Магия Прованса

               
Лара всё-таки решила зайти в кафе. Она давно полюбила «Амели» за его изысканный стиль прованс. Ей нравились эти светлые, с потёртостью под старину, белёсые деревянные панели на стенах;  мягкий бежевый диван во всю  длину небольшого уютного зальчика,  подушки,  расшитые жанровыми сценками, разбросанные у примыкающих к дивану крохотных, белых, как и стены,  столиков на массивных кованых ногах. Деревянные, в том же стиле, с мягкой обивкой кресла у столиков создавали интимную обстановку «кафе для свиданий вдвоём». Третий за таким столиком, несомненно, был бы лишним. Затейливая люстра, нарочито небрежно составленные, будто только что нарезанные в утреннем саду, букетики роз в бледно-сиреневой, бледно-лимонной, пастельной  гамме, с неяркой зеленью, что казались выбеленными под южным солнцем настоящего Прованса и неизменные букетики сушёной лаванды, перевязанные ленточками – всё это составляло прелесть уютного уголка, где хотелось не просто купить вкусное пирожное, но обязательно присесть за столик и, наслаждаясь кофе, поочерёдно задерживать взгляд на  наивных репродукциях с пухлыми, розовощёкими девочками в белых кружевных платьицах,  которые, оправленными в белые рамки, были развешанных тут и там по деревянным панелям.
Было время, когда «Амели» притягивала Лару этаким сладостным  магнитом, а точнее, своей яркой витриной с пирожными, кусочками аккуратно нарезанных тортов всевозможных цветов, форм и названий, кофейным ароматом. Но в какой-то момент Лара решительно сказала себе: «Стоп».  Она ужаснулась, обнаружив, что юбки и брючки сидят всё плотнее, не смотря на длительные прогулки по набережной вдоль маленькой речки, что струится меж двух городских холмов. Спуски-подъёмы по крутым лестницам, ведущим к воде, явно были бессильны спасти положение. Все потерянные калории с удвоенным успехом Лара возвращала после визитов в «Амели».
И вот сегодня, почувствовав буквально непреодолимое притяжение розового прованса, она вошла в кафе.
Облюбовав кусочек шведского миндального торта, заказав к нему чашку латте без сахара, Лара присела на диван у крайнего от входа столика: так лучше видна через стеклянные двери улица на  случай, когда розовощёкие девочки-купидоны и бледные букеты наскучат. Тогда можно развлекать  себя созерцанием прохожих.
В кафе в это время  дня было пустынно. Лишь за соседним столиком, но не на диване, как устроилась сама Лара, а в кресле, напротив, спиной к залу, вполоборота к ней, сидел одинокий мужчина, да за одним из столиков у противоположной стены две девчушки потягивали молочный коктейль, увлечённо изучая содержимое гаджета.
Мужчина бросил на Лару изучающий взгляд, несколько более долгий, чем простое любопытство,  и обратился  к своему десерту с пышным слоем крема. Мужчины-сладкоежки – не редкость. И почему-то если уж сладкое, то непременно крем. Но что-то с кремом на этот раз пошло не так. Мгновение – и вязкая масса отправилась не по назначению: прямо на светлые джинсы, оставив по пути часть себя на светлой же футболке. Упс!
Лара деликатно отвела взгляд, переместив его на стеклянную входную дверь  и подумав про свои собственные белоснежные джинсы: «Не приведи, Господи!». Краем глаза она видела, как бедняга с помощью салфеток пытается спасти положение.
– Разрешите воспользоваться Вашими салфетками? – прозвучало от соседнего столика. Его салфетница была уже пуста.
– Тут лучше влажные. – Лара потянулась к сумочке.
 – За что люблю дамские сумочки: в них всегда всё есть, – бодро пошутил пострадавший, принимая из рук Лары спасительную упаковку.
– Стопроцентный результат не гарантирую, но это точно лучше бумажных.
Когда с ликвидацией незваных пятен было покончено, мужчина поблагодарил Лару, возвращая салфетки.
– Я – Ваш должник.
– Мелочи, –  улыбнулась Лара, сама удивляясь собственному самообладанию. Он был интересен, и главное – в её вкусе. Лара относилась к противоположному полу с высоко-эстетской позиции, буквально воспринимая чеховское «В человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Два первых пункта явно присутствовали, а это обстоятельство всегда лишало её уверенности в себе. Два оставшиеся – тут порой и жизни не хватит, чтобы узнать наверняка. И так, высказав благодарность, он тем не ограничился и спросил, как на счёт чашки кофе.
