ОРЛОВСКИЙ ПСКОВИЧ
Писатель Александр Александрович Бологов и поэтесса Татьяна Гореликова в 2009 году провели литературный вечер в библиотеке им. Семевского в Великих Луках. Андрей Канавщиков ещё до встречи мне говорил: "Эти советские писатели очень крепкие, ты не смотри, что сейчас о них молчат, а на слуху все эти либеральные имена. У советских кругозор шире, они понимают и то, и другое".
Советские писатели представлялись мне исключительно соцреалистами, пишущими по заказу партии – то есть неинтересно и мало художественно. Это мнение, я считаю, в общем-то навязывалось в медиа-пространстве с большим успехом, концентрируя внимание на недостатках и замалчивая достоинства. Различные «новые реалисты» в современной литературе пишут, по-моему, ещё более неинтересно и часто вовсе не художественно, превращая прозу в пародию на журналистскую статью или очерк. Об этом мы нередко говорили и сошлись во мнении, что качество литературы не растёт, а напротив падает и этим отталкивает читателя.
В том же 2009 году зародился наш совместный литературный проект - альманах «Из Варяг в Греки», в котором организаторами мы выступили втроём: поэт и прозаик Александр Юринов, поэт и писатель, журналист и публицист, председатель творческой группы «Рубеж» Андрей Канавщиков. Мы подыскивали название, именно Андрей Канавщиков сказал: «Из Варяг в Греки» - и возразить было нечего! Название в точку. В дальнейшем, с третьего выпуска, он делал этот альманах самостоятельно. Я в это время учился в Литинституте заочно, на семинаре поэзии Владимира Ивановича Фирсова. Литературная жизнь у нас кипела, и альманах был в самой гуще этого движения; приезд Бологова был очень важен в русле разговоров и размышлений, а порой и споров о современной литературе. В институте преподавали «современку» в какой-то мере навязывая нам авторитет тех авторов, с чьим главенством не только мне не легко было согласиться. Например, Саша Соколов, Венедикт Ерофеев, или поэты «Московского Времени». Их ставили во главе течений как фигуры, признавая «законодателями мод», лидерами и ориентирами. При всём уважении к этим авторам подобная политика «Современной истории литературы» мне представлялась не верной и ошибочной. Таковой представляется и сейчас.
На удивление, незадолго до встречи, мне на работе случайно попала в руки книга Бологова, и я её читал в перерывах. Более полное, осмысленное прочтение состоялось позже. Простые люди были героями повестей и рассказов, часто женщины, разных профессий, но конечно узнаваемо советские. События повествования разворачивались в обычной жизни, и никаких признаков давления цензуры я там не обнаружил. Чтение оставило у меня очень хорошее впечатление мне представились люди со своими мыслями и чаяниями, и осталось чувство правдивости и точности отображения временного пласта жизни.
Бологову в то время было семьдесят семь, но это я узнал гораздо позже, мне казалось ему где-то около шестидесяти. Ясный открытый взгляд, острый интересный разговор, он не только мог поддерживать, но часто сам заводил его легко ориентируясь в любой теме. Бологов в разговоре совсем не использовал ненормативную лексику и, когда зашла речь об этом, рассказал притчу о казаках на войне. Пуля не брала казака, пока он не начинал ругаться.
Сквозной связующей темой была литература, я сказал что-то по поводу того, что писателей и поэтов полный интернет, что это лёгкий труд: инструментов всего ручка да бумага, здоровье крепкое особо и не нужно, достаточно умной головы, банальной образованности и усидчивости.
- Я за интернет! – сказал Бологов, - это очень хорошо, что каждый легко может опубликоваться, для развития литературы и просто для пишущего человека, это большой плюс! Якобы лёгкий труд? Вовсе нет, трудностей достаточно и нужна хорошая физическая подготовка, иначе как сердце выдержит, пропуская через себя множество других жизней? Надо всё прочувствовать, побыть на месте героев хоть недолгое время!
Узнав, что я учусь в Литинституте, он спросил меня о Сергее Николаевиче Есине, и рассказал о встречах с ним, как я понял, они были хорошо знакомы. Когда я сказал что учусь на семинаре поэзии Владимира Фирсова, Бологов как-то более внимательно на меня посмотрел: Фирсов довольно известный советский поэт, автор стихов песни к телефильму «Вечный Зов». Ярким примером может служить и «Звёздная Песня Неба» победитель конкурса «Песни Года-77»
Бологов оставлял впечатление человека энергичного неутомимого и быстрого, каким и был, зная его обширные интересы и знакомства, общественную жизнь, на это требовалось немало сил. Росту он был не большого, но его энергичность увеличивала рост. Он рассказывал о своей военно-морской службе. Рига, Ленинград, Мурманск, Псков, военное детство в Орле. Занятия боксом и работа учителем в школе. В боксе, Александр Александрович выиграл юношеское первенство Ленинградской области, и молодёжное первенство «Водник», уступив в финале чемпионата Ленинграда, до 63.5 кг мастеру спорта.
Его становление как писателя именно в Пскове и состоялось, а первая значительная, судьбоносная публикация в журнале «Юность» в Москве. Он увлекательно рассказывал, как с осторожностью ехал в Псков с гонораром в несколько зарплат, который в итоге потратил на картины. Жизненные и писательские истории тесно переплелись в его рассказах.
После мне доводилось видеться с Бологовым на литературных вечерах в Пскове. Бологов отличался ровной осанкой и открытым взглядом, как человек другой эпохи принявший теперешнее время с любопытством, а не отрицанием. Всегда был хорошо одет, казался в постоянном движении, даже в спокойной обстановке. Открытый, но выискивающий взгляд, словно в поиске ростка которому надо помочь или хотя бы заметить, ростка может быть мысли или идеи.
Осенью 2010 года в Пскове состоялся вечер великолукских поэтов с участием Бологова. Андрей Канавщиков пригласил меня как участника группы «Рубеж». Выступали так же Татьяна Лапко и Александр Рябихин. Энергичный журналист задавал провокационные вопросы Канавщикову, Бологов не ожидал такой атаки: помню его переводящего взгляд с Андрея на человека, задающего вопросы, и выступление в попытке взять ситуацию под контроль, что в итоге всё же удалось. Бологов решительно выступил в защиту Канавщикова и сказал, что творчество Андрея очень ценит и считает его одним из лучших современных литераторов не только Псковской области, но и всей России.
После этого вечера Бологов пригласил нас к себе домой. Его жена приветливо нас встретила, мы читали свои стихи, пели под гитару, и оказалось, что Бологов знает и ценит русский рок.
- Я вообще-то тоже начинал со стихов, - сказал Александр Александрович и прочитал нам что-то из своего.
Когда следующей осенью Бологов пригласил меня на историческую конференцию по вопросам памятников, я с радостью согласился и счёл это за честь. Но так вышло, что в тот день начался рабочий аврал, когда сроки поджимают, и не знаешь за что браться. Но я всё же вырвался, пришёл, мы встретились возле главной областной библиотеки, сказал ему, что сейчас очень много работы, и находиться на собрании, где обсуждается то, в чём я мало понимаю, наверное, не имеет смысла. Он улыбнулся, пристально посмотрел на меня, мы попрощались, договорившись поддерживать связь. Я пошёл на автобусную остановку, чтобы ехать в Любятово, а Бологов вошёл в здание библиотеки. Тогда я не знал, что мы виделись в последний раз. Было начало осени одиннадцатого года, стояла серая, но ещё тёплая погода.