Мы не заметили, как наступил вечер – прекрасный и казалось, неповторимый; всё ещё пели соловьи, пахло свежей листвой, пряными травами и прохладой. Мы пили чай с настоями трав и рассуждали о счастье – бывает ли оно в жизни каждого человека: когда, зачем и отчего…..
- Вот ты, Дин, собрался, было, в Америку – наверное, в поисках счастья – разве здесь его, для тебя не существовало? – и Дина поглядела на него так, как мать смотрит на провинившегося сына, - а может, ты его плохо искал, или совсем не искал – думал - там ты его получишь сразу, по приезду?
- Я искал его в своей голове – а оно, такое, моё - оказалось никому не нужно, все только и заняты тем, чтобы влиться в «мейнстрим», порою, даже не понимая – годны ли они для него – но всё равно – лезут и лезут туда…лишь бы быть в этой толпе, да ещё и смотрят, чтобы толпа эта была понаряднее, помоднее и денежнее… - горячо и возбужденно начал оправдываться Дин.
Один кашлянул в кулак и начал говорить, всё более вовлекаясь в затронутую, Диной, тему:
- Позвольте и мне высказать свою точку зрения на природу счастья – я много раз думал по этому поводу и пришел к выводу, что счастье можно обрести только в пути – двигаясь к цели….
- Да брось ты, Один! – пытаясь усилить свое противление только что высказанной идее Одина, - Дин даже обреченно махнул рукой, - а разве Обломов куда-то шел? – а ведь, кажется, был счастлив.
- Вот именно – кажется! – и Один тоже начал возбужденно жестикулировать руками, - ты, Дин, не путай счастье с сибаритством…. Но, Дин и не думал сдаваться:
- А что! Гончаров и сам был сибаритом: любил безмятежный покой, рождающий творчество; и у Ландау, кстати, любимым местом работы был диван……..
Дина, видя, что разговор, теряя сущность, тихо превращается в пикировку, грозящую потерять всякую вежливость, мягко, по- матерински развела спорящихся:
- Уважаемые коллеги, как же быстро вы умудрились потерять суть проблемы счастья! – и она покачала головой, - ай яй яй! Это надо же – суть заменили тезисом, выплеснули ребенка вместе с водой, даже не помыв его. Дорога может пролегать и через диван, и даже через кровать – вспомните Николая Островского, диктовавшего свой роман «Как закалялась сталь», прикованным к постели.
- Ну и какая была дорога у Обломова? – не унимался Дин, - может он что написал или может построил тот самый мост, который видел в своих снах?
- Ну, какой же ты, Дин, право, ещё ребёнок – разве можно путать литературный образ, с действительным человеком?
- И литературный образ тоже может быть списан с реального человека, - уже на так заносчиво парировал Дин.
- Да, естественно, литературный образ может быть списан, как с реального человека, так и быть собирательным – с нескольких. Только вот – какой это должен быть человек или эти люди!
- Они могут быть и отъявленные негодяи, между прочим, - вставил свою лепту в спор и Один.
- Всё дело в том, – в каком направлении будет «работать» отрицательный образ – и он тоже будет вести человека к счастью! – и Дина подняла указательный палец.
- Так уж, недоверчиво протянул Дин.
- Да, да – именно так! Всё будет зависеть от того, как будет вести себя читатель в жизни, знакомясь с литературным образом: действуя «по образу и подобию» или «вопреки», отталкиваясь от него, как от негодного для него – всё будет зависеть от того, к какой цели будет стремиться он сам.
Разговор затянулся и Дина решила углубиться в историю XIX века:
- К роману «Обломов», Гончаров подступал целых 6 лет – это его второй роман, после «Обыкновенной истории», но именно этот роман и создал тот самый важный для общества, литературный образ, направленный на то, чтобы попытаться склонить людей того времени действовать «вопреки» образу жизни, который вел Обломов, и который был характерен для многих, даже воспитанных и образованных людей России.
