Прошёл почти месяц с момента ареста Николая Озерцова и Евгения Фонвизина. Оба пытались приспособиться к новым условиям жизни, насколько это возможно. Самое главное в этой ситуации, что они находились рядом со своими родными и поддерживали с ними общение. Конечно, это было всё нелегко, ибо арест он и есть арест, в любом случае он имеет неудобства и ограничения. Но несмотря на это, они продолжали молиться и уповать на милость Бога, который уже столько раз помогал им в трудных ситуациях. А между тем в аэропорту разворачивались иные события.
* * *
30 сентября, к зданию вокзала Домодедово подошёл человек. Осмотревшись, он взглянул на часы, а затем вошёл внутрь. Повернув направо, и, найдя нужную лестницу наверх, он поднялся на этаж выше. Хромой, но уверенной походкой человек двигался по направлению к крылу, в котором располагались представители авиакомпаний. Вскоре он дошёл до своего места назначения и, найдя дверь с надписью "Пешков Олег Владимирович, ген. директор, а/к "РУСАВИА". Открыв дверь, он вошёл. Управляющий авиакомпании сидел за столом, и, глядя в компьютер, был полностью поглощён делами. При этом он был настолько увлечён, что не обратил внимание, когда кто-то вошёл в его кабинет без стука.
– Здравствуй, Олег Владимирович! – громко произнёс вошедший человек, да так, что Пешков вздрогнул.
– О, господи, – воскликнул он и, глядя на вошедшего, произнёс, – Дим, ты чего пугаешь, так ведь до инфаркта можно довести.
– Это ты мне говоришь про инфаркт, сидя в офисе за компьютером, – усталым голосом произнёс Канторович (а это был он), а затем добавил, – а что тогда говорить про меня – человека, пережившего взрыв минного снаряда…
– Ты что-то хотел? – спросил генеральный директор авиакомпании и, не дожидаясь ответа, произнёс. – Только давай в темпе, а то мне надо бежать на совещание по вопросу...
– Ничего, подождёт твоё совещание, – перебил его Канторович и продолжил, – у меня к тебе очень важное дело, а точнее просьба – посмотри, пожалуйста, на улицу.
– Зачем? – не понял Пешков.
– Посмотри-посмотри, – повторил Дмитрий, – это не долго.
Олег Владимирович встал из стола и подошёл к окну. Отдёрнув занавеску, он посмотрел на улицу.
– Видишь, – произнёс Дмитрий, – у входа очередь.
Пешков посмотрел в сторону главного входа в терминал и не увидел ничего необычного.
– Что ты говоришь, какая очередь? – произнёс он с недовольством в голосе.
– Как, разве ты не видишь? Там стоит очередь из первоклассных пилотов, которые рвутся в твою авиакомпанию.
Директор авиакомпании недоумённо посмотрел на своего друга и произнёс:
– Дим, ты чего несёшь? Какая очередь? Какие пилоты, ты от контузии не отошёл что ли? Всё, иди, проспись, отдохни и не отвлекай меня всякой ерундой...
– Контузия в данном случае у тебя. Вот ты мне объясни, почему я, выписываясь из профилактория, пытаюсь дозвониться до своих орлов, а у них не доступен телефон. Потом мне звонит какой-то следователь Рощин и заявляет, что Николай с Евгением находятся под арестом.
– Да, – подтвердил Пешков, присаживаясь обратно в кресло, – суд избрал им меру пресечения в виде домашнего ареста на два месяца.
– Вот и я говорю, посмотри ещё раз в окно, там у тебя очередь из профессиональных пилотов, коли ты так топишь двух лучших из авиакомпании, – не унимался Дмитрий.
– Дим, да прекрати ты нести чушь, я никого не топлю. Решение постановил суд на основании следственной экспертизы.
– Неужели? А чего же ты тогда делаешь? Когда мы под Чкаловском в воздухе чуть не развалились, нам тоже много чего говорили. Я помню ты за нас горой стоял, вместе с этим вашим советом директоров. А сейчас что? Сдулся? Или прогнулся под кого-то?
– Так, КВС Канторович, вы забываетесь, что находитесь в моём кабинете! – вдруг вспылил Пешков, возмущённый словами своего коллеги.
Видя такую реакцию, пилот встал и произнёс:
– Вот как вы заговорили, Олег Владимирович! Значит, как поднимать компанию, так Дима приходи, я тебя первым сделаю, пилотов опытных не хватает. А как мой лучший экипаж спасти из-под ареста, так сразу фамильничать начал? Но тогда знайте, уважаемый директор Пешков; с этого дня наша с вами дружба временно приостановлена, до выяснения обстоятельств этого дела, вплоть до вашей причастности.
