Помяните меня божьей милостью!
Из пространства серебряных лет -
в белом саване, вольною дивностью,
перепачканный кровью да известью,-
появлюсь я, чтоб выключить свет
в каждом доме, где помнят - не слушая,
показуху скрипичных ключей.
Доводя себя до простодушия.
А ещё, эта бодрость минувшая
девяти уголовных статей:
проросла премиальными дачами,
утонула в фруктовых садах...
Будут долго рождаться незрячими
наши дети - с руками горячими,
на условленных прежде местах.
Будут долго - вне веры, вне радости...
И никто не поймёт, что во мне
вовсе нет предусмотренной гадости,
кроме как-то проявленной слабости:
улыбаясь сидеть на коне,
пробуждая словами мятежными
пол-Европы. Ведь я не хочу,
чтобы люди прослыли невеждами.
Лучше, пусть колосятся надеждами
их сердца в день, когда замолчу.