Память артачится. Память не хочет.
Память румянится жарким стыдом.
Мне она тоже румянец пророчит.
Мне предлагает себя. Но потом.
Это «потом» меня мучит годами.
Может быть, трус я? Но честь на дыбы.
Мне бы околицей, мне бы задами
Скрытно пробраться к минуте судьбы.
Этой минуте, на вид безобразной,
Каждый брезгливо поморщится: «Фу!»
Но ведь и он свой паноптикум грязный
Прячет скелетами в дальнем шкафу.
Я не надеюсь на искренность взора,
Лишь полегчает, быть может, тогда...
Но не исправить минуты позора
Даже годами большого стыда.