МЕСОД.I
НА и ВНЕ ОРХЕСТРЫ
Кровь солнца
полыхает
В наших жилах!
Счастлива ли ты, царица? Сыпучий песок Наксоса
не сохранил следов порхающих лёгких ступней!
Проходит пора беспечных девичьих радостей
Угасает костёр полыхающей пурпуром
страсти, задыхаясь под пеплом времени.
Серый пепел заполонил землю.
СЕРОЕ НЕБО, СЕРОЕ МОРЕ
Фаэтон-Сияющий!
КОРИФЕЙ: в дерзновенном безумье взалкавший невозможного!
ты мне родственник!
ХОР: Кровь Солнца
Полыхает в наших жилах
ХОРЕВТ 1: Не подставляем мы выю волами ярму предписаний
ХОРЕВТ 2: Не испрашиваем дозволений
ХОРЕВТ 1: Не приемлем запретов
КОРИФЕЙ: И не терпим преград не зрим препон
когда займется полымя сверкающей ИДЕИ!
ХОР: Удержу не знаем!
когда зазвенит
всеобуяющий
ЭНТУЗИАЗМ
ХОРЕВТ 1: Ничто не охладит кипения порыва
ХОРЕВТ 2: Ничто не отрезвит опьянения восторгом
ХОРЕВТ 1: Ничто не загасит пылающего факела стремлений
КОРИФЕЙ: Ничто
не остановит нас
на пути к манящей мете!
ХОР: Только
СМЕРТЬ!
НАКСОС
покинутая
возвеличенная
Нет плоти -
есть пламя!
Дочерь и сына
сам
породил
Властитель Мира
Афину
вселяющую
Мудрость и Рассудительность
И меня
одаряющего
Вдохновением и Прозрением
И вот
запечатлевая
двойственность Первосущего
дети одного отца
Разум и Наитие
извечно разобщены
и нерасторжимо сомкнуты
в непреходящем противуборстве
взаимотяготеющих
начал
ПОКИНУТАЯ
Нет!
мне не след
убиваться
покорствуя бедам!
Не приличит Миноиде плакаться
Врачевать раны бальзамом слёз
Зализывать язвы языком жалоб
К Аидонею
достойно
уйдёт
Ариадна!
Аи;-аи;-аи;!
увы! увы!
Ты оставил меня
одну
На пустынном берегу
покинул
На безлюдном острове
бросил
Аи;-аи;-аи;!
увы! увы!
Шумят волны, бьются о белый камень. Гонит ветер бесчисленные стада молочнопенных барашков. Тревожно поют невидимые Нереиды, златотелые сёстры Амфитриты.
Здесь когда-то водила она с ними хороводы, смеясь беззаботно. Заприметил её Посейдон. Но скрылась своенравная. Сбежала на край света. К Атласу, чьи могучие плечи удерживают бремя небесной твердыни. С дочерьми титана гуляла дружливо, дивными яблоками любовалась с Гесперидами. И не найти бы Синевласому беглянки, если б не всеведущий дельфин. В сонм созвездий владыка пожаловал его за услугу. А дочь вещего Нерея похитил и сделал своею женой.
Счастлива ли ты, царица? Сыпучий песок Наксоса не сохранил следов порхающих лёгких ступней. Проходит пора беспечных де;вичьих радостей. Угасает костёр полыхающей пурпуром страсти, задыхаясь под пеплом времени. Серый пепел заполонил землю.
Серое небо, серое море.
Аи;-аи;-аи;!
увы! увы!
Ты оставил меня
одну
На пустынном берегу
покинул
Аи;-аи;-аи;!
Струят глаза неудержимую влагу, изливают кручину. Мутная пелена застилает взор. Рыданья обессилили меня. Не поднять налитой свинцом головы. Приглядись к разметавшимся прядям пышных рдяных волос. Как на лепестках гиацинта, прочтёшь немую жалобу. Горе! горе!
Спартанского царевича Гиацинта нечаемо сразил Аполлон, состязаясь с любимцем в метании тяжких бронзовых дисков. Бездыханно пал не-вовремя-подбежавший. И вырос по вящему слову цветок из кро;ви невольной жертвы. Увековечив скорбь неутешного. О, Аполлон-Пеан, исцеляющий недуги! Изыми боль из сердца моего. Уврачуй его раны.
Нещадна к ним едкая соль морская бессчастья.
