Мужик в родной сторонке окает,
любого рядом видеть рад,
гуторит что-то про «Айпад»,
про незабудки синеокие,
про звездопад.
Мне в руку сон: иду с собакой я, в густой туман на сенокос,
там рыжий конь в тени берёз, стальным бота'лом громко звякая,
жуёт овёс.
А на лугу в шикарных шапочках жарки, ромашки, васильки,
там люди на подъём легки, крылаты, словно в небе ласточки
иль пустельги.
Там ты и я – два близких берега, в руках натруженных коса,
в цветке жужжащая оса, там солнца жар на чёлках вереска,
блестит роса.
Вдали берёза белоствольная, по стану вниз, до самых пят,
копна коричневых опят, кошу траву, косой доволен я, –
сычи вопят.
Дрожит полоска света узкая, в лесном краю встаёт заря,
малинкой-ягодкой горя, поёт душа, простая, русская,
поёт не зря.
Насквозь пронизана сердечностью, как воля вольная, она,
любви и нежности полна, звучит музы'кой долгой вечности
души струна.
А тучи чёрной мглой да стаями плывут на луг, на Златоуст.
Сжигает жар сырую грусть. Стога до дождика метаем мы.
Святится Русь.
Неужто я, старик, живу ещё,
неужто в росном блеске сплошь,
а люд гуторит торжествующе:
«Покуда робишь, ты живёшь,
не зря живёшь?!»