 – Ещё кофе? – вновь улыбнулась Лара – думаю, что на сегодня достаточно.
– Тогда в следующий раз кофе за мной.
 – Вы уверены, что казус повторится?
– А давайте не полагаться на судьбу! Не возражаете, если я переберусь поближе?
 – Перебирайтесь.
Он пересел в кресло напротив её столика, проявив бдительность при перемещении остатков злополучного пирожного и кофе.
– Арсений, – представился мужчина. И что-то смутно шевельнулось в её памяти от этого имени и от звучания негромкого приятного баритона с едва уловимой хрипотцой.
– Клара, – назвала она своё имя, подумав: «Сейчас начнётся». Странно, но шутки про Карла и кораллы не последовало.
 – Но можно просто Лара.
Ещё раз отметив про себя, что кораллы остались за скобками, решительно пошла в атаку сама:
 – По правде, всё обстоит ещё печальнее. Моё полное имя Кларисса.
Похоже, он едва не поперхнулся даже без участия десерта. Во взгляде возник ещё больший интерес, и... не запрыгал ли там шаловливый чёртик?  Хотя… Впечатления пустышки, вроде,  не производит.
– Подозреваю, что моя мать немного перечитала в юности Ричардсона,– иронично заметила Лара.
 – Простите!? – впервые в его взгляде мелькнула растерянность.
– Ну, помните, в Евгении Онегине, о матери Татьяны:
/Она любила Ричардсона
Не потому, чтобы прочла,
Не потому, что Грандинсона
Она Ловласу предпочла… /
– процитировала Лара пушкинский текст. – Сэмюэл Ричардсон, автор «Клариссы Гарлоу».
Арсений смотрел на Лару, словно на инопланетянку.
– Признаться, я и Онегина в школе не дочитал. А уж этот, как там его…?
 – Ри-чард-сон – подсказала по слогам Лара. – Прочти Вы Ричардсона, Вы бы узнали, откуда возник Ловелас.
 – Про ловеласа слышал, – улыбнулся он. – Вы, случайно, не учительница?
– Если по правилам игры «холодно-горячо», то весьма прохладно.  Была такая  шальная мысль в детстве. Скажем так: желаю остаться инкогнито.
– Меня не оставляет ощущение, что мы уже встречались. А Вас?
Лару тоже не оставляло это ощущение, но поделись она  с ним, начнётся неизбежное продолжение расспросов.  Кто? Где? Когда? А ей не хотелось. С некоторых пор она уяснила, что завеса неизвестности – лучшее украшение и лучшая защита.  Потому лишь улыбнулась в ответ и промолчала. «И вообще: если он тебе интересен – уйди вовремя»,  – напомнила она себе. – « Заставь его пожелать увидеть тебя вновь. А если не пожелает – и усилий не трать!». Но на самом деле очень хотелось, чтобы пожелал.
 – Как ни приятно было спасать Ваши джинсы, но мне пора.
 – Подвезти Вас?
Хотелось сказать: «Да, конечно!», но она отрицательно качнула головой.
 – Благодарю. У меня обязательство перед собой – десять тысяч шагов навстречу здоровью.
 – Могу я рассчитывать на новую встречу?
Внутри пробежала тёплая волна – следствие сдерживаемого ликования. «Да!» – хотелось ей выпалить поспешно, но Лара заставила себя выдержать паузу, подбирая правильные слова.
 – Давайте рискнём, – так ничего и не придумала лучше.
Они вышли из кафе вместе, она продиктовала свой номер, решив, что этого достаточно. Контрольного прозвона он делать не стал, так что шансы продолжить знакомство упали вдвое.  Впрочем, сама она звонить точно не стала бы. Времена её безрассудств давно миновали. Здесь, на улице, Лара чувствовала себя абсолютно незащищённой.  Ей казалось, что предательский дневной свет услужливо подчеркивает все её изъяны, морщинки, и он поймёт, что она совсем не молода – просто  отзывчивая женщина с салфетками в сумочке.  И ещё – магия «Амели»…
Но его взгляд говорил, что беспокоиться не о чем. В конце концов, и сам он не юноша. Лара подала руку, проговорив дежурное «пока», ощутила уверенное прикосновение тёплой ладони и, не оглядываясь, направилась в сторону, противоположную стоянке.