Недвижно сижу. Камнем на камне. Точно валун, исторгнутый обвалом из родимых мест. Припавший, куда зашвырнуло. Точно собственное надгробие. Нет, могила хранит останки усопшего. Сторожит саркофаг или урну. А Тесей унёс всё. И я пуста, как курган-кенотафий. Насыпанный по утонувшему в море. Пропавшему на чужбине. Сгинувшему без вести.
Чей непогребённый труп не найден людьми. И не почтён благочестьем оплакивания.
Аи;-аи;-аи;!
увы! увы!
Ты оставил меня
одну
На пустынном берегу
покинул
Аи;-аи;-аи;!
Низко кружатся чайки. Задевают крыльями хмурую воду. Стонут. Так сетовал безотрадный Кикн на гибель милого друга Фаэтона. И стал лебедем. Достойную форму обрела снедающая его благородная печаль.
Фаэтон, сын Климены, дщери самой Фетиды, первородного чада Нерея от Океаниды Дориды! ты упросил отца своего Гелиоса разрешить тебе проехаться по; небу в его золотой колеснице. Не смертного это дело. Не сдержал ты крылатых коней. И вспыхнул мировой пожар. И обугленная головешка, крича, низверглась в далёкую северную реку Эридан. Горюет лебедь-кикн, плавая по широким прудам, мирным заводям да проточным, чистым озё- рам. Льнёт к огнесупротивной стихии. Избегает, страшится огня, что извёл лучшего его сотоварища. Горюют о брате Гелиады. Исходят тоской, чахнут. И сжалились над ними боги. И, умеряя несносимую тягость отчаяния, обратили сестёр в тополя. Жало утраты не уязвляет деревья столь люто, как человека. Светла их грусть. Льются слёзы Гелиад-тополей, катятся каплями смолы, падают в студёный Эридан. Прозрачным янтарём застывают на дне.
Ныряют рыбаки. Дарят невестам медовожёлтые ожерелья, запястья, подвески.
Аи;-аи;-аи;!
увы! увы!
Ты оставил меня
одну
Аи;-аи;-аи;!
Фаэтон-Сияющий, в дерзновенном безумье взалкавший невозможного! ты мне родственник! Кровь Солнца полыхает в наших жилах. Не подставляем мы выю волами ярму предписаний. Не испрашиваем дозволений. Не приемлем запретов. И не терпим преград, не зрим препон, когда займётся полымя сверкающей Идеи. Удержу не знаем! когда зазвенит всеобуяющий Энтузиазм. Ничто не охладит кипения порыва. Ничто не отрезвит опьянения восторгом. Ничто не загасит пылающего факела стремлений.
Ничто не остановит нас на пути к манящей ме;те. Только Смерть.
Ликование юности занесло тебя на немыслимую высоту в небреженье к установленному Зевсом порядку. И жуткая казнь покарала смельчака. Я отважилась попрать законы моего царства, бросила отчий дом, сбежала с чужестранцем. И вот наказана
неизбывным позором.
Аи;-аи;-аи;!
увы! увы!
Аи;-аи;-аи;!
Вчера пристали мы к Наксосу. Окрашенный закатом остров дышал приветом. С наслажденьем промчалась я по горячему песку, разминая онемевшие члены. Ноги сами пустились в пляс. Без кифары. Без волынки иль бубна. Солнце поёт в моей крови, рвётся из сердца музыкой. Твои копытца никогда не устают, серна? Смотри на меня, Тесей. Я люблю танцевать, когда ты глядишь на меня. Я танцую для тебя. Любуйся мной. Не отрывай своих глаз от моих. Дай мне упиться твоим восхищением. Оно греет усладой. Как в ласковом море, купаюсь в светлеющих лучах взгляда. Ты знаешь, я не люблю вина.
Голубое сияние, льющееся из твоих очей, мне хмель.
Сужаются зрачки, исчезают. Лазурные волны кружат, захлёстывают, опрокидывают. Ширящаяся бездна втягивает, поглощает, объемлет собой. Тону в блаженстве.
Захлёбываюсь.
Погружаюсь ли? Нет! Возношусь! парю в звенящем воздухе! Невесома! земля не удерживает меня более! Лечу к тебе! смеюсь у тебя на шее! Как наливаются мускулами круглые руки. Как тверда грудь мужчины. Сила и крепость составляют твоё естество. Несхожи наши тела, будто сотворены из разных субстанций... Тесей, мой герой. Мой бесстрашный герой. Величайший герой Аттики! Кроме тебя, у меня никого в целом мире. Ни родных, ни близких, ни отчизны. Всё и всех кинула я ради Тесея. Топор, обрубивший канат твоей триеры у Крита, навечно отторг мои прошлые дни.
