Шаламовой Дарье Александровне,
сестре моего деда Шаламова Ивана,
которую мы называли бабушкой
В сельской церкви, на кладбище старом
плачут свечи у древних икон…
Ты кормила меня виноградом
в те года, что уже испокон.
И другие, но чёрные галки
с колокольни взирают окрест…
Ты любила на окнах фиалки
и на Пасху твердила: – Воскрес!
Но сверкают анютины глазки,
где лежишь ты среди тишины,
рядом с мужем, поверившим в сказки,
с ним, однажды пришедшим с войны
в ту деревню, где девки и вдовы
не стирали мужицких портков,
разорвать были парня готовы,
а ты старше на двадцать годков.
Может ведьмой была – ворожеей,
или знала, какой приворот,
но впустивши во двор, без затеи,
ты уже не открыла ворот.
А куда ж ему грешному деться,
и на чьё опереться плечо,
если лаской до самого сердца
обожгла ты его горячо,
возле сердца не дрогнул осколок
и оно продолжало стучать.
Смерть права на солдата, покорно,
отдала их тебе и врачам.
И ушла ты однажды, под утро,
с ним прожив тридцать пять долгих лет,
Плыл туман за окошком уютный,
как в тот давний, военный рассвет:
Гасли звёзды одна за другою,
но держался туман наплаву,
словно думал дорогой земною
перейти по-за реку Уфу…
Я на камень смотрю посеревший
и в твои молодые глаза,
виноградом давно перезревшим,
хмелем в сердце стучится лоза.
2018, 01.08.2023