– Послушайте, – окликнул её Арсений, – а Вас на самом деле зовут Кларисса?
 – Истинная правда, – подтвердила Лара. – Присягаю на шведском миндальном  пирожном.
Да, начудила, конечно,  маман!  В школе ей не давали прохода с Клариными кораллами, в универе преподаватели, дойдя до её имени в списках или раскрыв зачётку, каждый раз уточняли, не опечатка ли, не закралось ли лишнее «к». 
Она решительно отправилась выхаживать свои десять тысяч шагов, прежде чем вернуться домой, в небольшую  «двушку» в спальном районе. Образ Арсения шагал рядом  по набережной,  пересекал вместе с ней  бурный поток по горбатому мостику, поднимался к шумному проспекту.   По укоренившейся привычке Лара мысленно разговаривала с воображаемым попутчиком. Вопросы-ответы, изящно, легко.  Затем запретила, подумав, что, совершенно не зная этого человека, она спешит наделить его некими, придуманными ею  качествами, поспешно заменяя  его душу и мысли собственными.  И уже одна, без спутника, зашла в магазин за привычным набором глазированных сырков к кофе на завтрак.
Дома её ожидал свой маленький Прованс.  Присутствие его Лара обозначала в своей квартире бессистемно: то миниатюрные букетики бледных роз на подоконнике, напоминающие  «Амели», то чайная пара  с бледно-сиреневыми веточками лаванды на чашке и блюдце, подаренная ко Дню Рождения (она ею никогда не пользовалась), то сиреневые ирисы в белой раме, собственноручно вышитые когда-то Ларой.  Обложка блокнота в нежных пастельно-бежевых букетах, сменные блоки которого она не успевала вставлять  –  так много писала в последнее время,  даже эта обложка –  прованс.
Позвонила матери, отчиталась о прошедшем дне, разумеется, без ненужных подробностей. Ощутив голод,  приготовила омлет с сыром и помидорами – вариант ужина, годящегося и к завтраку. Прошлась у книжных полок. Достала зачем-то «Клариссу Гарлоу», полистала рассеянно,  затем взяла жёлтый бархатный  том Пушкина, с уже изрядно потёртой обложкой. По состоянию книги можно с лёгкостью определить, любима ли она. Но и Пушкин отправился обратно на полку. Не читалось.
В иные времена Лара бросилась бы заполнить пустоту звонком кому-нибудь из подруг. Но подруг давно не существовало. Существовали лишь воспоминания о них.
Ей не хотелось, чтобы он позвонил сегодня же.  Такая поспешность свидетельствовала бы о желании скорого результата с неопределёнными последствиями.  Ей же хотелось, чтобы звонок был осмыслен. И что, собственно, он предложит ей. Вновь кафе?  По чашке кофе?  А дальше?… Она давно не совершала бездумных, безумных поступков, которыми грешила в молодости. Она боялась вторжения в свой уклад, распорядок, неспешный, никем и ничем не нарушаемый ритм жизни.
Словом, молчанию телефона она была рада.
Перед сном Лара плотно запахнула тяжёлые серовато-оливковые шторы, отделанные изысканным зубчатым французским кружевом нежного кремового оттенка. Дневные, тоже кремовые, из французского тюля, были довольно густы, составляя гармоничную пару кружеву. Она любила спать в полной темноте, но даже плотные шторы на подкладке не всегда давали ей желанного ощущения в той степени, которая помогала бы бороться с бессонницами. Продолговатый, словно сжатый в невидимых объятиях Эндимиона*    медовый диск округлившейся луны, напоминая кошачий глаз,  умудрился заглянуть в крохотную щель. Она ещё раз встала, чтобы поправить штору.
И всё равно не уснула. Да и что такое летняя ночь? –  Несколько коротких часов обманного затишья. Если выйти на лоджию, то из оврага за соседними домами можно услышать ночное пение соловья.   А следом уже  и первые утренние птицы подают голоса  в предрассветных сумерках. 

