(начало повести «Катя и Хозяйка Медной Горы» в
http://stihi.ru/2023/08/22/2546
«1. Катюша отдалась глухой тайге»)
[на заставке акварель автора «Лицо Хозяйки Медной Горы»]
К кому-то даром сердце привяжи –
гляди, чтобы не стало мягче ваты.
Красивы васильки-цветы во ржи?
Поскольку соблазнители свежи,
наставники бывают староваты.
Всегда больнее падать вниз с вершин…
На сердце камень, внешне – вид бравады?
Здоров ли тот, кто сам себя снёс в ад бы?!
Для Счастья маловато только лишь
венчания и сыгранной днём свадьбы.
Не перед каждым сердце оголишь,
но всякий раз кумир Душе под стать был.
Эх, кабы, женским чаяньям верны,
у Счастья были годы, а не дни!
Но Время, пролетев, неумолимо
приносит неприятности одни.
Насколько сердце девичье ранимо?
Кто с драмой Кати нынче не знаком?
Семейственность прошла порожняком.
Нет брачной ночи – со слезами зорька…
Нещадно, дико с мужем-женихом
(соломенной вдовой пожить изволь-ка)
Рок Катю разлучил в году лихом.
Когда во сне царит истома, горько
одной проснуться утром – в горле ком.
Не свадебный пирог – сухая корка…
Боль Душу захватила целиком.
…Катюше каждый раз из дома горка
загадочной глядится. Дикий склон…
…Уступит табаку во всём махорка.
Душа с махорки злей, но помелом
злой дух разгоним, а слезу смигнём…
Душа бедняжки Кати – не каморка.
К добру открыта под любым углом…
...За молнией упал на дебри гром...
...Где плавно, где вприпрыжку, где бегом
шла Катя по росе, в бурьяне мокла.
Каков в тайге уральской Рубикон
у девушки, бредущей одиноко
с утра в лесу от дома далеко?
КТО поминает, коль икоты много
спросонок, а врачует – в лес дорога?
Зачем и кем девичий дух влеком?
Чем даже лес незримо был растроган?!
Что под вопросом тут: жизнь или честь?
Для путницы густой дремучий лес
пикантен не гнетущим впечатленьем,
а тем, что под ногами с вожделеньем
приглядывалась девушка к каменьям.
Расслабленность по-девичьи в плечах,
при этом сила гибкая в кистях.
В косе девичьей масса русой гривы.
Котомка за плечами, мягкий шаг,
но зоркий взор и твёрд, и не пуглив был.
Движенье шустрой ящерки на миг
Катюшу отвлекло, но камень – скрыт он,
а всё же углядела! – малахитом
открылся ей отрадно, как приник
игриво к девке. Сердце быстрым ритмом
откликнулось на радость: «Повезло!
Не зря сюда рвалась с утра пораньше.
Ещё не вечер – будет ремесло
теперь с большим прибытком. Радо нашей
удаче сердце милого без слов.
Врут, лес дремуч, да я не легковерна.
Просил молиться батюшка Игнат
в тайге всерьёз, да мне и так не скверно.
Глазами повела я вбок и – глядь –
мой венчанный привиделся мгновенно.
Эх, кабы тишь да без мороки гладь…
Данилушкина душенька наверно
всё видит да и чувствует безмерно,
как хочется секреты перенять
мне в том, чему едва ль научит мать»...
Скале Катюша кланялась манерно…
Пред этим местом голову склони,
но вовсе не за шишками у кедра.
Отдельным бастионом горб скалы
в лес вклинился, калился солнцем щедро.
Стволы дубов – всего лишь из коры –
вблизи уподоблялись камню тщетно,
но тоже величавы были: зри,
мол, Катя, перед нами ты – букашка!
Ну, ладно, мол, ходи – тебе поблажка…
…На солнце изумрудная – в лучах –
не то, что малахитовая бляшка –
спускалась юрко ящерка. В глазах
её такое!.. Видела бы Катя!
