нелепо в петле чулка
раскачивалась под потолком
сломанной птицей она…
сутула,
стара,
ёмко скомкана в ладонь камня,
как ночь плоска,
как глубина обмелевшей души в кандалах прозы,
жёлтые насмешки
и синие васильки – слепы,
крошки морщин утрамбованы в губы,
удар жёсткого пуха, как оплеуха…
отвергнута,
и мокнет свет люстр огненным звуком танца,
стреножен пол глотком сухих пуантов,
свалялось дыхание,
мысль в мозг протиснулась,
о клетку ударилась заперто,
стенокардия в потребности учащённой петли,
как электрический шок молнии…
а жар пасти лет –
это пепел сгоревшего земного ядра,
молитва детей постаревших в чреве,
полоса чёрного настолько широка –
пришло время белым измерить,
на кожу натекла бледность,
с лица стекло желание жить,
узловатые руки смерти обнимают ту,
кто хочет уйти…
угрюм вид из окна,
темноту вспорола молния,
рыком гром опёрся на облака,
дождь шкурой почувствовал слякоть,
поплёлся пеленать в объятия грязь,
невидимый срок зигзагом прямую дорогу наметил,
как тик (тик),
как пепел в стук сердца мелко подсчитан…
сутула,
стара,
поношена,
прошлое вспомнила,
оглушающий шёпот ночи на плечах балерины,
вязь танца из шёлка,
узлы красок,
шею вытянул дым
ноздрями втягивать запах…
память сморщилась,
вздох клацнул вставной челюстью,
чешуя кожи расправила плечи,
отражение зеркало отвернуло,
шепелявя сбитыми стельками задрыгались ноги,
зашаркала ведьма балета
к нейлону другого мира,
чёрно - белого,
бледного.