- Что же, Гончаров, будучи сам сибаритом, критиковал самого себя, - уже возмущенно вспыхнул Дин?!
Совсем не так – для этого надо знать биографию Гончарова, - и Дина, вызывая некоторое удивление и смущение присутствующих, воспроизвела некоторые факты:
Иван Александрович Гончаров — русский писатель и литературный критик. Член-корреспондент Петербургской академии наук по разряду русского языка и словесности, Действительный cтатский cоветник. А это, братья мои, как-никак гражданский чин 4-го класса Табели о рангах (из 14, учрежденных Петром), давал право на потомственное дворянство. Соответствовал чину генерал-майора в армии, вот так! И прожил он вдвое больше Обломова – 79 лет. Что вы на это скажете?
- Зато Илья Ильич жил как хотел и может, был своей жизнью доволен даже больше, чем сам Иван Александрович, а возможно, даже и был более счастлив, чем автор, создавший его.
- Вот мы и приблизились вплотную к самому СЧАСТЬЮ, - веско и неумолимо констатировала Дина.
Вольно или невольно, разговор о счастье приближался к апогею – первым нарушил задумчивое молчание, Один:
- Ну, наверное, все знают трактовку счастья, которую дал герой Лескова: «Человек создан для счастья, как птица, для полета».
- Да, это написал ногою, рожденный безруким, мальчик, - спокойно констатировала Дина – и что? А другой герой того же Лескова, в повести «Очарованный странник» - был на удивление красив и здоров, и как только не пытала его жизнь – но, он был, тем не менее, очарован ею. Но был ли он счастлив – вот в чем вопрос.
- Дина Ивановна! – тут не выдержал уже Один, - не заводите рака за камень, выскажете уже напрямую, - как именно Вы представляете Счастье – в чем именно оно состоит.
Вопрос повис в воздухе и требовал ответа. Но, Дина, хотя и выдержав некоторую паузу, спокойно ответствовала:
- Счастье, друзья мои, возможно только в пути – и в этом я твердо убеждена. Впрочем, как и Один, уже высказавший эту мысль, несколько ранее.
- Ну вот! – протянул недовольно Дин, - опять всё возвращается на круги своя. Мне даже почудилось, что я опять на уроке литературы, а на доске 3 темы для сочинения и одна из них – вольная: «Счастье трудных дорог». Это ли не завлекаловка для ещё незрелых душ – в тайгу их, на стройку, на целину…… Именно там они и обретут настоящее счастье! Вы, Дина, именно это имели в виду – вы же не школьная училка по литературе.
- И это тоже, как и многое другое – просто надо понимать что такое «трудная дорога» - поэт Эдуард Асадов понимал это так:
Прихлынет тоска или попросту скука
Однажды присядет к тебе на порог,
Ты знай, что на свете есть славная штука -
Романтика дальних и трудных дорог.
Мешать им не надо. Успеха не будет.
Ведь счастье их - ветры борьбы и тревог.
Такие уж это крылатые люди -
Романтики дальних и трудных дорог!
Романтики свое счастье находят своё счастье именно так….
- А Обломов находил его в своем образе жизни, - опять встрепенулся Дин, - какое же право мы имеем его судить – нет, надо обязательно вложить его в «Прокрустово ложе» - чтобы был таким как все, разве я не прав?
Ну, отчего же – можно и так быть счастливым, алкоголики, наркоманы, преступники…. тоже счастливы по-своему. Только, ведь, их путь – тупиковый – разве для этого рождается человек? Разве может общество быть здоровым и счастливым, когда каждый его человек идет в тупик. И потом, - тут Дина надолго задумалась, - в принципе, у каждого человека свой путь – он его может знать или не знать, кто-то выбирает легкий путь, а кто-то – тяжелый – и тот, и другой могут оказаться тупиковыми, с напрасной тратой сил и времени. Кроме того. даже у одного человека, в разные периоды его жизни. Пути могут меняться и довольно круто и кардинально. От того. какой путь идет человек, а тем более, когда он его прошел – можно сказать – какой это человек. Путь не только строит человека, но и даёт ему ощущение счастья – которое, естественно, зависит от правильности пути. Путь, приносящий счастье одному, вовсе не гарантирует, что тоже принесет счастье другому. Чтобы быть счастливым – надо идти к своей цели, - и она засмеялась, поглядев, на Дина, - можно и отдыхая правильно и полезно – тоже двигаться к цели.
