Новая публикация совсем свежих стихов в любимом питерском журнале. Поклон и благодарность, Евгений Степанов!
https://reading-hall.ru/publication.php?id=33745
Ян БРУШТЕЙН
Поэт, прозаик, художник. Родился в 1947 году в Ленинграде. Юность прошла в Пятигорске. Служил в армии, воевал в 1968 году на Амуре. Работал журналистом, преподавал в вузе историю и теорию изобразительного искусства. Кандидат искусствоведения. Участвовал в создании негосударственного телевидения, возглавлял крупный региональный медиахолдинг. Стихи печатались в журналах «Знамя», «Дружба народов», «Юность», «Волга», «Дети Ра» и других, в различных сборниках и альманахах. Автор 11 книг стихов. Живопись и компьютерная графика были представлены на семи персональных выставках. Живет в Иванове.
МИНУТА ТИШИНЫ
ВЫЙТИ К МОРЮ
Напоследок мне бы выйти к морю.
Время там судьбу стирает ластиком.
Старый кот, сидящий на заборе,
Вспомнит, и волна оближет ласково.
Линии все тоньше, небо — легче,
Горы на закате черно-белые.
Душу мне омоет и залечит
Коктебель мой, юность моя бедная.
Сколько было там стихов и нежности,
Этот воздух так и пил бы всласть...
Только с непонятной неизбежностью
Жизнь моя взяла и пронеслась.
* * *
Что-то белое, творожное на лик земли легло,
И повисло, обморожено, у ангела крыло.
Называйся тут хранителем, почти что не дыша,
И невидимыми нитями опутана душа.
Снег чертил скупые линии у моего лица,
Но мои ладони приняли застывшего птенца.
Отогрел его, незрячего, и — в дома теплоту,
Уложил под бок горячему мурчащему коту.
Поутру он в небо вылетит, протертое до дыр.
Может, тихий ангел вылечит безумный этот мир.
ГОЛОС
Мама давно не приходит ко мне —
В муторном сне, в предрассветном огне,
В мороке хвори, в ковидном бреду,
Даже когда за порогом бреду.
Только порой, в подступившей тоске,
В лодке, ползущей по нищей реке,
Там, где, уже задыхаясь, гребу —
Чувствую мамину руку на лбу.
Голос — как ветер над быстрой водой:
«Мальчик потерянный, мальчик седой…»
И растворится неведомо где.
Легкие камни в тяжелой воде.
НЕДОПИТАЯ ЧАША
Друзья поздравляют меня,
Что вынес три четверти века,
Что вера моя в человека
Жива среди льда и огня.
А я затаился в тени,
Невидим для ада и рая.
Мои предпоследние дни
В осенней листве догорают.
Так радует этот тепло —
Горим, значит помним и верим,
Распахнуты окна и двери,
И время дождями стекло.
В нагрудном кармане обол
Хранится для судного часа.
Что я потерял — то обрел,
И ждет недопитая чаша!
* * *
Какие были наши времена!
Мою страну корежило и мяло,
И те, кому по жизни было мало,
Старались отовариться сполна.
И мы вздыхали: только б не война!
Все остальное жгло, но не сломало.
А этот век свое готовил жало,
И поднималась мутная волна.
Куда ведет ослепшая судьба?
А мы все давим из себя раба,
Который крепко держит нас за душу.
Что может на закате защитить?
Жестокий ветер наши лица сушит
И жадно гложет этой жизни нить.
ЧУБУШНИК
Я снова жив, и чудо под окном
Свои цветы, как звезды, раскидало.
Простите, но все мысли об одном:
Как много нам дано — случилось мало.
Жизнь слаще и желанней с каждым днем,
И вкус ее острей, как меч без ножен.
Вот и живи, не думая о том,
Насколько мир жесток и безнадежен.
* * *
Живу от скорой и до скорой:
Кусает время старика...
А надо мной весенней сворой
Спешат живые облака —
Туда, где лезет из-под дряни
Побегов новых дружный ряд.
И где смешливые земляне
О чем-то тайном говорят.
Им предстоит круги и петли
Пройти, не потеряв земли,
От жизни зимней к жизни летней,
И снова — в обморок зимы.
Они не люди, и не ждите —
Мир насекомый тих и прост.
И муравей, упорный житель,
Уже поднялся в полный рост.
Гудит пчела, кузнечик плачет,
Шмель тянет первый сок весны.
И свет вокруг... а это значит —
Всего минута тишины.