на голос,
Чувство, оказавшееся взаперти.
Я цепляюсь за образы и живу
Их нереальные жизни и траектории,
Например, замуровываюсь в звезду
И стекаю с неба в литое море.
Вот бы быть сережкой в пиратском ухе,
Я бы собрала все жизни в одну:
Танго кораблиным ползла по дну,
И в паруса ловила морские духи.
Молча, как запаянный изумруд,
Карабинами скрежетая звуки.
Ночь нежна — она не читала книг,
Не провожала поезд, за ним не шла,
Не сходила с путей его, и назад
Не возвращалась, упираясь в тупик;
Ночь учила нас примыкать к земле,
Чувствовать запах дикий и постоянный,
Видеть разноцветных жуков и змей
На своем искомканном одеяле.
Ночь учила нас закрывать глаза,
Слушать приближающихся акул:
То, о чем они не говорят,
Эдельвейсы собирают в росу.
Так по звездному запаху, stumbled into
Favourite chance, stumbled across the night,
Сердце мышиное прячется в серединке
И забывает дышать.