Ты мне и отец, и любимая матерь... Тесей.
Сладок мой сон и глубок. Его не растревожил сторожкий плеск вёсел тайно отчалившего корабля. Не вспугнул скрип сосновой мачты. Не разбудил меня и тонкий голос флейты, задающей ритм верхнему ряду гребцов набирающего скорость судна. И звонкий парус, развернувшийся чёрным, траурным облаком, не послал мне сигнала опасности. О Кронид-Вседержитель! какое пробужденье уготовил неверный грек внучке той, что почтил ты своей любовью!
Аи;-аи;-аи;!
аи;-аи;!
В грот отнесли афинские моряки корзины с плодами и прочей снедью, укрывая их от непогоды. Туда же поставили бычьи мехи; с пресной водой и вином, которым запаслись мы на Тере. Кормилица моя Коркиона смиренно примостилась возле них, не решаясь ко мне приблизиться.
Нет, Коркиона. Не утешай меня. Избавь от пустых причитаний и яловых воплей. Надежда удалилась от Ариадны. Тщетны мои чаяния. Поникли их обескровленные крылья... Не стенай! не борозди ногтями изъеденных старостью щёк! Обернись спиной к морю!
Не думай о том, что приносит
и уносит изменчивое.
Нет постоянства
ни в море
ни в вёртких
его порожденьях
Не любил. Никогда не любил меня Эгеев наследник! Не мог, не умел любить. Моим огнём горел, пылал моим пламенем. Отражённым светом светил, как осенний затон в предзакатный безветренный час. Холодная кровь у сына морского владыки. Рыбий ток в его жилах.
Неведом ему Эрот.
Ещё не вставала розоперстая Эос, когда затаилась я тенью у той из двенадцати крепких дубовых дверей Лабиринта, какую стражники захлопнули за тобой накануне. Неистово колотится обезумевшее сердце. Стучит, как Гефест по наковальне. В клочья рвёт напрягшуюся тишину. Гудит, как натянутая кожа на тимпанах, в кои били Куреты, покрывая плач новоро;жденного Зевса. Громом гремит. Неуёмно. Так оно всех перебудит! Толпы сбегутся на его немолчный призыв. Что ты делаешь одна, ночью, в заповедном месте, о дочерь Миноса?!
Зевс-Лабрандей!
Жизнь приявший
на Крите!
Небес и земли
державный владыка!
Всеведущий
благоподатель пресветлый!
ЧТО СТАЛОСЬ
С ТЕСЕЕМ?!
Слышится шорох шагов. Раздаётся условный стук. Дрожат руки мои. Не поддаётся им огромный засов, глубоко ушедший в косяк. До крови ободраны тонкие, нежные пальцы. Ломаются подцвеченные шафраном точёные миндалины-ногти. Но вот герой преступает порог под знаком Лабриса. Порог, который никто никогда не преступал, возвращаясь! Торжествующей, солнце зенита! улыбке вторит сияние требелокурых кудрей. И злато венца Афродиты. Вслед тянутся бледные перепуганные юнцы, не успевшие поверить во вновь обретённую, солнце отчизны! свободу. Едва оправившись после чудовищного спектакля и томительных блужданий по нескончаемым тёмным коридорам, шепчут мне смятённо.
Благодарствуй, высокородная!
Озираясь, выходим за городскую черту. Не попасться б ночному патрулю! Только тридцать стадий отделяют нас от берега, да каждая может оказаться последней. Сторо;нимся главного пути. Ища кроющей тьмы, хоро;нимся за деревья. Отлогим спуском, с опаской ступая по влажной гальке, добираемся до гавани. В полном сборе команда. Певец не расстаётся со своею кифарой. Обхватив обвязанную холстом, тихо сидит у воды. Обеспокоенный взор прочно прикован к востоку. А кормчий твой Навситой с Саламина. Саламинец и помощник его Феак. Не умеете вы плавать, афиняне. Не научились. Но ты придумал, как избавиться от погони. Прорубил хитроумный днища пурпурнопарусным судам. Сам рассекал доски. Велеострым мечом. Единственным, что имелся у греков, сдавших по прибытьи оружие. Твоим собственным, чести оплот! мечом, что тебе под полой принесла, трепеща, любимая дочерь того, кому принадлежал
выводимый из строя, славы оплот!
флот.
