В краю суровом есть архипелаг,
Там горы острые пронзают облака,
И где герои скандинавских саг
Его облюбовали на века.
Холодный Ледовитый океан
Терзает скалы дикие на бреге.
Тут обитают хмурые норвеги -
Потомки хладнокровные норманн.
А русские поморы, здесь причалив,
"Святой землёй" его обозначали,
Но называли Грумант меж собою
Отважные купцы и китобои.
............................
Однажды тут такое приключилось!
Узнал я ту историю случайно.
А было так или кому приснилось,
Останется навек глубокой тайной.
Не скрою, поначалу сомневался,
Но, всё же, расскажу, не утаю.
А вам судить, я точным быть старался,
За что купил, за то и продаю.
Мела неделю белая пороша,
Что в двух шагах ни зги не увидать.
А молодой промышленник Алёша
На Груманте остался зимовать.
И каждый вечер он в своей гальёте
Играл на гуслях, прежде, чем уснуть.
Но всякий раз он слышал, пляшет кто-то,
Как будто рядом, руку протянуть.
То одеяний призрачных шуршание,
То, ощутимый взмахов, сквознячок.
И возникало смутное желание
Сорвать с плеча невидимый платок.
Гальёта, всё же, судно небольшое
И сделать это, в принципе, возможно.
Он ощущал и телом, и душою,
Что нужно быть предельно осторожным.
Он поделился с другом, по секрету,
Приятель посоветовал, притом,
Зажечь свечу и, чтоб не видеть света,
Накрыть её, хоть глиняным горшком.
- А сам, при этом, так же, как обычно,
Ложись в кровать и в гусли заиграй.
Ты поступай и делай всё привычно,
Своих затей ничем не выдавай.
Ну, а почувствуешь, что пляска началась,
Откроешь быстро в ту минуту свечку.
И ты увидишь кто пустился в пляс,
Тут не должно быть никакой осечки. -
И Алексей всё в точности проделал,
Едва настал ответственный момент.
Он действовал решительно и смело
И, отложив внезапно инструмент,
Волнуясь всё же, при открытом свете,
Едва лишь полночь пробили часы,
Не ведьму с удивлением заметил,
А девицу, неписаной красы.
- Ну, добрый молодец, - она ему сказала,
- Коль ты меня скумекал подсмотреть,
Любить тебя я буду, без обмана.
Да так, чтобы потом не пожалеть. -
И с той поры ходила каждый вечер,
Три года они прожили в любви.
Но вот сказала, вдруг, ему, при встрече,
- Я ухожу, прощай, а ты живи.
- Но почему? Скажи мне, что случилось?
Ужель, тебе я более не мил?
- Со мной такое в детстве приключилось
И час расплаты, видимо, пробил.
И ровно завтра выхожу я замуж,
За чёрта меня в Питер отдают.
Под мост калиновый, где он живёт, а там уж...
Никто меня не сыщет, не найдёт.
- Ответь, тебе что до нечистой силы?
И как, за чёрта? Иль сама из них?
- Нет! Родилась я в городе красивом,
Большом и славном, помню каждый миг.
Родитель мой богатый был купец,
А я мала была, подать хотела мёду.
Стакан упал, разбился, а отец,
Вдруг, накричал при всём честном народе.
- Безрукая! Хоть чёрт тебя бы взял! -
- Сказал и в этом вся причина.
А чёрт уж тут, от пола оторвал
И утащил на дно морской пучины.
За что, отец, я проклята была?
И света белого с тех пор и не видала.
Там дом был каменный и я в нём зажила,
На дне морском под их, чертей, началом. -
Прощаясь с парнем девица дала
Платок узорчатый, сама же вышивала.
- Возьми его и не попомни зла,
Достань, коль загрустишь, чтоб грусть пропала.
Один остался молодец пока.
И только мысли грустные приходят,
Он достаёт платок из сундука
И в этом утешение находит.
Порой такая достаёт тоска,
Она на части сердце разрывает.
К платку невольно тянется рука,
А прежняя любовь не отпускает.
Проходит год, как стал он одинок,
И, как-то раз, товарищу, при встрече,
Он показал заветный тот платок.
А тот украл его коварно и беспечно.
Он с той поры совсем затосковал
И пил вино запоем, и без меры.
Его товарищ не платок украл,
Он растоптал доверие и веру.
Допился он, до чёртиков дошёл,
Не в силах уж ни пить, ни горевать.
Он мост тот в Питере калиновый нашёл
И в воду бросился, едино пропадать.
И очутился он в подводном царстве,
Глядит, кругом зелёные поля,
Сады и рощи в сказочном убранстве,
Под ними та же чёрная земля.
Пошёл он дальше, дом большой стоит,
В окне сидит купеческая дочь.
Алёшу увидала и кричит,
А он, как наважденье, гонит прочь.
- Эй, милый! Поворачивай сюда!
Я здесь живу! - И ну, бежит навстречу.
- Голубчик мой, не чаяла когда,
Тебя увидеть даже издалече. -
И ну, его целует и милует,
И всякою закуской угощает.
Она его, по-прежнему, волнует
И в рюмку то и дело подливает.
Наелся Алексей, вернулись силы.
- Ещё, - сказала - службу сослужу. -
Его в особой горнице закрыла.
- Всё делай так, как я тебе скажу.
Мой муж придёт с минуты на минуту
И закричит - Зачем пришёл, русак? -
Но ты молчи, гляди же не попутай.
Он закричит другой раз, точно так.
Он крикнет третий раз, ты станешь отвечать,
"Что в зыбке у тебя, оно моё!"
Он будет тебе деньги предлагать,
Не соглашайся - это всё враньё.
Он первый раз предложит сто рублей,
Но ты молчи, тогда он во второй
Уже предложит двести, ей-же-ей!
Молчи опять, прошу, голубчик мой.
На третий раз он закричит в сердцах,
- Ну что молчишь, русак? Возьми, пожалуй, триста! -
Ты ж отвечай, - Не надо о трёхстах!
Дай жару мне кулёк, нечистый! -
Как только сговорились, муж пришёл
И стал кричать всё так, как говорили.
Нечистый бесновался и был зол,
Алёша делал всё, как научили.
- Что хочешь ты? - Спросил он, наконец.
- Мне жару бы кулёк, но с уговором,
Чтоб вынес ты на Русь меня, шельмец.
Тем нашим положив конец раздорам. -
Черт тотчас жару притащил кулёк
и, усадил Алёшу на закорки,
- Закрой глаза, держись за образок! -
И вот уже внизу мелькают ёлки.
На Русь святую вынес, вот мосток
Калиновый, с которого сигал.
А рядом - полный золота кулёк,
Он взял его и дальше зашагал.
С тех пор и жизнь наладилась, пошла,
И все задатки у него на то,
Жена-красавица и дети, мал-мала.
Он стал богат и счастлив, как никто.
А кабы он польстился на рубли,
Чёрт обманул бы уж, наверняка.
Насыпал бы навозу и земли,
И отпустил бы с миром дурака.