Тут Дин не сдержался и выпалил: - Как то все это туманно и довольно общо – куда идти, зачем, к какой именно цели, в чем именно, а любовь – это цель?
- Любовь – это тоже цель и причем очень важная и трудная. Вообще, цель может образоваться на любом поприще: дома, на работе, в творчестве, в любви – счастливым можно быть повсюду, но только при одном условии – ЧТО ТЫ ИДЕШЬ. Вторым условием, причем, не менее, а даже более важным, является то, ЧТО ТЫ ПРИБЛИЖАЕШЬСЯ К ЦЕЛИ, хотя бы на йоту, на маленький шажок.
- А что это должна быть за цель? - заинтересовался Дин.
- В принципе – любая, но важная для тебя, и не только.
- Сейчас на первом плане только деньги, - вяло откликнулся Один, а к ним квартира, машина, дача – иных целей я не вижу.
- Что ж, и такое важно для человека, в особенности, для человека семейного – быт и достаток должны присутствовать, но, только не быть конечной целью.
- Обломову и таким как он – все это достается уже по рождению – зачем им ещё куда-то идти? – уныло протянул Дин.
- Но, ты же, зачем-то собрался в Америку?
- Просто там это всё легче заработать, к тому же там нужны мои знания и мозги.
- Счастье можно обрести в любом месте и в любом деле, надо только помнить, что важен результат – повседневный, хотя бы совсем маленький, но приближающий тебя к цели.
- А если цель окажется пустышкой, а потом опять и опять – и будешь мыкаться всю жизнь; надо же знать свою правильную цель, - опять уныло зарядил Дин.
- Между ощущением счастья и правильностью выбранной цели существует как бы тождественная зависимость – что значительно упрощает задачу поиска и движения:
ПРАВИЛЬНАЯ ЦЕЛЬ, ПРИ ДВИЖЕНИИ К НЕЙ, НЕ ТОЛЬКО ДОБАВЛЯЕТ СИЛ И ДАЕТ ОЩУЩЕНИЕ СЧАСТЬЯ. И НАБОРОТ – когда вы счастливы все более и более, с каждым шагом к цели – цель верна, она для вас и по силам вам.
- Ага, а потом в один прекрасный момент всё начнет рушиться и разваливаться, - Дин казался неумолим в своём пессимизме. -Я даже знаю, что вы сейчас скажете: Начни сначала, хорошо подумав – где ты мог ошибиться.
- Увы, это удел почти каждого нетворческого человека, - ничуть не смущаясь, продолжила Дина, - может оттого многие и боятся жить, предпочитая синицу в руке, журавлю в небе. Оттого, возможно, и Обломов выбрал именно такой жизненный путь – испугался настоящей любви Ольги, не прислушался к советам Штольца, женился на вдове – Агафье Пшеницыной, которая души не чаяла в его покое и лени. Отчего и тихо-мирно и скончался едва дотянув до 40 лет. Возможно, он даже и осознал, в конце концов, что зашел в тупик жизни – назвав своего родившегося сына в честь Штольца – Андреем. Убоялся он жизни, убоялся её трудных дорог, предназначенных ему целей – оттого и счастье его было иллюзорным, не настоящим.
Надеюсь, со всеми нами этого не случится, - закончила разговор о счастье, Дина, на оптимистичной ноте, - А теперь – спать – завтра у нас трудный день и трудный путь к счастью!
(продолжение следует)