Неподвижны погрузившиеся в воду корабли. Будто рыбы, выброшенные бурей... Пу’сты остановившиеся глаза. Тупо разинута мёртвая пасть. Обезжизнено стремливое тело... Задохнулись в неприятельском воздухе. Загубились в чужеродной стихии... Вдруг заполонила меня тоска. Медведицей навалилась, сжала в смертельных объятиях. Душит, царапает горло ядовитыми когтями предчувствий. ЧТО ДЕЛАЮ?! Зачем я среди иноземцев? Куда бегу из родного дома? Из-под надёжного обереженья родимых стен? Птенцом, выпавшим из гнезда, беззащитным перед непогодой враждебности, перед хищными клювами зависти, прибуду на злую чужбину... Ещё не поздно! Нет следов моей прикосновенности к грекам. Уедут, и никто ничего не узнает. Мало ль кому удалось выкрасть меч! И не раскроет моей вины отец. И буду жить по-прежнему. В почёте и роскоши. Как то приличествует мне. Останься! останься! истошно визжит тревога.
Но лесть
расплескала
щедро!
амфо;рами! пи;фосами!
масли;чное масло
елей!
укрощая валы подозрений
Чреда обещаний
смирила —
коней Диомеда Геракл! —
кипящие
в беге возвратном
беспамятном зыби сомнений
Гремливые клятвы
улов на живца!
вынудили
из ила
жемчужной пучины
ресницы
сомкнувшее
!ДА!
Родина там, где нас любят, Ариадна. Царицу свою в царевне Крита встретят Афины! Свидетелем Посейдон! И трезубцу покорные волны! Катящие бесперечь, глянь, к обнажённым проворным ногам стройной спутницы Артемиды... Я взошла на корму. Верная Коркиона не покинула меня. С вечера спрятала у греков кожаные мешки с первонадобным. И захватила, как я повелела, статую Пеннорождённой. Нет на свете более искусной работы!
Из тисса её вытесал мне Дедал.
Но где же он? Почему замешкался? Иль раздумал? Иль схвачен?! В последний раз зорко пронизывает тьму Тесей. В последний раз острым взором обшаривает кусты у дороги. НИКОГО! А ждать... Промедленье сейчас не риск. Самоубийство. Взойдёт солнце, славоносно являя миру себя и море. Проснётся Минос. И ничто не защитит нас от его ярости. Страшен в гневе критский самодержец. Погибнем! И ты, Великий, с нами. Прощай, Дедал.
Твоя мудрость спасла одноземцев. Вечно буду помнить. Афины открыты тебе!
Прощай.
Посейдон послал сыну попутный ветер. Точно голубка, преследуемая коршуном, несётся триера. Растаял в тумане и;зжелта-коричневый берег. Исчезла за горизонтом белая гряда ближних гор. Пропал Гераклион, пышный порт под столицей, гордящийся именем, что оставил ему, отбывая лихо верхом на бычьей спине Минотаврова лихоотца, первочтимый в мире герой. Наша греческая родня. И днесь с его младшим кровником, Минотавра, вняв Року, унявшим, выпало мне повторить, пенный хвост за кормой без следа, ту немереную путину... Кносс мой милый, славнейший из ста городов Крита! увижу ли тебя когда-нибудь?
Прощай, прощай.
Снова и снова просила я кифареда. Спой о Тесее! всё хочу знать о прекрасном моём супруге! Ненасытна ты, госпожа. Прекрасное трудно. Знанье опасно.
Золотыми кудрями
критянки
играет
отдыхающий лев!
величайший
из смертных!
Не изнурили
лукавые ласки!
Не иссушили
сладкие чары!
Не истомили
твои лобызанья
силу героя!
мощь Тесея!
Радостен!
бодр!
полон жаркой отваги!
подвигов
ратных
бестрепетно жаждет!
Фобос и Деймос
дружа;т
его славе!
Слава
герою!
Хвала
Тесею!
Слава! хвала!
герою Тесею!
Минотавра
рогатого
сринув к Аиду
рамена
нам расправил!
повыпрямил выи!
В Лабиринте
полы оросив
злою кровью
с обескровленных
братьев
смыл клейма
позора!
Благоволенье Ареса
герою!
Благоухание
лавров бессмертных!
Слава! хвала!
герою Тесею!
Благодарность
афинских сердец
не иссякнет
как пречистый
Кастальский ключ
на Парнасе!
По всем стогнам
подлунной
гремучие
хоры
будем вторить
друг другу —
слава!
слава герою!
Твоя слава
потомкам
маяк путеводный!
неугасное!
незаходящее!
солнце!
Пока высится
стройно
наш светлый Акрополь
пока дышит
на свете
хоть единственный эллин
на венке
Эгеида
листва
не повянет
как на вящей
оливе
праворадной
Паллады
Слава!
слава!