Но девушка возилась под скалой…
…Сама себе ватага иль бригада,
она себя на муки обрекла да
жила с приёмным свёкром той порой.
Сильней обиды совести уколы…
Кто нынче Катя? Брошенка? Вдова?
Иль, всё-таки, ни то и ни другое?
Сама себе на волю отдана,
подпёрла ремеслом опору в го'ре…
Как тяжко бы ей не было – ком в горле –
а душу ни пред кем не оголит
она, живя ни бедно, ни богато…
…Вблизи Змеиной Горки малахит
не в первый раз в лесу искала Катя.
Лесным находкам кланяться – каприз
сомнительный. Упорство сверх терпенья!
Однажды, подобрав заветный приз,
Катюша разогнуться не успела,
как строгий женский голос не из тела,
а словно бы идущий из скалы
ещё сильнее девушку склонил
неведомой, не женской даже, волей.
Внушительный, отчасти удивлённый,
незримый голос вовсе не был мил:
– С тобой ни миловаться, ни браниться
мне недосуг! Что, нравится узор?
Бери да ведай: тут МОЯ граница! –
(Катюша, исподлобья бросив взор
навстречу вверх, спешила распрямиться). –
Чинить мне то ль разборки, то ли суд!
Что ни ходок по землям, то несун!
Нет, чтоб уйти с пустыми-то руками!..
…Что делаешь в моём ты тут лесу?!
Давно тебя серьёзно не ругали?!
Я с пришлыми сурова, ибо зла!
Но ты ещё мою не знаешь ярость…
Там, где намедни ящерка ползла
(в кокошнике, как Кате показалось),
сверкая изумрудом без числа,
теперь стояла грозно-величаво
боярыня из старых сказов. Чары
реальные, однако, от неё
почувствовала Катя – оттенён
был жгучий взор похожими на сон
гирляндами огромных самоцветов.
«А рост у незнакомки, что твой лось!..
Сейчас сюда бы знатоков-эстетов»! –
в мозгах у Кати мигом пронеслось…
Во взоре незнакомки будто злость,
но смесь высокомерия с лукавством,
что Кате разгадать не вдруг пришлось,
для юной Кати стала тем лекарством,
что ужас заглушило в ней поврозь
со скромностью девичьей не напрасно.
Зажавши камень – не из растерях –
от полной неожиданности страх
почувствовала Катя непривычный,
но тут защекотало вдруг в ноздрях.
Чихнув, она ответила цинично:
– А вот я не спросила никого!
Для всех закон у Бога вековой.
Закон, седою бородой обросший.
Земля ничья! Хожу по воле Божьей!
Что со звериной, что с людскою рожей,
ходи, своё заветное ищи,
гуляй, где хошь! Найдёшь – твоя удача.
Так Бог нам завещал. Не верещи!
Я малахит нашла вот, не иначе,
ещё найду красивей и богаче.
– Я думала, что ты лукава лишь.
А тут ещё и алчность есть в девчонке!
– Брожу в твоих владеньях, говоришь?
Хожу, покуда пусто вот в котомке!
– Да знаешь ли, кому сейчас дерзишь?! –
взметнулись кверху брови незнакомки. –
По виду своему ты – вроде мышь,
а глянула, как Божья мать с иконки.
Ну, будешь ты с прибытком. Протяни ж
котомку мне свою – её до кромки
наполню малахитом и ступай,
пока не рассердилась впрямь я нынче!
Могла б и сверх, да не по росту пай.
– Да вижу я, кто ты в таком обличье!
Меня богатством зря не подкупай!
Не надо ни богатства мне, ни чуда
иного – я не падкая на блажь!..
А вот и не уйду совсем отсюда,
пока мне добровольно не отдашь
Данилу моего – войду я в раж,
поймёшь, что я – жена, а не Иуда!..
В изменах и Данила не мастак!
Не резал по живому! В образцах
его творений виден не простак,
но и не демон… Свадьба – не минута.
