Хочешь узнать, как становятся крысоловом?
Я расскажу тебе сказку, а ты послушай.
Мыши да крысы сперва заполняют город.
После – жрецы начинают войну за души:
кто-то пугает всех голодом, кто-то новым
цветом чумы, ну а кто-то – зимой бессрочной.
Тянутся дни изнурительно-бестолково,
в липких кошмарах мучительно длятся ночи.
Тает, как масло на сковороде горячей,
добропорядочность самых достойных граждан.
И, вот, когда все готовы, чтобы иначе
стало – хоть как-то...
какая цена – не важно...
в город приходит чудак в разноцветных тряпках
и на свирели из кости играет чудно.
Он обещает, что крыс изведёт – за плату.
Просит лишь деньги.
«Ведь деньги собрать нетрудно...»
Тьма наступает, и все запирают двери.
Музыка льётся над городом изнурённым.
Крысы и мыши выходят из подземелий,
к речке бегут за играющим крысоловом...
тонут – всю ночь...
И мелодия затихает.
Новый рассвет золотит городские крыши.
/Эту историю каждый, почти что, знает/.
– …что вы, любезный, несёте? – Здесь были мыши?!
Что говорите вы – деньги... Какие деньги?!!
Надо ж такому присниться под звёздным небом!
Лучше – ступайте /покуда все рёбра целы/.
Дайте бродяге в дорогу вина и хлеба...
Но крысоловы лишь с виду «почти как люди» –
яд не берёт их... и – кованое железо.
Блудный чудак усмехнулся, вино пригубив,
тронул шнурок на запястье /как от пореза
шрам/ и ушёл, но... две ночи спустя – вернулся.
Город уснувший тонул в полнолунном свете.
Пела свирель для сумевших от снов очнуться...
так до рассвета ушли – навсегда – все дети.
Я рассказал тебе то, что и так известно.
Но в белом стаде овечек всегда найдётся
чёрный барашек – из тех, кто услышит песню
флейты из кости, да только – не поведётся
на обаяние смерти... из любопытства
выйдет из дома, но в речку сигать не станет...
кто, видя грани, стирать их не убоится...
дерзкий...
кого калачом не заманишь в стаю.
Вот из таких и растят крысоловы новых
вечных флейтистов, играющих песни ветра.
Ты на рассвете забудешь всё – слово в слово...
как и мои незатейливые приметы.
Ты позабудешь ответ на вопрос невинный:
– Из чьих костей вырезаете вы свирели?
– Я до сих пор различаю в созвучьях имя –
в каждой,
стремящейся к небу,
как птица,
трели –
имя учителя-старшего брата-друга.
Что ты бледнеешь?
Судьба не страшнее прочих –
если становится тело набором дудок...
если душа одиночек ведёт сквозь ночи...