«Эй, утопленники-полюбовники!
Выплывайте поскорей из глаз возлюбленных.
Перестаньте там с русалками сказочными,
миражами иномирья дремучего
хороводы водить да скулить не по-нашенскому:
"I love you, I love you!"
Возвращайтесь, родненькие, в сторонушку земную.
Конфеты детишкам-шалунишкам не куплены.
Котлеты ждут, когда же богатыри русские
фарш для них накрутят, мясо нарубят.
Марш домой! Долго вас ждать ещё?» —
говорили Василисы Прекрасные,
говорили Василисы Премудрые.
Да богатыри так и остались стоять
со ртами открытыми да глазами стеклянными.
Заколдовала их ведьма вредная,
в болотах дальних, в избушке большой живущая.
Музой-Обузой зовётся, но не откликается.
Сама приходит к добрым молодцам
да нашёптывает метафоры протухшие.
А бывает и того хуже — заковыристые,
как занозы в жаркий полдень.
Сядешь на такую метафору и вскочешь,
будто со сковородки раскалённой.
Но одна из Василис всё же стукнула черпаком крепко
муженька своего заколдованного,
Ивана-дуралея, по гороскопу — Водолея.
Выплыл, родненький, на родину-матушку, сухую земелюшку.
Очухался от зловония тропов протухших.
Говорит Василиса Иванушке:
«Камушком катись по полям, по тропинкам лесным
на север дальний к топям вонючим.
Найди ведьму проклятую да расколдуй других богатырей поскорей».
Отправился Иван-болван в путь-дороженьку.
Добрался до болота ведьминого,
туманами укрытого да камышами заросшего.
Туман стелется, плывёт, образы закрывает.
Избушку с трудом увидать удалось.
Из неё дым валит, да едкий такой.
Зажал нос Иванушка и вошёл в двери.
Говорит сидящей там Музе-Обузе гнусаво:
«Сдавайся, ведьма старая, я всё про тебя знаю!
Не обманешь меня софизмами западными,
не заговоришь зубы тропами вычурными». —
«Да разожми ты нос, сынок.
В хате-то у меня не воняет.
Что, я по-твоему саму себя травить-то буду?
Дурой отнюдь не была.
Мне лет шесть тыщ, я Сократа с Аристотелем помню.
Боролись, бородачи, с софизмами,
боролись, да сами в них и утонули.
С чем пожаловал, милок, в уголок-то мой родной?» —
«А ну, расколдуй богатырей быстро, старуха!» —
«Да не держу я их никакими заклятьями.
В клетке словесной сами с усами оказались.
Я им шепнула малость на ушко,
а они вороху наворотили, огород нагородили.
Туман-то мой к себе запустили — вот и окосели.
Вот что, Ванюша, дунь-ка ты ветром северным
на образы неясные — и туман рассеется.
Всю красоту Музину сразу увидишь».
Дунул Иван раз, дунул два. И видит:
нет ни Музы-Обузы, ни избушки, ни болота.
А стоит перед ним жена-красавица
и приговаривает: «Очнулся наконец-то!»