Я прощаюсь с Парижем! Небо бьёт голубым!
Этот город мне ближе, чем Отечества дым…
Я стою над Парижем, безответно влюблён
В эти старые крыши в позолоте времён.
Нотр-Дам – как отшельник. Мудрый, вечный старик.
Утешает в сочельник и жалеет живых.
Вечны тайны Парижа, но в начале начал –
"Я люблю тебя, слышишь?!" – Квазимодо кричал.
Здесь такое смешенье дивных наций и рас!
Европейское племя – вымирающий класс.
Но французы не тужат и гордятся собой,
И раскрашены лужи золотистой охр’ой.
Здесь на каждом бульваре слышишь русскую речь!
И отборный «вульгаре» хлестко бьет, как картечь.
Но французы не тужат! Что им русский ковбой?
Он такой неуклюжий под французской луной.
Триумфальная арка, вкруг – двенадцать дорог.
У дороги – фиалки стройных девичьих ног.
Эх, сорвать бы ту с краю, что уже расцвела,
Но пока что не знает, как прелестна она.
Елисейское поле разгоняет тоску.
Здесь фантазий раздолье, моё рыльце в пушку.
Я свободный невольник и мечтатель крутой!
«Настоящий полковник» и «последний герой»!
Но клаксон в нетерпенье прерывает кино –
Я стою в окруженье двух пижонов в «Рено».
Здесь движенье без правил, все куда-то спешат,
На меня смотрит прямо беззастенчивый взгляд.
Взгляд вселяет надежду и влечёт за собой...
Что я, право, безгрешный, чтоб пройти стороной?
Елисейское поле. В небе кружит Амур.
Терпкий воздух настоян на флюидах «ля мур».
Я брожу по Парижу, нам вдвоем хорошо…
Тихий голос чуть слышно напевает шансон:
"Возлюбим, возжелаем, и душой воспарим!
Что за страсть колдовская в этом слове - Париж…"
В нём и старость изящна, и ажурны слова.
Утомительно счастье - он немного устал.
Но, по-прежнему, шармом и шанелью пленя,
Парижанки шагают, флирт неся от бедра!
Я прощаюсь с Парижем. Небо бьёт голубым.
Грусть солёную слижет. И давай помолчим…