 Встав, Лара освежила причёску, маникюр, совершила священный обряд макияжа, тщательного, не слишком броского. Позавтракала просто, чтобы звонок не застал врасплох, за готовкой, чтобы руки были свежи и ухожены.
Весь день она не выходила из дома, бродя из комнаты в комнату. В восемь вечера решительно направилась в ванную, и, натирая лицо пенкой для умывания, всматриваясь в тёмные разводы вокруг глаз, назвала себя идиоткой. 
– Мам, добрый вечер! Как самочувствие?
– Нормально.  А что с голосом? Чем ты занималась сегодня, что не заехала?
– Извини, много писала, забыла про время.
На самом деле хотелось сказать:
 – Прости, мам, я – просто дура! –  Весь день просидела над телефоном. - И заплакать. Но она никогда не делилась с матерью никакими бедами.
На другой день Лара решительно вернулась к своим прежним занятиям: пыталась писать, читать, но понимая, что ничего не ладится,  устроила  уборку с мытьём полов – как известно, физическая активность перезагружает мозг и приводит в порядок нервы.
Телефон зазвонил в половине девятого.
 – Лара, – раздался знакомый баритон, – добрый вечер. Это Арсений. Помните ещё? (помнит ли она – издевается?)  – Я не слишком поздно?
 – Ваши пятна незабываемы, – попыталась она пошутить.
 – Рад, что не забыт! – И вопрос сходу:  «У Вас есть какие-нибудь планы на выходные»?
 – Я живу  без выходных.
 – То есть, работаете?
 – То есть, не работаю.
 – Тем лучше. А здоровый авантюризм Вам не чужд?
 – Я бы не сказала. Предпочитаю планы и  упорядоченность.
 – А романтизм?
 – Пожалуй, да.
 – Не сомневался, что в женщине с именем Кларисса он присутствует. Кстати, я прочёл Вашего  Сэмюэла Ричардсона, – похвастался он.
 – Где Вы его раздобыли? – удивилась Лара.
 – Разумеется, в интернете.
 – И каковы впечатления?
 – Трагическая история. Надеюсь, мы не станем доводить наши отношения да подобного финала.
 – Наши отношения?
 – Ну, да. Всё ведь с чего-то начинается. Почему не с пятен на джинсах?
 – Не стану спорить.
– Так Вы готовы посвятить выходные романтическому путешествию? Отвечайте, не размышляя!
 – Да, наверное.
–   Второе слово было лишним. И так, завтрашний день Вы морально готовитесь. А послезавтра ровно в семь утра я у Вашего подъезда. Форма одежды свободная.  Прихватите необходимое для ночлега. Называйте адрес.
 – Это далеко?
– Это сюрприз. Так куда я заезжаю?
Абсолютное безумие. Человек, с которым они пообщались двадцать минут, зовёт в полную неизвестность, да ещё с ночлегом. И она… продиктовала адрес.
 – Да,  примите совет: оттенки прованс Вам пригодятся. И не стесняйтесь: места для дамских сумочек будет достаточно. Кстати, коль уж мы пускаемся в авантюру, не перейдём ли на «ты»?
 – Перейдём на «ты». И надеюсь, это будет самой невинной из всех моих авантюр.
 – Доброй ночи, Лара, – прозвучало так приманчиво, что она едва не воскликнула: «Нет, не поеду!».  Но вместо этого лишь повторила эхом:
– Доброй ночи, Арсений.
– Что это было? – спрашивала она себя мгновение спустя. Как могла умудрённая маломальским опытом женщина совершить такую глупость? Ведь он, чего доброго, станет караулить её у подъезда. И телефон… Неужели она на самом деле собирается ехать невесть куда невесть с кем?
Однако оценила его деликатность: дал целые сутки и на мысли, и на  подготовку.
Никакие шторы не могли заставить её спать. Вторую ночь подряд. Хорошо же она подготовится к романтическому путешествию!  Лара приняла полтаблетки снотворного, и терзавшее раскаяние неспешно  отплыло…
Следующий день прошёл в лихорадке сборов. Единственное разумное, что она сделала: позвонила матери и предупредила о двухдневном отсутствии. Никакие силы не заставили бы её сказать больше. Мать, без лишних расспросов,  столь же лаконично напутствовала:
 – Будь благоразумна, Лара, – в то время как главную глупость она, кажется, уже совершила.  Своевременный совет.

