В панике я сопровождал израненное лето и вёл его под руки. Через боль, на полусогнутых, но довольно быстро, оно шагало и вместе со мной глядело туда, где могла бы ждать помощь.
Обильная кровь раздувалась рябиновыми комками, сгустки становились всё больше и заметнее. Ветер, словно отмеряя по часам, подгонял вокруг нас стрелочки веток и песчинки; и точно такими же песчинками представлялись мне окружающие, которые прекращали всю свою суету и безмолвно застывали, видя, в чём дело.
Лето мучительно дрожало, то и дело роняя: «Вш-тс… Тс-виш». Казалось, оно, ссутулившееся, серьёзно раненное, больше переживает о том, что все вокруг видят: и оно может быть таким, и с ним это случается. Другое его мало беспокоило. Где-то глубоко, вместе с ним, понимал и я: на помощь, в сторону которой мы вроде бы движемся, подоспеть никому не под силу.
Одновременно я прекрасно осознавал, что, в общем-то, в судьбе его от меня ничего не зависит. И всё-таки тогда я не мог представить кого-то более виноватого в происходившем, чем я сам.
Я аккуратно касался тех его мест, где раны ещё не так кровоточили, и ощущал на кончиках пальцев немой укор (которого, конечно же, нигде, кроме как в моей голове, не было). Словно любой, кого последним успевает увидеть умирающий, всегда его убийца или незадачливый врачеватель.
Сбегая внутри себя от таких переживаний, я где-то заплутал и докатился и вовсе до настоящего кощунства, начав представлять себе разговоры и воспоминания о лете.
О том, как ярко оно изменило жизнь, вдруг оказавшись в ней, и сколько хорошего оно подарило. Как удивительно близко и точно были настроены наши волны, а самые крутые вершины вместе не представлялись чем-то недостижимым.
Лето будет улыбаться с коротких видео и фотографий, а каждый пиксель, если разобраться, не для красивого выражения, а вполне по-настоящему прочно вобрал в себя его частичку.
Пожалуй, эти снимки – редкий случай, когда ты смотришь на изображение чего-то дорогого и ушедшего с теплом, но без тоски. Значит, это не казалось: у лета была просто поразительная энергия. Вот оно, собранное по кусочкам и будто бы снова живое, прямо на моих руках…
На моих руках, аккуратно поддерживавших лето, вздулись вены и холодным стальным уколом сжались мышцы. Лето обвисло на мне, испустив дух с тем самым загрудинным звуком, который способны передать на сцене хорошие актёры.
Тишины после этого не наступило. Ветер и прохожие становились всё заметнее, последние – даже участливее в происходившем. Вдали только сейчас раздались сирены – почему-то их всегда лучше слышно именно осенью. Будто она и создана для таких вот выбивающихся из обычного порядка звуков, которые с ней чувствуют себя в своей тарелке…
Кто-то громко говорил по телефону, а пара самых смелых пытались помочь мне разжать руки. На них я всё ещё держал своё лето.
13 августа ‘23