Дмитрий был возмущён до предела. Олег сидел и не мог ничего возразить. Когда-то давно, в 1997 году авиакомпания только создавалась и нужны были опытные пилоты ГА*. Тогда они с Канторовичем были как одна сплочённая команда: первый командовал бортами и обучал молодых пилотов, а он занимался финансовыми делами. И теперь, из-за этого рейса их пути начали расходиться в разные стороны. В конце концов, Дмитрий встал, и устало проговорил:
– И знайте, Олег Владимирович, я этого так не оставлю. Я пойду, а вы оставайтесь дальше в своей компании и поднимайте её сами. Заодно не забудьте принять очередь из пилотов, коих у вас видимо много, что вы готовы расстаться с двумя лучшими.
С этими словами он повернулся и хотел уйти, но Пешков остановил его словами:
– Подожди. Если ты так радеешь за свой экипаж, то вот тебе официальная информация из Следственного Комитета; согласно экспертам, у самолёта была возможность долететь до нужного аэропорта, второй двигатель работал исправно, и ему хватило бы тяги. Но Озерцов, за которого ты так радеешь, намеренно отступил от требований службы безопасности авиакомпании и посадил аварийный борт на не подходящую ВПП. Тем самым подвергнув более 100 человек опасности. Захотел поиграть в героя, а оно вон как вышло.
Канторович медленно повернулся и, еле сдерживая гнев, сказал:
– Олег Владимирович, вы вообще себя слышите? Такое ощущение, что только вчера устроились работать в сферу гражданской авиации...
– Дмитрий... – начал было он, но пилот прервал его словами:
– Какая тяга? Какой двигатель, у него руль высоты еле работал, понимаешь – РУЛЬ! Соответственно, если бы они полетели в этот Саратовский аэропорт, они бы просто перевернулись в воздухе и грохнулись о землю. То есть, по-вашему, так было бы лучше?
– Что ты орёшь? – повысил голос Пешков.
– Да я просто в бешенстве от вашей тупости и глупости. Вам что, деньги окончательно заменили мозги, я не понимаю? Я, значит, лечусь, выписываюсь с больницы, хочу увидеть своих лучших пилотов, но вместо этого я узнаю об их аресте, и то, что они не могут общаться с окружающими. Хорошо, тогда арестуйте меня, я командир экипажа.
– Ты был без сознания и ничего не помнил.
– Это вы все тут без сознания, а точнее без совести. Пилоты жизнью своей рисковали, спасая беженцев, и их под арест. Вы чего тут все, белены объелись? Или с ума посходили?
– Пилот не подчинился указанию СБА и у следствия возникли вопросы.
– Не было тогда в кабине вашей СБА. На кой Николаю ваша тяга, если у него руль еле ходит, а самолёт как решето весь прострелян. Я вообще удивляюсь, как они взлетели с такими повреждениями, да ещё и две тысячи метров умудрились набрать.
Потом Дмитрий добавил:
– И потом, даже если у них была тяга, Николай отступил от требований ваших СБ не потому что решил поиграть в героя. Просто у него весь борт был покорёжен. В таких случаях надо садиться на первый попавшийся аэродром и спасать людей. Он замещал меня, он — принял это решение, как командир, и я, как командир, его поддерживаю. А то, что он за пределы ВПП выкатился – главное самолёт цел и подлежит восстановлению. Мы тогда тоже на гравийку сели и никто ничего не сказал против, даже наоборот все радовались.
– Тогда вы просто выполняли коммерческий рейс, и ваша авария произошла по вине работников аэропорта. А тут вы сами полетели в опасную зону...
– Ах, мы сами?! Но знайте: я этого так просто не оставлю, у меня с братом связи получше твоих будет. Я дойду до главного следователя СК, до главного прокурора области, до главного министра транспорта, до кабинета министров, но ребят своих не дам топить.
– Это, пожалуйста, ваше право Дмитрий Николаевич, — дерзко бросил Пешков.
– Я пережил распад союза, лихие девяностые и ваш бред переживу, – с уверенностью в голосе произнёс Канторович, – я объясню им там, — он показал вверх, – что не они сидят постоянно за штурвалом и решают внештатные ситуации, а мы — пилоты ГА. А также скажу, что если бы Николай сделал, так как ему приказало ваше СБА, то вам пришлось бы гранитную плиту заказывать, с надписью "Помним, любим, скорбим", а также выплачивать компенсацию родственникам погибших. Ну конечно, так ведь гораздо лучше — зато регламент. Всё, arrivederci! (До свидания!, италь.) – и Дмитрий вышел из кабинета, едва не хлопнув дверью. Пешков остался сидеть на месте с растерянным взглядом.