Слава
вовеки!
Слава
герою героев
Тесею!
Повествуя о юности доблестного, ты поведал больше, чем собирался, грек. Но тогда восхищённый слух улавливал только лишь превозношения. Опускал не касаемое до храма величанья, возводимого твоим искусством. Незамеченными мелькнули зарницы обмолвок. Торопливой чередою канули на дно памяти. Днесь исторгает их немилосердно. И холодно бдящий разум, ухватившись за какую мелочь, воззидает недалёкие были. Так развороченное ненастьем море изрыгает из недр погребённые под илом останки утопленника. И вроде бы обезображены до неузнаваемости. Но вот обрывок цепочки, обломок аграфа ли оживляет перед взирающим облик горемыки. И сквозь чудовищную маску разложения явственно проступают знакомые, не различимые прежде черты.
Пьянит счастье, ослепляет. Тем больнее протрезвляет чаша отчаяния. С неизбежною пеной прозренья. Из камышей воспоминаний прытко выпрыгивают ядовитые лягушки-догадки. Гиены-домыслы осаждают меня, впиваясь острыми жёлтыми клыками.
Яростным рогом бодают сёстры. Обида и Горечь.
Не успела шестнадцатая зима Тесея увесть свои дождеродные серые тучи, уж покидал родную Троисену. Не из-за розанчика ль Анаксо;, несовершеннолетней согра;жданки, порешил премудрый Питфей поторопить отъезд внука?
А долговязая Перигуна, дочерь Синида? Пока ты привязывал к соснам отца, убежала в чащобу, поросшую стойбой и спаржей. Милые стойба и спаржа! спрячьте меня! Я вас за то ни ломать, ни жечь никогда не буду! и детям своим закажу! Поднялись стеной колючие травы. Сокрыли. Выманивать ты стал неразумную, бойким словом улещивать. Выйди, не бойся, девица. Не восчиню тебе зла. За отцовы лиходейства не в ответе дщерь. Да и не чужая ты мне, внучка Гениохи, сестры моей матери Эфры. Я о тебе позабочусь! В Ойхалию, на Эвбею отправил удалой победитель осиротевшую одинокую сродницу. И твой посланный просватал её Дейною, сыну царя Эврита, кто в стреловерже;нии был Аполлону вы;ученик, а Гераклу учитель. Великодушный поступок! вельми достойный гуманности будущего Просвещённого Правителя! Только дивятся люди. До чего же похож на Тесея распригожий первенец их, Меланипп. Родившийся раньше срока.
Почти два года шёл ты из Арголиды в Аттику. Разве радость свиданья с Эгеем не подгоняла тебя? Сколько, к примеру, лунных фаз или полных лун провёл ты под сте;нами Элевсина, задушив Керкиона? В безоконную башню за любовь беззаконную с Держцем Зыбей Посейдоном заточил жестокосердный гневливец резвоногую вольницу-дщерь. Освободил ты Алопу, а власть передал Гиппотонту, её скороспелому отпрыску. Неужто долгое дело? Или путника позадержали чары белобрысой хозяйки? Показалась отцу, приглянулась и сыну?
А в чьи сети попалась Эопи, благородная дочерь Ификла, единоутробного брата Гераклова? А раздобревшая матерь Эанта? А эта, как её, ещё с таким противным греческим именем Феребея?
Даже престарелую Гекалу сумел обойти. Со смертного одра поднялась приветить воина перед битвой.
Иноземным претендентом на престол явился ты в град Первомудрой. Не очень-то поверили Кекропиды бездетному издавна Эгею, провозгласившему прибытчика родным сыном. Недовольство и смуту сеял Паллант, приобвыкший к надежде на царствование. И задумал приёмыш благорасположить народ беспримерным подвигом. И отправился в Марафон сразить бешеного быка, коего чуть не три десятка лет втуне тужились одолеть туземные чудо- богатыри. Отдохнуть с дороги зашёл в ветхий дом на окраине. Ведаешь, как подольститься, как прельстить, обаять женщину. Взглянешь лазоревым оком. И метнётся душа тебе на;встречь. Раскрывается, что цветок поутру. Улыбнёшься, и губами погладишь сердце.
Тает, плавится оно горячим воском. На всё готово в угожденье тебе.
Хлопочет Гекала, едва держась на ногах от дряхлости. Сухая былинка, колеблемая ветром. Не насмотрится, не налюбуется на дорогого нечаемого гостя.
Кормит-поит
напевая
приголубливает
В шутку
в ласку
имена-хвалу
придумывает —
Свет-Тесею
Храбрецу Первобесстрашному!