Раннее утро в разгар июля оказалось зябким. Белые джинсы и майку  дополняли уютный маленький жакетик из фантазийной пряжи цвета сушёной лаванды и того же цвета спортивные туфли с романтическими атласными бантами – всё, как заказывали. Лара билась над этим образом весь вчерашний день. Когда она вышла из подъезда, словно в холодную воду шагнув, он дожидался у автомобиля,  отдав, в свою очередь, дань прохладному рассвету стильным пиджаком  с закатанными рукавами.
– Доброе утро! Отлично выгладишь – оценил он её одобрительным взглядом, принимая сумку с «самым необходимым», среди которого место номер один было за  белым платьем с мягким бледно-розовым поясом-шнуром.
 – Ничего себе, крейсер – вернула комплимент Лара.
Мужское сердце всегда живо откликается на комплимент в адрес железного друга. А железный друг сиял чёрным  лаком, и Лару озаботила одна мысль: как бы не чебурахнуться на высокой подножке.
Она утонула в удобном сиденье, отмечая комфорт, в котором предстояло путешествовать.
 – Так куда, собственно, мы едем?
 – Пристегнись и не задавай лишних вопросов, – улыбнулся Арсений.
 –  Тогда ещё только один: далеко?
 – Рядом, километров триста.
 – Умела бы свистеть – свистнула бы.
 – Так, свистеть ты,  Кларисса Гарлоу,  не умеешь. А машину водишь?
 – Нет, у меня автомобильный кретинизм. Боюсь не разминуться с ближайшим столбиком. Короче – столбобоязнь.
Он улыбнулся.
 – Ясно, значит, меня не сменишь.
 – Даже не рассчитывай.
После продолжительной паузы, когда выехали, наконец, за город, и можно было не маневрировать в субботнем потоке машин, а  Ларе стало понятно хотя бы направление движения, он нарушил тишину:
 – Скажи,  ты на самом деле меня не помнишь?
– Я на самом деле тебя помню. Только не сразу это поняла.
Много лет назад Лара почти ежедневно бегала обедать в одно приятное кафе, иногда с подругой, иногда в компании  коллег, иногда – совсем одна. Она ждала обеда, словно манну небесную, потому что туда приходил он –  яркий, энергичный, уверенный брюнет. Если его не оказывалось в кафе, день её был пуст. Выходные же составляли изощрённую пытку. О её увлечении знала одна-единственная душа, та, которой в те годы  она поверяла все свои тайны. И Лара, и он – оба они изменились с тех пор. Озарение пришло вчера вечером, и потому без снотворного никаких шансов на сон не было.
 – А ведь я сделал однажды попытку познакомиться с тобой. Помнишь: ты была с такой высокой крупной блондинкой, вы часто приходили вместе? Мы с друзьями сидели через проход, и я попросил перец с вашего стола.
– Я помню перец, – тихо ответила Лара. – Я тогда дар речи потеряла от счастья.
 – Вот как? По тебе этого не было заметно. Ты с таким видом сунула перечницу, процедив, не глядя: «Пжлст», что я попыток больше не возобновлял.
– А я всю дорогу потом каялась, что повела себя, как последняя дура: не нашлась, чем продолжить тему с перцем.
– Надо же, какие жизнь закладывает виражи, – тихо проговорил Арсений.
– Более того, – продолжила Лара, –  я про тебя тогда  справки навела у барменши, помнишь, которая заказы принимала? – Ольга. Я от неё тогда узнала твоё имя – Арсений. А потом кафе закрыли…
– Да, потом кафе закрыли, – эхом отозвался Арсений.
Некоторое время ехали молча, каждый по-своему переживал неожиданные открытия. Дорога стремительной стрелой летела на запад. Лара незаметно глянула на спидометр, отметила рекордную скорость, но промолчала.  Раннее солнце светило им в спину. Цепь причудливых облаков слева напоминала  лёгкую парусную флотилию Древней Эллады, спешащую по пенистым волнам в погоню за Парисом и Прекрасной Еленой, под стены неприступной Трои. Другие их собратья обрывками морской пены нависли высоко над лобовым стеклом, выделяясь на бледном, бирюзово-голубом фоне. Интересно, знает ли он историю Париса и Елены?
– Ты ведь не замужем? –  прервал он молчание.
