Европеец... - глава четвёртая

Надежда Опескина
          Как чувствуете себя, Жан? - спросил доктор Бернар, присев на кресло у постели пациента. - Не надо отвечать! Глупо спросил. Вам пока лучше не говорить, чтобы получились нормальные губы. Поэтому, для дыхание у вас только нос, а рот закрыт на замок в буквальном смысле. Можете поздравить меня. Ваше лицо будет лучшим творением моих рук. Когда собрал, то сам удивился! Молится кто-то за вас на этой земле. Или в вашем сердце бушует настоящая любовь, дающая большую силу. Только она способна возвысить человека до небес и бессмертна. Всё другое, что испытывает человек, неизбежно проходит, оставляя горький след. Немного завидую вам... Новое лицо, новая жизнь... Я же безмерно устал от своей жизни. Работа приносит радость, всё остальное проходит в серых тонах, а иногда и в чёрных. Если бы вы имели возможность говорить сейчас, то неизбежно прозвучал бы вопрос о дочери. Как оказалось, Катрин не моя дочь, а моего университетского друга Дидье. Их роман с моей женой длился долгих двадцать лет. На третьем курсе он женился на профессорше нашего университета, старше его на пятнадцать лет. Он любил женщин постарше, в школе с четырнадцати лет жил с учительницей. Самое смешное в моей истории, что я сам покупал путёвки им на отдых на троих, без меня, всегда срочная работа, всегда занят. Иногда Люси, моя жена, брала с собой Катрин. Мне от родителей досталась большая квартира в центре Парижа. Люси могла там жить месяцами, приезжая сюда лишь покататься на лыжах, приобрести горный загар, оставляя дочь со мной на много дней. Лыжи и погубили её, но Катрин во всём винит меня. Накануне мы сильно повздорили с женой, а Катрин слышала наш спор. Люси хотела подарить Дидье новую машину ко дню рождения. Я возмутился и стал громко кричать. Он приехал на похороны, много плакал по ушедшей, обнимая и целуя Катрин. А потом, разбирая вещи жены, я нашёл их переписку и всё узнал. Это сразило меня наповал. В письмах к друг другу они перемывали косточки мне и его жене, не стесняясь в выражениях. Ликовали от сознания, как ловко всех провели. Я любил Люси, оберегал от трудностей, просил родить второго ребёнка, она злилась на меня и уезжала в Париж. Катрит боготворила свою мать при жизни. Теперь, уезжая в Париж, ищет встреч с Дидье, а тот, после моих слов ему о романе с Люси, дрожит от страха разоблачения. Жена его не простит, а он не проживёт на свои гроши, привык к роскоши за счёт женщин.
     Второй брак с Орели не принёс облегчения. Мы и живём с ней в разных комнатах, а последние полгода я не захожу к ней, надеясь, что она поймёт и уйдёт сама. Она так растолстела за последний год. Правда, теперь кинулась восстановить себя прежнюю. Вот и сегодня  пошла на свою ежедневную прогулку и хочет зайти к Мари. Та второй день не приходит на работу и не звонит, как и не отвечает на мои звонки. Софи и Катрин уехали в Париж по моему поручению и приедут только завтра.
     Софи... Моя младшая сестра и рядом этот Луи. Чванлив, лжёт на каждом шагу. Его лицо переделывалось много раз. Мне, опытному пластическому хирургу, лжёт, отвергая мои доводы. Внезапно укатил на отдых. Вам надо вставать и ходить в пределах комнаты, Жан! Это очень полезно. Наладится кровоток по сосудам головы. Простите, вынужден покинуть вас, звонит телефон, пойду отвечу.
     Жан встал с постели, добрался до кресла у окна, увидел спешащего куда-то доктора Бернара, на ходу надевающего куртку.
     Спешит скорее всего к Мари, - подумал Жан, усаживаясь в кресло перед окном.
     - Сдаётся мне, вы опоздали, доктор. Упорхнула птичка вместе с Луи.
     Откровения доктора объяснили многое. Хотелось поскорее убраться из этого дома. Раздражал зуд под повязкой и сильно хотелось есть. Подошёл к зеркалу. Голова была похожа на белый кочан капусты. Две узкие полоски - смотреть и дышать. Губы слегка выпирали из под бинтов, не стал их трогать. Добрался до кровати и уснул. Видел во сне свои любимые горы...
