натоплено до одури ныне,
и пусть огонь скользит,
пока не начался долгий спуск к солнцу,
воспринимаю себя, как стресс,
истина где - то рядом,
в черновиках памяти короткая жизнь,
семь потов сошло с кнута, пока рассекал,
зашубилась изморозь,
истоптана росой трава
расфасовывает запчасти угодий,
пусти меня к мысли галоп,
видишь лицемерие моё искренне,
у каждого тлена две жизни и одно лицо,
обезумевшие криком Северного Сияния
прислонялись губы,
как глок 17 к любимому выстрелу…
крысы пытались душу жрать,
кровь вставала дыбом от безразличия к жизни,
из общей системы вырвали клок заношенной судьбы,
это новые ноги на старых следах пыли,
и крысы вылезут с глаз долой по новым картам,
и поползёт усталость менять свет на звезду,
темнота парализует голову с плеч до модной стрижки,
а я продолжу расходовать нервные клетки,
это коррозия,
это не изотоп,
то неприятный осадок время растворит…
моя длинная жизнь током ссукожена,
лакает птичий полёт и бронзой пахнет солнце,
мерцает и тухнет,
нравится, не нравится,
из глаз вырывает тень по всем правилам,
сиротлив взгляд в пятнах размытого понедельника,
откуда пришли дороги, остались собаки,
каждый день рот настраивает автоответчик,
ночь на скелет пыткой умело наращивает плоть…
мелодия сломана, запущена,
в том саду, что выцвел до одури,
из меньшего выбрали большее,
от ран листопада
поверхность хрустального хруста
треснула летаргическим сном,
заболотилась нежность в объятьях трясины,
пусто стало,
темно и…
кровь потекла красками на картины,
где сломалась в любовь.