Я знала, муж мой – тоже не Иуда…
Сердца людей – не камешки в пластах.
Порою жарче пламени в кострах!
Желанье тут ходить я не смирю… да
ненужно мне камней... и на растяг
терпенье не испытывай моё ты!
Коль камни у тебя не самолёты,
то, даже соревнуясь в скоростях,
в котомку не влетят своей охотой!
Мой дух девичий – тоже не простак!..
Какой бескомпромиссный был размах!
Заветный малахит заброшен в чащу.
В распахнутых Катюшиных глазах
решимость непреклонная с кричащей
отчаянностью – сильной воли знак.
Красотка в самоцветах улыбнулась:
– А ты передо мною не прогнулась
и даже не польстилась на товар.
К тебе бы применила не одну власть,
верней, не только власть, но и мой дар
быть щедрой с теми, кто ещё не стар,
но мудрость проявляет очевидно…
Горсть яхонтов возьми, но перестань
надеяться, что стану я фригидно
взирать, как ты за мужем прёшь в мой стан!
– Он – венчанный мой муж! На свадьбе нашей
гуляли всем посёлком! Мне ль забыть!
Зачем он у тебя?! Своим ли маршем
тебя сыскал он?! Твой неведом быт…
– Он мастер, а не просто следопыт.
Ко мне Данила прямо аж со свадьбы
явился добровольно сам не свой –
вот как хотел увидеться со мной!
Учти, что у меня тут нет усадьбы.
В горЕ мои владенья под землёй.
Всей трепетной душой Данила-мастер
на мой воззрился каменный цветок,
молился чуду самоцветной масти,
себя не помня в этой новой страсти.
За каждой жилкой каждый завиток
рассматривал – глаза огнём горели.
На жительство ко мне просился сам.
Без разницы: в остроге ли, в горе ли,
под стук зубила иль под птичьи трели,
свой новый труд причислить к чудесам…
– А мне твои подробности не к месту!
Ты мне сюда Данилу подавай!
– Всё строишь из себя его невесту?
Чего ему в посёлке?.. Он не бездарь.
– Жену! А у тебя тут будто б рай…
Данила – мой и только мой! Родимый!
– Но в жительстве и творчестве внимать
он вольно мне привык! Необратимо!
Душа Данилы-мастера ранима,
а я ему – наставница и мать.
Пшла с миром прочь! Тогда с тобой мы квиты.
Ты дерзкая, но смертная, заметь!
С тобою мне не будет волокиты.
И проще подкупить тебя за медь
в монетах… или – на вот – малахиты!
Беги, не то в лице твоём окрас
вольна я уподобить малахиту!
– Иди сама ты, ибо не указ
никто мне, даже муж! Я только с виду
проста, зато на всё имею глаз
и вижу, что не очень-то грозна ты!
Сама сыщу ходы да перелаз
к Данилушке, с которым мы разняты
твоими всюду кознями! Три враз
молитвы сотворю – просить пощады
сама захочешь! Или, матерясь,
умчишь, как все дурные супостаты
бегут, питая к Богу неприязнь!
– Мой гость Данила-мастер – парень статный,
а ты-то предо мной – козявка, грязь!
– В чём истина твоей жестокой власти
над мастером наивным? Он, поди,
опомнился у демона-то в пасти,
а ты его стращаешь: оплати,
мол, счастье злого духа во плоти!
– Безумно позабыла, бедолага,
с кем яростную склоку начала,
когда тебе прижухнуться во благо!
Лети, пока есть шанс! Иначе зла
сама себе накличешь, кроха-птаха!
В чём истина? Нет у зерна числа!
Твой муж служить мне будет беззаветно!
Другая будет у тебя семья, –
(у Кати под ногами чуть заметно,
потом сильнее дрогнула земля). –
Ты смертна всё же, очень даже смертна!
Тут нету для души твоей жилья!
Примечание:
Лаванда – символ любви.
(продолжение в http://stihi.ru/2023/08/25/4857)