Растворяется ночь,
и рассвет утопает в бокале.
Истощаются сны,
истончаются контуры слов:
мы сидим тет-а-тет,
разговоры уже отзвучали.
За уставшими нами
тайком наблюдает любовь.
Загорится оранжевый луч,
будто яркий прожектор.
Ты теплей и естественней всё же,
когда в неглиже…
А изящество рук вплетено
в кружевные манжеты.
Мне казалось, что я
не почувствую нежность уже.
Слышишь, птицы поют?
Вновь они поднимаются рано,
и приятная трель
не устанет звенеть дотемна.
Ты сегодня – струна,
бередящее душу сопрано.
Неразгаданных тайн
и бурлящих волнений полна.
Безоружна сейчас
и с природой слита воедино.
Это то, что обычно
не слишком подходит тебе.
Ты сыграла бы киллера
в лучшем кино Тарантино, -
не пытаясь при этом
нарочно казаться грубей.
Что ж, мятежнее будь:
разъяри, растревожь, раздосадуй!
Обожги леденящей водой
раскалённый асфальт.
Ты – цунами и шторм,
и взметённое в небо торнадо,
посреди непогоды
глубокий, грохочущий альт.
Вспоминаю, как ты
перед зеркалом крутишься в белом.
Как смеёшься в грозу.
Как цветы полевые несёшь.
Говоришь, что сильна?
Что тебе подобает быть смелой?
Хорошо. Я поверю
в такую беззлобную ложь.
Расскажи-ка о том,
что хранится в тебе первозданной.
Не могу разгадать,
потому интересно вдвойне.
Вся такая, как есть -
своенравна, ранима, спонтанна!
Я не знаю, что больше
из этого нравится мне.
То прижмёшься, дрожа,
то запустишь щетинистой фразой:
если снова попал
под горячую руку - держись!
Отчего я в тебе полюбил
эту двойственность сразу?
Оттого, что она
неразлучна с понятием «жизнь».