Огнь-Тесею
Раскрасавцу Ненаглядному!
Лихоборнику-Тесею
Доблему;дренному!
Наставила тебя свершить требу Зевсу-Сотеру, чтоб охранял в поединке. Дала обет возблагодарить Спасителя за твоё возвращенье с победой. Да не дождалась. На обратном пути не застал ты её в живых. Радостно шёл долиной боец, ведя на железной цепи Критского Быка, прозванного Марафонским по избранному им обитанию в чужедальней Греции. Послушно бредёт очумелый после удара палицей Перифета, доставшегося ему промеж глаз. Мотает из стороны в сторону мордой. Будто в лад торжествующим пеанам, что распевает его молодой пленитель. Вот близится знакомое жилище. Но никто не спешит встречать героя. Плотно затво’рена дверь. Бестревожна пыль на неметёном пороге.
И навеки остыл очаг, зажигавшийся в последний свой раз. Для тебя.
За ценный совет и радушие почтил ты память покойницы. Возложил на алтарь Всецаря обещанную ею ветвь священной оливы, перевитую белой шерстью овцы. Да ещё сотворил обильное тройное возлияние. Родниковою чистой водой. Рдяным ранним вином. И душистым, прозрачным мёдом.
Старице воздал благодарностью. А мне? Мне, которой ты обязан жизнью?! Меч принесла я в покой обречённого че’люстям Минотавра. Острый меч! Может, и без него неустрашимый Тесей расправился бы с чудовищем. Но клубок мой спас тебя от голодной смерти. От безвестной кончины в Лабиринте!
Ниспровергла я глыбу глыб —
ЗАПРЕТ ПОВСЕКРИТСКИЙ
С дрожью ужаса в сердце
попрала Указ Непреложный
На что не отважился бы
никогда
ни один
из мужеством славных
мужей всепобедного Крита
сыздетства
ведающих
НЕПРКОСНОВЕНЕН
УЗНИК ЛАБИРИНТА!
Я
дщерь Миноса
главнейшего законника на свете
Собеседника Зевса!
вынесшего
Девять Скрижалей
народам
из гранильни
девятилетия
в пещере!
ПРЕСТУПИЛА
беспутствуя
Закон Миносовой Державы
стала
ПРЕСТУПНИЦЕЙ
РАДИ ТЕБЯ
А ты разлюбил Миноиду! посмел разлюбить! Зевс, что говорю, чем корю?! Любовь не кормится благодарностью. Ей нет причин, опричь стрел Эрота. Но ты поклялся хранителем радостных свадеб, певцом звонкогласым о белых крыла’х Гименеем. Поручился крепящею брачные узы, надёжней свинцовых припоев всех статуй на стогнах! владычицей Герой. Ты твердил о Киприде! что с нежной улыбкой охапками роз осыпает двуспальное ложе! И оставил супругу сбирать на пустынном, глухом берегу шипы ядовитые горя...
На пустом берегу. На безлюдном острове... Знаю, юной Эгли прельстился.
Богатым угощением чествовал Панопей заночевавших высокородных путешествователей. Ви;на, слаще нет, выставил. Смачных рыбин глубинных. Редкую дичь. После третьей чаши явилась с кифарой, как того требует обычай, пожелать старому отцу здоровья да удачи. Скромница в снежнобелой тунике до пят. Ресниц не подъемлет, приклеились к полу! Долу потупилась перед АФИНСКИМ ЦАРЕВИЧЕМ. Аж по уши залилась, пыльцу не смахни! смущеньем. К лицу нам румяна-смущенье! Да так и не покинула залы. Всё юлила-вилась, ужом! угрём! ища ему на глаза попасться. Извертелась, вервие-жгут из пеньки-конопли! хлопоча его взоры привлечь. Притворщица, потерявшая де;вичий стыд! Срамница! В поношенье приличий! без родительского приказу! спела здравицу знаменитости. И понеслась! пустилась скачью! величать ДЕЯНЬЯ ГЕРОЯ. Без умолку! без продыху! гуду струн вперебой! Поддабриваясь хвалебными одами.
К ней, не умеющей вести себя, как присто’ит знатной девушке! стремит тебя нетерпение. К ней, не знающей и начал благонравия! мчится сейчас чёрнопарусное судно. К ней, не блюдущей правил учливости! к ней, разнузданной! наглой! правит многоопытный Навситой.
Не замолить тебе измены. Не очиститься искупительной жертвой. И воды Кастальского ключа не отмоют скверны вероломства.