 – Полагаешь, Кларисса Гарлоу могла бы отправиться с тобой тайком от мужа? –  Нет. Сто лет, как нет. А ты? Что-то я не догадалась заглянуть в твой паспорт.
– Загляни в мои глаза, – повернул он голову.
– Смотри, пожалуйста,  на дорогу. Я как-то упустила про семейный статус – ты своим напором лишил меня маломальского  разума.
 – Надеюсь, что да. Ты не устала?
Их путешествие, не смотря на скорость, не было быстрым. Несколько раз они останавливались, чтобы привести мышцы в тонус, вдохнуть полевого ветра. Июльская жара, между тем, прибывала, и Лара сменила туфли на открытые босоножки, жакет и пиджак были брошены за ненадобностью на заднее сиденье. Остановки открывали возможность для визуального изучения друг друга,  и ещё того, другого, что прячется внутри каждого. Всё, что можно было обсудить за долгие годы знакомства, они навёрстывали  сейчас, в пути.
Перекусили на свежем воздухе, устроив настоящий пикник у обочины, на сочной июльской траве в тени придорожной рощицы, с пледом, корзиной с припасами, с душистым кофе в термосе, бутербродами, фруктами. Она дивилась его хозяйственности, сама не позаботившись ни о чём.
 – Знаешь, я в этом смысле полный ноль. Опыта пикников не имею. Слишком долго живу одна. Разучилась.
 – А я, слишком долго живя один, многому научился .
– Признайся, ведь ты специально уделался кремом? – пошутила Лара.
 – Разумеется, я только и думал тогда о том, как завладеть твоими салфетками, – парировал Арсений.
Она рассмеялась беззаботно, сознавая, что её совершенно отпустило, что она чувствует себя с ним легко и раскованно. Зеленоватые тени играли на её лице, гоняясь за солнечными зайчатами. Он следил за их игрой, разглядывая мочку уха с маленькой топазовой серёжкой, смуглую щёку с лёгким намёком румянца, плавный изгиб тонкой шеи, хрупкую загорелую ключицу в вырезе белой маечки. Протянув руку, осторожно поправил прядь у виска, и коснулся тыльной стороной ладони пылающей щеки – перегрелась?
 – У тебя голос ночной русалки, – проговорил он приглушённо, от чего мурашки побежали по разгорячённой солнцем коже. –  И глаза…  Да они зелёные! – шутливо воскликнул Арсений. И затем, рассматривая её в упор, шепнул: « В самом деле, русалка!».
Разве этому можно будет противостоять?   
 – Ты их ещё без очков не видел, –  попыталась она шуткой  отогнать наваждение.
 – А покажи.
 – А нет. Это – особый ритуал.
 – Надеюсь, мы до него дойдём. Очки, кстати, классные. Очень тебе идут.
 – Я знавала одного чудака, который говорил, что впадает в кому при виде женщины в очках, – пыталась Лара увести тему в сторону.
– Да, я определённо знаю одну такую особу в очках.
Пожалуй, такие остановки таят опасность даже большую, чем конечная точка их спонтанного путешествия.
Солнце, между тем, не стояло на месте, и, преследуя их, в итоге обгоняло, заглядывая то с боку, то прямо в лобовое стекло. За столицей свернули на северо-запад.
 – Хочешь, поспи немного.
 – Нет, хочу тебя развлекать.
 – Умница! Скоро приедем, уже недалеко.
Наконец, свернули на узкую асфальтовую дорогу, окаймлённую живой изгородью  самшита, которая привела их к небольшой площадке перед светло-серым деревянным домом с мансардой. Дом этот, с широкой террасой и просторным открытым балконом под крышей второго этажа, с белоснежными  рамами, наличниками и балконной балюстрадой, понравился Ларе с первого взгляда. От него веяло уютом и спокойствием. Тут с ней не могло произойти ничего плохого. На стоянке – всего пара автомобилей. Людей не видно. Белая вывеска на плетёных шнурах над входом сообщала, что они прибыли в «Лавандовый рай». Сквозь белую остеклённую дверь в  глубине террасы струился мягкий желтоватый свет.   
