- Ты где украла аромат, шалунья? -
Ревниво у Фиалки вопросил, -
Не с уст ли друга моего, целуя,
Вдохнула жадно, сколь хватило сил?
.
И кровь его сгустила до пурпура,
Чтоб щедро бархат щёк украсить им...
А лилий белых нежная фактура
Взята... не попустительством твоим?
.
Душица волосы его украла,
А розы "обрели" его цвета...
Пора возмездия для них настала -
Их черви пожирают неспроста!
.
И сколько б ни было цветов в саду -
Бессовестно красу его крадут!
.
.
Sonnet 99 by William Shakespeare
.
The forward violet thus did I chide:
'Sweet thief, whence didst thou steal thy sweet that smells,
If not from my love's breath? The purple pride
Which on thy soft cheek for complexion dwells
In my love's veins thou hast too grossly dyed.'
The lily I condemnd for thy hand,
And buds of marjoram had stol'n thy hair;
The roses fearfully on thorns did stand,
One blushing shame, another white despair;
A third, nor red nor white, had stol'n of both,
And to his robb'ry had annexed thy breath,
But for his theft in pride of all his growth
A vengeful canker eat him up to death.
More flowers I noted, yet I none could see
But sweet or colour it had stol'n from thee.
.
Подстрочник Шаракшанэ:
.
Раннюю фиалку так я бранил:
"Милая воровка, откуда ты украла свой сладостный аромат,
если не из дыхания моего возлюбленного? Пурпурное великолепие,
которое стало цветом твоей нежной щеки,
ты слишком сгустила в венах моего возлюбленного**".
Лилию я осуждал за то, что она обокрала твою руку,
а бутоны майорана украли твои волосы.
Розы были от страха как на иголках***,
одна краснеющая от стыда, другая белая от отчаяния,
а третья, ни белая ни красная, обокрала обеих
и к своей краже присоединила твое дыхание,
но за ее воровство во всем великолепии ее расцвета
мстительный червяк поедает ее насмерть.
Я наблюдал и другие цветы, но не видел ни одного,
который бы не украл сладость или цвет у тебя.