Но проклятий не шлю тебе вдогонку. Встречных ветров не кличу на голову обманщика. Не призываю кровоядных бессонных Эриний, ненавистниц коварства и лжи. Я, Ариадна, брошенная на диком пустыре Наксоса, не желаю тебе вернуться домой горсткой пепла в траурной урне.
За обиду мою, за срам и бесчестье, что ты на меня камнепадом обрушил, отомстит всевластная Афродита!
У неё вымолил ловкий мою любовь. И пренебрёг бесценным ниспосланным даром.
Презрел молельщик милость дщери Урановой. Обрекая себя навек её гневу.
Не простит
оскорбленья
богиня!
Мерою
полной!
карой
достойной!
как подобает!
воздаст
Эрокинэ!
Ещё в Греции остерегала тебя. Отплывая на Крит, младой Эгеид в жертву престольнорадужной приносит увитую миртом козу. А она на глазах онемелой толпы превращается дивно в козла! Постиг ли ты зна;менье? Осмыслил грозу предупреждения? ТРАГОСОМ называете вы козла по-гречески. ТРАГЕДИЕЙ обернётся жизнь противуборщика богам! А бытие преступателя клятв наипаче! Предательство отравит его. И завершит гибель, не осиянная славой. Нет хуже доли для мужа, чем в бесславье предстать пред Аидом!
Чувствую...
Слышу...
Холодом тянет...
Голос
нисходит
с кручи багряной...
Ни в поединке
ни в битве с врагами
ты не умрёшь
Смерти прекрасной
в подвиге ратном
смерти
что завистью мучит
потомков!
ты не найдёшь
Чувствую...
Слышу...
Локсий вещает...
Мудрость чужая
мглу
освещает...
Будешь горько
терять
всякий клад —
лишь обрящешь!
Сманишь ловко красу
да назавтра
утратишь!
Сваи дружбы
что лозы трухлявые
рухнут!
Родовое гнездо
оголят
злые бури!
В Афины
войдёшь
убийцей Эгея!!!
Сразишь
не клинком —
беспамятства
древком!
Забудешь!
Забудешь
о парусе
белом!
Вижу...
Солнце...
скала... и море...
Царь на каменьях
застыл точно конник...
Парус чернеется
в зыбком просторе...
Вижу...
Скала...
никого...
пустынна...
Парус
чернеется
в ласковой сини...
Вестник обманный
течёт
бескручинно...
Вижу...
В почёте великом
правишь
Сюда
все народы!
властно сзываешь
Недругов
мощною дланью
смиряешь!
Стогны
гремят —
исполать
Эгеиду!
наш государь
добродеец!
провидец!
архистратиг!
перводоблий воитель!
Слава
герою!
Хвала
Тесею!
Вижу...
В доме твоём
амазонка
Нет!
Лабрандей всемогущий!
Федра!!!
Как она выросла!
Смотрит
на юношу...
Схож и с тобою
и с тою первой...
Сын ли?
Но что это?!
Выклики скорбные...
Воя
хоронят
меньшу; ю сестру мою...
Топчут
копыта конские
юношу...
Вижу...
Подземное
мрачное царство...
Не шелохнуться
двум святотатцам!
Вздумали вишь
умыкнуть Персефону!
Чахнете-блёкнете
годы впросоньи...
Чу!
твёрдый шаг...
не порхание тени...
Это Геракл!
Освобожденье!
Град Совоокой...
Трон подло захвачен
Дряхлый наставник
встречает
плачем
Мать в гордой Спарте
мается
рабством!
Чада в изгнанье!
Не помнят
сограждане
ни доблестей бранных!
ни благ устроенья!
Не помнят
героя!
Не помнят
Тесея!
Отпрыск Петея
злочинца Эгеева
гнус Менесфей
богомерзкий проныра
взял Кекропидов
липкою лестью —
угодничает черни
бесстыдно юлит
заискивает
низко —
привыкли!
Забыли
героя
Забыли
Тесея
Скирос...
Мчишься
в поместье Эгеево
Кто-то
вдогон
ИЗМЕНА
ЗА ИЗМЕНУ!
Кто-то
всугонь
БЕСЧЕСТЬЕ
ЗА БЕСЧЕСТЬЕ!
МЕРА
ПО МЕРЩИКУ —
ЗАКОН
ВСЕЛЕНСКИЙ!
Вижу...
Солнце...
скала на взморье...
С мужем
толкуешь...
Что вы там до;лите?!
Вижу...
Уходит
валкой рысцою...
Взморье
пустынно...
Пусто
и море...
Только круги
мерно расходятся
в пече уставной
по мёртвому воину...
