Без сорока минут шестого
По исчислению времён
Он утром выходил из дома...
Вот здесь кончается фольклор.
Всё остальное—правда-матка,
Как календарный срез пенька.
Трясёт меня пусть лихорадка,
Коль я включаю дурака.
Так вот, в семье родился мальчик,
Ну, о-очень хил и нездоров,
Короче, божий одуванчик,
Но взгляд кошмарен и суров.
И есть опешить всем от чё-та,
Мальчонка, в явь,не богомаз—
С лихой и дерзкой прытью чёрта,
Да и к тому же один глаз.
Второй пустой, бельмо на коже.
Косился—душу прожигал.
Влиял он плохо на прохожих,
На тех особо, кто был пьян.
А хворь ему всё ж излечили,
В печи, как тесто, запекли.
Он стал острей,чем перец Чили,
Силён, как все богатыри.
На завтрак кушал простоквашу,
В обед коровии мозги,
Кусал на ужин девку Машу,
Что тайно сохла от тоски.
Кусал он Любу и Кристину,
Укусит нежно, но не ест,
Так безвозмездно всему миру
Дарил безхитростных невест.
Он добр был, но не спокоен
И видел мир издалека,
Ломал, как косточки, устои,
Быкам носы, мужьям рога.
А я любил его, что деда,
Хоть для меня он был пращУр,
Я помню все его заветы
И чуть смешной лихой прищур.
Без сорока минут шестого,
В семь сорок—без календаря,
Он утром выходил из дома.
Теперь, выходит, это я...