Диалог с пружиной оперирует овал моего лица, стягивая контуры, крахмальные наросты, параллельные хвостатые густосплетения, торчащие дыбом, гулко, хитро, рифлёным наплывом аэро конструирования. Батон выбрасывается из макушки, рот складывается, как диван, глазное пространство структурируется подобно граням виртуального куба. Я пишу, тем временем, выпирает язык, слюнявя тонкие страницы, руки ломаются, ножки ломаются, будто я - ограниченный табурет, замкнутый в резиновой оправе многоликости. Тройным движением разъедаю энергетический холст, рву его на части, на отрывки, на затеи. Пряники летят в желудок, как сладкие ласточки.
Плавится цветовое облако внутри живота, закипает горизонтальный чайник внутри груди. Мой автопортрет перегревается. Жидкая рама сгущает образ. Внутри головы плавают млекопитающие. Лёгкое дуновение смахивает ресницу за ресницей, и что-то поёт в пределах вафельных щиколоток, врезая в них кукольные крылья. Груши-соски бродят, как захмелевший квас в открытой бутылке. Пахнет мятой и капустой плюс дынными сердечками, срощенными с лимонной кожурой.
Играет Шнитке, разрезая тугие зрачки обыденного восприятия, свистит Маэстро, тыкая в хрустящий воздух тонюсенькой костлявой палочкой.
Пока разыгрывается душевное представление, в похожую на ушную раковину дверь кто-то громко и навязчиво стучит. Но я не могу отворить, ибо занят проигрыванием сценок и лекционными возможностями подачи воздушного материала.
Жёлтые зубы в это время утыкаются в глазок, существо гримасничает, облизывая его. Акуловый гость трётся лбом об поверхность дверного панциря. Бородатый подбородок шипит, как змея в колбе.
- Откройте же наконец дверь! - раздаётся эхо.
- Не могу! - вскрикиваю я, пропадая в звенящих, как юный голос, воронках.
- Тогда оставлю посылку вне вашего места обитания.
Начинает что-то падать. Я падаю, акулогость падает, кости дома падают, тянут за собой крышу, окна, перегородки, штукатурку, потолки-зубья, листья и краски...
На столе лежат объедки, безумные мухи хватаются за них хирургическими лапками. Потом сплёвывают.
Сок жизни бурлит в квартирных лабиринтах. Смыкается нёбо штор и решёток. Остаётся одиночество, туманное клейкое одиночество. Я одинок и охвачен плодовитым пламенем в этих круговых закономерностях... Изобилие форм и внутренних травм... Бури и языкастые пружины... Сознательный дождь, смывающий острова уединения...
Клянусь, я выберусь из овала лица, из носовых дыр, из грудинного старинного прозаического томика, из первобытного брожения, из стоптанных основ разворачивающегося движения и самовыстраивания...
А пока ураган сносит клетки мозга... Плачет скрипка, гудят бас-гитары... Царствует творческий бульон...
Но главное - колышется в середине моих земных эпохальных скважин Сильный и Затяжной Уроборос, замыкающий циклы мировой истории, ибо одно проистекает из другого, и последующее продолжает ветвь предыдущего... И так будет происходить бесконечно...