Мучась повторным
горем отеческим
зыблется-плещется
море Эгейское...
Забыли
героя...
Забыли
Тесея...
Мой ксоанон Афродиты, вышедший из благоискуснейших рук Дедала, ты увёз с собой самовольно. Единственную святыню в приданом твоей легковерной невесты. Прелестный образ богини, обет которой ты осквернил. И вознамерился, верно, возвесть кумирню, дабы отвесть, отвратить, отстранить, плотина валам! праведную ярость... А взамен мне оставил, холодно! стыну! венец, волей Мойр изготовленный в кузне сокровищ супругом её Гефестом, кому Великий Дедал приходится кровником... Бесподобный убор, вручённый тебе, отваге награда! дружественной Амфитритой. Положил златокованый в изголовие спящей. Покидаемой навсегда... Дар разлуки. Дань траурному поезду, шествующему с горькою ношей. Погребальный венок для усопшей, удаляющейся, к те’ням тень! в запределье... В чёрное небытие. Прочь из памяти.
Нет, мне не след убиваться, покорствуя бедам! Не приличит зане; Миноиде плакаться. Зализывать раны языком жалоб. Врачевать язвы бальзамом слёз.
К АИДОНЕЮ
ДОСТОЙНО УЙДЕТ
АРИАДНА!
Сюда, Коркиона! Неси мехи; и кошницы! Да не позабудь вынуть любимую мою чашу в дельфинах. Я буду пировать, а ты станешь мне прислуживать. Вот плоский валун. Отличный стол для праздничного изобилия. На середину аппетитные эти дыни! А подле них нежные, поздние смоквы. Сизое превосходно сочетается с жёлтым. А теперь первины сезона! гранаты! Так, хорошо. Не обрёк нас нищете афинянин. Не обделены мы щедротами его. Не обойдены заботой милостивой. Все, все запасы доставай! И сушёное мясо, и рыбу вяленую, и хлебные лепёшки. Красиво разложи богатые яства наши! Вперемежку с терновником! раз на голом острове нет цветов. Убогость убранства не годится для критской царевны.
Собери обломки скалы. Наблюдая размеры и форму, подгони построже. Вплотную. Помни, кому воздвигаешь ложе! Да поразмысли, как застлать его. За отсутствием шкур пышновласых, покровов ли пу;рпурнорунных сойдёт и душистая, мягкая, ма;нит раскинуться, сладко вздремнуть! трава. Ты не видишь её? Приложи труд! Со старанием надобно высматривать. С усердием выискивать редкие чахлые стебельки. Не пропускать ни одного, ниже; наикрохотнейшего росточка. Да надламывай у самого корня. И наберётся побольше.
Дабы возлежать мне пристойно! Роскошь подобает Ариадне, великолепие, разве не знаешь?
Не рыдай. Не надрывай мне изгрызенного мукой сердца. Скудна моя последняя трапеза? Тосклив прощальный ужин прекрасной дщери Миносовой, повсеславной внучки Зевесовой? Не верь своим глазам! Боги возлюбили меня с младенчества. И освободят от напрасной боли.
Скоро, скоро.
Подай чашу. Пусть послужит ещё Ариадне. Не надо воды. Не; к чему разбавлять благословенный сок честно’й лозы благоуханного Диониса. Ослаблять живоносную его силу.
Печаль!
отступись! отпусти!
к иному причалу
лети!
хор стонов
с собой захвати!
На чёрный корабль свой
зови
хоревтов
чьи скорбные рты
от крика
черней твоих крыл!
Скорее!
Крылом
как веслом
пречистую зыбь
рассекай!
Плыви
невозвратным путём
влюблённая в слёзы
печаль!
Радость!
приди! обойми!
милой другиней
прильни!
вздохи
к Эребу гони!
смех и улыбку
верни!
В чашу
на миг загляни!
Горечь
со дна изыми!
Сладость забвенья
плесни
пригоршней
щедрой
как сны!
Лёт Танатоса
упреди!
От памяти
освободи!
На пиру одиноком
веселится царевна
Тучи
пологом тканым
Птицы
званые гости
Ветер
гимны слагает
Море
лирником вторит
Её лик
безмятежен
О как нежит
мглу в сердце
неразбавленный
пенный —
через край! —
ток багрянца...
Кто
во всей Ойкумене
краше
критской царевны?!
Не из тмина
венок
ей чело осеняет
не из роз
иль там листьев анисовых
свитый
На кудрях золотых
ярче
солнца
сияет
несказанным заветом
венец
Афродиты!