Выйдя из кабинета, Канторович набрал номер и после ответа, сказал:
– Андрей привет. Ты уже прилетел?... Отлично, дуй ко мне и позови этого... Владислава... Проблемы? И у меня, и у моих парней. Они людей из-под пуль вытащили, а их посадить за это хотят... Да, руководство авиакомпании ничего не делает... Всё, сдулся наш Пешков — пора самим действовать. Ну, всё, жду вас у себя через два часа... Давай, до скорого, — сказал Дмитрий и отключился.
Покинув здание терминала, он быстрым шагом направился к автобусной остановке. Внутри у него кипело и клокотало, как в жерле вулкана, ибо такая редакция руководителя авиакомпании вызвало в нём сильное недоумение. Почему Пешков так себя ведёт? По чьему приказу? И как теперь спасти экипаж – двух лучших пилотов, с которыми он так сроднился? Чтобы получить ответы, бывший КВС решил, во чтобы то ни стало, действовать решительно, усиленно, не жалея сил. Но для этого ему необходимо было кое-что обсудить.
* * *
Спустя какое-то время в квартире Дмитрия состоялся небольшой консилиум. Помимо него в нём участвовали его младший брат Андрей Канторович и их друг младший советник юстиции транспортной прокуратуры Владислав Ижевский. Все трое сидели за столом, и пили чай, обсуждая сложившуюся ситуацию.
– А из-за чего вообще всё началось? – спросил Андрей.
– Из-за того, что нас МЧС попросил помочь с эвакуацией гражданских лиц, – мрачно ответил Дмитрий. – А потом они прицепились к этой посадке и всё – мои ребята под арестом и связаться с ними невозможно – у них телефоны изъяли.
– Я могу похлопотать, чтобы вам разрешили встретиться, – произнёс Владислав, – а вообще, мне бы хотелось знать, кто ключевая фигура в этом деле.
– Майор Рощин какой-то, – ответил Дмитрий, – он там всем правит.
Сотрудник прокуратуры задумался.
– Вячеслав Андреевич, – произнёс он. Так это мне ему надо будет заключение дать.
Братья Канторовичи уставились на него.
– Какое ещё заключение? – спросили они.
– Перед тем как вынести окончательный вердикт, из прокуратуры запрашивают такую бумагу, в которой подтверждается факт преступления, на основании закона, – объяснил Ижевский, – то есть я должен, на основании экспертизы и показаний обвиняемых и свидетелей, либо обвинить, или оправдать ваших друзей.
– То есть ты тоже участвуешь в этом деле?
– Получается так.
Братья посмотрели на него с удивлением.
– И чего молчал?! – спросил Дмитрий, на что Владислав ответил:
– Да мне только два часа назад написали и скинули материалы дела на почту. Сказали отставить все остальные и заняться этим — оно в приоритете. Я не знаю всех подробностей, мне вкратце сообщили про пилота, который нарушил приказ СБА и посадил повреждённый самолёт на неподходящую полосу.
– То есть, дело передали тебе?
– Не совсем, дело ведёт Следственный комитет. А мне только необходимо на основании экспертизы и показаний виновных, вынести вердикт для суда. Срок 30 дней, но нужно как можно раньше. То есть от меня в некотором роде зависит, оправдают ли ваших героев, либо посадят их года на три.
– Конечно, мы сделаем всё, чтобы их оправдали, – произнёс Дмитрий.
– Но для этого нужны весомые аргументы, чтобы убедить суд. Но дело не только в нём. Главное — убедить следователя в том, что всё было сделано правильно, и что второй пилот принял правильное решение.
– Но это и ежу понятно — произнёс Андрей, – самолёт с плохим рулём высоты далеко не улетит.
– Я ручаюсь за своего пилота и готов выступить в суде, – сказал Дмитрий.
Владислав лишь вздохнул:
– Ну, это всего лишь слова, Рощин и суд их не воспримут. Даже если ты, Дима, попробуешь выступить в суде — он забракует твои показания, так как ты был без сознания на тот момент. Суд опирается на факты, изложенные на бумаге. Нет фактов — нет бумаги, нет бумаги — нет доказательств, и дело закроют не в пользу ваших ребят.
Пилоты немного приуныли. Дмитрий встал, чтобы немного пройтись.
– Ох уж эта бюрократия бумажная, — вздохнул Андрей, – вечно всем какие-то бумажки нужны.
– Да это правило следствия, – сказал Ижевский. – Если есть доказательства невиновности человека — их нужно официально зафиксировать, по всем правилам, иначе суд не приобщит их к делу. Такой закон.
– А сажать людей за то, что они жизнь другим спасли — тоже закон? – спросил Андрей.
