Тихий скрип пошарпанной калитки
Так знаком, что можно зарыдать,
Приходить сюда подобно пытке
И смотреть, как спят отец и мать.
Отлегла безмерная усталость
И отцвёл румянец впалых щёк,
Не при чём тут немощная старость -
К ним удел был дьявольски жесток.
Помню, как цыгане нагадали
Жизнь без бед и зимы без пурги,
За гроши нуждавшимся солгали,
Что болезнь влачили и долги.
Каждый раз заботливо к окошку
Мать вела бессильного отца,
Через боль смеялись понарошку,
Чтобы скрыть тень мёртвого лица.
В мой успех желали страстно верить
И во мне надежду обрести,
Только тьму луною не рассеять
И талант в невеже не найти.
Не в ладу с людскою я природой,
Оттого они ко мне глухи.
Замарав листы лиричной рвотой,
Отдал в свет бездарные стихи.
Пусть меня сегодня не читают,
Но пройдёт, как миг тяжёлый век
И всю скорбь поэзии признают,
Что писал порочный человек.
Сплетен желчь бессовестно пускают,
Что я мот, кобель и дебошир,
Но они ни капельки не знают,
Как и чем на свете этом жил.
Ничего, пускай себе болтают
И пускай нет сплетням их конца,
Так же псы потрёпанные лают
Сворой всей на гордого самца.
Верю, что ещё храним заботой
И любим родительской четой.
Стыдно, что как карточной колодой
Эта жизнь играется со мной.
Ухожу. День плачет отчего-то.
Я взглянул ещё раз на черты -
Вместо лиц чуть выцветшие фото,
Вместо тел дубовые кресты.