     Жан! Проснись, дорогой! Мне надо сделать тебе два укола и подключить систему питания. Пока так, внутривенно, надо немного потерпеть, - глухим голосом говорила Орели, наклонившись над ним. - Такой ужас пережила, всю трясёт, надо успокоиться.
     Жан поднялся, сел на кровати, жестом пригласив Орели сесть рядом. Она заговорила не сразу, её била дрожь.
     - Пришла в дом, спросила консьержа о Мари, он ничего не мог пояснить. Поднялись на её этаж, звонили, стучали, там ни звука. В соседней квартире никто не живёт. Он принёс ключи, открыли, а там ужас! Бедняжка отбивалась до последнего, её квартирка вся перевёрнута и везде кровь. Консьерж попросил меня выйти и вызвал полицию. Я позвонила Бернару. Полицейские приехали быстро, а следом и Бернар прибежал. Первой допрашивали меня, о встрече Луи в нашей беседке не стала говорить, это может навредить тебе. Меня отпустили, а Бернара увезли в полицейский участок и посоветовали мне искать для него адвоката, сказав, что до утра его не отпустят. Нет, они не обвиняют его в убийстве, но возникли какие-то вопросы по Луи и это касается операций в нашей клинике. Последний пациент пришёл в сознание и дал показания.
     Жан обнял Орели за плечи, она громко разрыдалась, прижавшись к его груди. Гладил её по голове, чувствуя аромат, исходящий  от волос, вспомнил сутки, проведённые с ней в Альбервиле. Захотелось поднять её заплаканное лицо и целовать, как целовал в том номере, испытывая наслаждение не только от близости, но и от припухлых по-детски губ, отвечающих жарким поцелуем... Закрыты губы, но его руки сказали всё.
     Она лежала рядом с закрытыми глазами, уставшая от ласки, положив голову ему на плечо. Жан рассматривал её обнажённое тело, находя сходство с женскими телами на картинах великих художников прошлых столетий.
     - Завтра же скажу Бернару об уходе от него. Я никогда не захочу чувствовать на себе рук другого мужчины. Мне этот миг запомнится на всю жизнь, дорогой! Не надо мне квартиры и денег, Жан. В маленьком Сен-Бриё в Бретане, откуда я родом, есть у меня маленькая уютная квартирка, доставшаяся от тёти, воспитавшей меня. Работу я там найду и буду жить, вспоминая тебя, дорогой.
     Нет моя, маленькая, сладкая женщина, никогда не отпущу тебя одну. Мы поедем туда вместе. Я выздоровлю, обрету новое лицо и покажу тебе весь мир, - подумал Жан, прижимая Орели к себе. - Я нашёл свою женщину и не захочу её терять. Пусть в моём сердце живёт первая любовь к другой, для тебя там тоже хватит места. Уезжая из Альбервиля, ловил себя на мысли вернуться и остаться в том номере навсегда. Ни одна женщина в моей постели не дарила такой радости. Скажу тебе об этом при первой возможности.
     Ближе к рассвету Орели проснулась, перестелила постель, навела порядок в комнате, искупала его под душем, помогла надеть новую пижаму и подключила к системе питания, предварительно сделав два укола. Жан уснул сном младенца.
    Во второй половине дня вернулись Софи и Катрин. Были слышны их громкие возгласы, хлопали двери во всём доме. К нему никто не заходил, он сам отключил систему и встал с постели. Набросив халат, хотел выйти из комнаты. Открыв дверь, увидел Софи, она несла новую порцию уколов и питания.
     - Вам нельзя выходить из комнаты, Жан! В клинике работают полицейские, брат с ними. В кабинете Луи, в сейфе, нашли большую партию наркотиков и чьи-то документы. Назревает дипломатический скандал, это документы какого-то дипломата, так сказал Бернар, но мне это всё не понять. Бедняжка Мари! Как страшно стало жить. Сейчас я вам сделаю обезболивающие уколы и вы опять уснёте, а вечером приедет знакомый брата, вроде, как на отдых. Это один из лучших пластических хирургов, он дальше продолжит лечение и наблюдение. Сутки за вами ухаживала наша неуклюжая Орели. Катрин рвёт и мечет от негодования. Бедняжка влюбилась в вас и ревнует бешено, она надеется уехать с вами. Обновила свой гардероб, потратив уйму денег. У меня всё в прошлом... Отдыхайте!

Продолжение следует:

http://stihi.ru/2023/08/13/2772