Владислав пожал плечами.
– Дима говорит, что всё дело в этом самом... руле высоты. Откуда он кстати знает, был же без сознания;
– Да ему эксперты всё рассказали и фотографии показывали. Он глянул, прочитал заключение бортинженера и всё понял. Он же с 20-ти лет летает, как-никак, опыт у него, дай Бог каждому.
– Советская закалка – сразу видно, но нам в любом случае нужен такой аргумент, который убедит следствие в правильности действий второго пилота. Как его кстати зовут?
– Озерцов Николай Дмитриевич и Фонвизин Евгений Степанович - бортинженер, – сказал вошедший в кухню Дмитрий, – мои самые лучшие пилоты. Они также между собой друзья давнишние, у них общие взгляды по жизни, поэтому мне с ними легче было сработаться.
– Тем более их надо спасать, – сказал его младший брат. – Да вот только где мы этот аргумент найдём? Право слово, ну не посадим же мы этого следака Рощина за штурвал «Туполя», чтобы тот взлетел с повреждениями руля и двигателя, и на себе всё испытал…
И тут Дмитрия осенило.
– Слушай, братишка, а помнишь, мы с тобой недавно фильм один смотрели, – начал он, – там американский пилот самолёт на реку посадил.
– Про посадку на реку Гудзон?
– Вот-вот, но суть не в этом. Там после посадки их тоже долго проверяли, хотели обвинить в непрофессионализме, но потом на авиасимуляторе доказали правильность их действий.
– Точно! – воскликнул Андрей так, что Владислав чуть не перевернул чашку с чаем. – Нужно сказать комиссии, чтобы они провели этот… как его…
– Следственный эксперимент, – подсказал Владислав.
– Именно, где будет воссоздана картина произошедшего, вплоть до мельчайших подробностей.
– Причём я сам лично буду управлять самолётом, а этот Рощин лично узнает какого это управлять им без руля и с одним двигателем, – сказал Дмитрий.
А затем он добавил:
– Только вот есть одна проблема…
– Какая?
– В Домодедово нет симулятора Ту-214.
– В принципе идея хорошая, – задумчиво произнёс Ижевский, – остаётся только найти этот ваш симулятор.
– Стоп! – хлопнул себя по лбу Андрей. – Мне Пашка звонил!
– Какой Пашка?
— Пашка, инженер, он на заводе ОКБ Туполева работает, и у них недавно новый авиасимулятор появился, как раз на новую модификацию Ту-214. Они там какую-то новую технологию разрабатывают и на этом симуляторе проверяют, как её примет бортовая программа самолёта.
Владислав задумался. Но ненадолго. Одно слово «симулятор» решило все проблемы.
– Вот это уже аргумент, – сказал он.
– Да это аргументище! – произнёс Канторович.
Он радовался как ребёнок — вот оно, решение!
– Тогда мы поступим так, – сказал Ижевский Андрею, – ты звони этому Пашке и спроси, готовы ли они будут предоставить следствию материалы для работы.
– Думаю да.
– Ну, ты уточни, а я пока со своим начальством согласую.
С этими словами Владислав набрал номер своего начальника отдела. Дождавшись ответа, он произнёс:
— Владимир Антонович? Добрый день, это Ижевский беспокоит. Я по поводу того дела, что вы мне скинули, приоритетное про борт из Речаевска. Да, я ознакомился с материалами дела и мне в принципе всё понятно. Но есть один фактор, который не позволяет мне вынести вердикт. Я бы хотел обсудить это лично с вами.
После ответа на том конце, он произнёс:
– Дело ведёт майор Рощин, и мне надо кое-что выяснить… Хорошо, когда? Понял, буду через час… Это недолго… Всё, до свидания, — и отключил вызов.
Братья посмотрели на него с ожиданием. Ижевский глядя им в глаза, задумчиво произнёс:
– Как-то он быстро согласился... Обычно у него времени нет... А тут сразу приезжай...
– Так ведь дело в приоритете, – сказал Дмитрий.
– В приоритете, но не под контролем кого-то из вышестоящих…
– Так надо пользоваться лояльностью начальника, давай, – поторопил его Андрей, – я пока до Пашки дозвонюсь, он что-то не отвечает.
– Ну а я поехал, – сказал Ижевский, собираясь.
– Давай, спасибо тебе, Влад – сказал Канторович-старший.
– Да пока не за что, посмотрим, что начальство скажет...
Конечно, не всё зависело от их друга. Но Дмитрий знал: если им в голову пришла такая мысль — значит, их шансы выиграть дело растут всё больше и больше. По крайней мере, теперь дело приняло новый оборот.
*ГА – гражданская авиация.
* * * * *