как первый врановый птенец,
упавший с неба, отрывает
свой скорбный куш от каравая
звенящей жизни, наконец
сравняв отчаянья восторг
и скуку благостной привычки,
так отрок, чиркающий спичкой,
вдруг поджигает свой острог
и выпадает в пестроту
самоотверженных исканий,
хватая жадными руками
(отверстым клювом) пустоту,
кричит пристрастно, горячо,
не в состоянии пробиться
к другим отчаявшимся птицам,
меж человеком и грачом
и на земле и в небесах
различий более, чем сходства,
но осознание сиротства
внутри, как камень на весах.