Солнце стояло совсем низко. Запад над невысокими деревьями, что окружали дом, был окрашен в сиренево-розовое, плавно переходя в бледную голубизну выгоревшего за день неба. Пара невесомых шафранно-лимонных облачков, окаймлённых глубоким оранжевым, парила над головой.  –  Откуда у природы столько красок? Ветер не дышал. Надвигались первые сумерки. Запах чего-то знакомого, несказанно нежного, волнующего, витал в вечернем воздухе. Лара вдохнула его, ощущая, как вся  она наполняется счастьем. И в самом деле – рай какой-то.
Улыбчивая хозяйка, как видно, поджидавшая приезда гостей, выдала им ключи от номера, указав на лестницу, ведущую на второй этаж, попутно дала пояснения на счёт ужина и завтрака.
 – А ты готова разделить со мной кров? – спросил он вдруг, приостановившись на площадке между этажами.
 – Своевременный вопрос, – заметила Лара, стараясь скрыть волнение.
 – Возможно, найдётся отдельный номер, – ещё раз приостановился он перед дверью.
– Открывай уже. Как-нибудь потерплю тебя.
Вот он – типичный прованс! Бледно-серый, словно подёрнутый  инеем,  в лёгкой сиреневой дымке интерьер, невесомые сиреневатые шторы (как же спать при таких-то!), ваза с засушенными, выбеленными розами, необъятная, почти королевская  кровать и, о, как это  кстати – крохотный диван-канапе. Лара улыбнулась:
– Ну вот, второй номер не понадобится.
Когда романтическое платье заняло место в шкафу, они отправились на ужин, о котором предупредила хозяйка. Странно, что никого, кроме них, в столовой не оказалось. Словно это – лишь их дом, они – единственные его обитатели. Они, как добропорядочная супружеская пара,  восседали за большим столом под белой скатертью, со сверкающей посудой, и бокал белого полусухого немного вскружил её, и без того, плывущую голову.
Вернувшись в номер, Лара вышла на балкон. Уже совсем стемнело. Их номер выходил на главную аллею, ту самую, по которой они приехали. У входа по-прежнему ни души,   лишь прежняя пара автомобилей. Где-то негромко играла музыка, что-то мягкое и печальное, слышались тихие голоса, приглушённый смех, должно быть, из другого номера. В свете фонаря над входом медленно кружили ночные мотыльки, где-то в траве вдохновенно стрекотал влюблённый, наверное,кузнечик, и звёзды изливали свой таинственный свет на ночную землю.
Всё тот же тонкий аромат преследовал Лару. Она никак  не могла сообразить, что за знакомый запах.
Подошёл Арсений, встал рядом.
– Прохладно тут, – обернулась к нему Лара. Он вернулся в комнату и вышел с пледом. Подойдя сзади, укутал плечи Лары и …заключил её в кольцо своих рук. Несколько мгновений она стояла так, замерев от нахлынувшего волнения, ощущая его тепло, затем, скользнув змейкой, развернулась в этом живом кольце,  и его губы встретили её губы.  Всё случилось так естественно, словно они проделывали это сотни раз.
– Только давай не будем торопиться, – попросила она…
Канапе не понадобилось.

Утреннее солнце нахально, хотя и косо,  заглядывало в окно сквозь лёгкую штору.
 – Не смотри на меня, – натянула она на голову одеяло.
– Э, нет! Ты обещала глаза без очков!
– Но я не поклялась на шведском миндальном пирожном. А только такие обещания исполняются.
– Да ты – врушка! Тебе всё равно придётся выныривать из-под одеяла. Сюрприз ждёт!
 – А его ещё не было? – с любопытством выглянул один глаз. – Я думала, всё уже свершилось.
– Э, да ты ещё и прозаична к тому же!
– Так То –  была проза?!
– Нет, конечно! То была высокая поэзия! – последовало несколько лёгких поцелуев, завершившихся долгим, затяжным, опасным.
– Ты сбиваешь меня с курса,  –  оторвался, наконец, Арсений. – Пойду, разведаю кое-что, а ты приводи себя в порядок. Нас ждёт завтрак, надеюсь.
 Быстро одевшись, Арсений вышел. Лара, вскочив с постели, первым делом бросилась к зеркалу. Ну и русалка! Срочно в душ, и да здравствует первобытная женщина, изобретшая макияж!
Арсений вернулся скоро. Она была готова ещё скорее.
Завтракали снова в полном одиночестве. Что за дом такой загадочный?
 – Ты готова? – спросил Арсений, когда они вышли из-за стола. – Тогда идём.
Он взял её за руку и торжественно направился через холл не на лестницу, не к входной двери, а  к другой, противоположной входу, очевидно, ведущей во двор. Дверь распахнулась и … Лара ахнула от восхищения. Перед ней был  Лавандовый рай. Сиреневые кустики лаванды пышными ровными рядами убегали вдаль, к горизонту, что смыкался с, несомненно, сиреневым небом. –  Так вот что за аромат преследовал её с самого начала! Лара не ощущала ничего кроме восторга от этой невиданной, нереальной, неземной красоты.
В сиреневой дали виднелось несколько человеческих фигурок, но разрушить магию лавандового поля они были бессильны.
– Не пора ли выгулять твоё белое платье? – улыбнулся Арсений. – Кстати, хозяева предложат тебе кое-что для фотосессии. Идём.
С трудом оторвавшись от невероятной панорамы, Лара вернулась в номер, облачилась в свой нежный наряд, дополнив его хозяйской соломенной шляпой с бледными розами. Предложенные  в качестве дополнений белый зонт и плетёная корзинка с букетом сушёной лаванды послужили на славу: он бесконечно много фотографировал её, снимал видео, заставляя говорить на камеру, читать стихи, смеяться.
 – Ты сама- то знаешь, насколько фотогенична?
– Это просто магия лавандового рая.
 – Нет, это ты украсила его собой! Ты сделала его живым: настоящим и обитаемым.
 – Давай, и я тебя, –  предложила Лара.
 – Мужик, один, среди лаванды, – по-моему, глупо.
 – А давай ты не один. Попросим ту девочку, что выдавала мне шляпу. Я не уеду без твоих фото, даже не думай!
Девочка оказалась настоящим мастером своего дела. Несомненно, фотосессии были поставлены здесь на поток, и когда их телефоны были до предела заполнены всеми оттенками сиреневого, счастливые и умиротворённые, они наконец притихли, с грустью осознавая, что повторение такого дня невозможно.
После обеда они распрощались с «Лавандовым раем», и дорога улеглась под колёса своим противоположным направлением.
– Как ты узнал про это место?
– Мониторил два дня, сравнивая, где – лучшее.
– А почему именно лавандовое поле?
– Ну, мы же встретились в «Провансе». Я решил, что ты – фанатка стиля, –  улыбнулся он.
–  Это ещё до первого звонка ты промониторил?
 – Да, думал, чем бы тебя удивить.
 – Удивил. Нет – сделал счастливой. Спасибо, – тихо проговорила Лара.
 – А были  и другие варианты? – спросила она после паузы.
 – Были. И есть. И гораздо ближе.
 – Тогда почему именно это?
 – Потому, что тогда нам не хватило бы времени поговорить про перец, – хитро покосился Арсений. – И вообще, главное, что с моим предложением  у тебя не было шансов ускользнуть. Без обещания романтики ты бы ещё долго сопротивлялась.
Остальной путь они проделали преимущественно в молчании. Каждому было о чем подумать. Побывать сразу в раю – высокая планка. Сумеют ли они подняться ещё выше? Оба, долго живущие одиночками, оба, наверняка, с непростыми и очень разными характерами.
Когда подъезжали к городу, уже в полных сумерках, огненно рыжий шар Луны, почти круглой, поднимался им навстречу над горизонтом чуть слева. Свет его был тревожный, призывный –  она, несомненно, выжидающе глядела в глаза своему возлюбленному Эндимиону.  И Арсений, остановив автомобиль у её подъезда, тоже посмотрел в глаза Лары. Долго, внимательно, словно пытаясь проникнуть в самые тайные, самые тёмные уголки её души, затем, мягко поцеловав, выдохнув тепло в ушко с маленькой серёжкой, проговорил:
 – Тебе нужно выспаться.
Мурашки на коже и мягкое томление внутри сменились тревожным ударом сердца. – Всё?!
 – И не забудь, что я должен тебе чашку кофе! Я намерен отдать долг завтра же.
Отлегло.
 – Кстати, я тогда впервые оказался в «Амели».
 – А с чего вдруг зашёл?
– Не знаю. Магия, наверное …
 
2.08.2023
_________
* мифический возлюбленный Селены (Луны)