Мои фавориты по порядку:
1. Виктор Вороненко "Чат-рулетка"
2. Фадей Максимов "Рыба по имени Сахалин"
3. Чен Ким "В сети"
4. Дульсинея Ейская "Мифические сады"
5. Евгений Багрянцев "Дед"
6. Владимир Горьков "Мышь"
7. Нина Баландина ***
8. Наринэ Карапетян ***
9. Светлана Тимашева "Ненужная"
10. Евгения Белто "Два города"
11.Александр Быстров "Музей"
12. Екатерина Чаусова "Апрелевский"
13.Суламифь "Отпускной роман"
14.Татьяна Павлова-Яснецкая "Белая ночь"
15. Саша Сикирина "Неотправленное"
16. Татьяна Воронова "Барсук"
17.Ариша Сергеева "Перевод с июньского"
18. Аля Воронкова "Возвращение блудной дочери"
19.Елена Галиаскарова "Вечный город"
20. Айк Лалунц "Море синее"
Мой обзор будет очень кратким (увы, так сложились обстоятельства, что последние две недели я находилась в постоянном цейтноте) и, наверное, все-таки субъективным, ведь при выборе своих фаворитов я в немалой степени руководствовалась интуицией . Поэзию сложно объяснить словами: иногда даже безупречное с точки зрения техники стихотворения почему-то не затрагивает душевных струн. И наоборот… Поэтому мой выбор именно такой: стихи, которые не оставили меня равнодушной, в которых я почувствовала свежее дыхание, биение жизни, неподдельную грусть или радость. Итак, комментарии к стихотворениям из моей двадцатки:
Виктор Вороненко. Чат-рулетка
У неё пирсинг под носом, на шее татушки, ты для неё современник Пушкина, ну или, по крайней мере, деда-БГ. Она расскажет, как сдавала ЕГЭ, тут же интересуется, слышал ли я Коржа; отвечаешь, что ты с него откровенно ржал. Обижается: сам-то и так не сможешь, хоть тресни! Ну давай баклан, изобрази что-нибудь интересное.
И ты расчехляешь свою гитару, поёшь ей "Солнечный остров". Она говорит: Ну, ни фига себе, какой ты старый! Это же вроде из девяностых? Поправляешь: вообще-то я её пел в восемьдесят втором. Кстати, шла на ура под вьетнамский ром. (Жуткое пойло, но правда цепляло сразу. Пару стаканов и отшибало разум). Потом споришь с ней, что в общем-то ты не так уж и стар. Что вот недавно из-за девчонки прыгнул с моста (вдруг осознаёшь: с тех пор прошло уже сорок лет), впору поплакаться в чей-то жилет, что жизнь пролетела быстро (такая стерва), И ты все никак не освоишься в двадцать первом. Впрочем тебе есть чем поделиться (пятьдесят пять за плечами) ,но уже через пару минут она откровенно скучает. Зачем ей твой опыт, картина мира и мысли? У неё все своё: и кумиры и коромысло.
Думаешь как спасти разговор (вари, горшочек, точи, точило).
А всё... тебя отключили...
Тот случай, когда стихотворение-разговор затягивает в свой омут, не отпуская до самого последнего слова. Настолько живое, что видишь и слышишь героев, даже так - сам становишься героем стихотворения. Такие стихи запоминаются, оставляют «зарубки» на сердце. Это не просто нарратив, это, как мне кажется, текст, который очень точно передает то самое состояние души – когда ты молод, тебе всё ещё семнадцать (плюс-минус), но… нынешние семнадцатилетние тебя не понимают. У них свои «кумиры и коромысло». И тебя «отключили»…
Фадей Максимов. Рыба по имени Сахалин
Шепчут торосы, плюются желчью морской,
Злятся, ползут, тени сжимая сопок.
Белая рыба мой будоражит сон –
Лёд поедая, плещется на востоке.
Хочет отбросить старую чешую,
Трётся прозрачным брюхом о мелководье.
Бьют плавники штормами, торосы бьют,
Шкура трещит, пластами на дно уходит.
Зазеленеет рана. Помятый бок
Хвоей пропахнет, морошковой сладкой кровью.
Чаячьим криком из глотки раскрытой боль
Вырвется с ветром и полетит над взморьем.
Рыба откроет саранковые глаза,
Шумно вздохнёт и... рассеется безвозвратно.
Вспомнить?.. забыть?..
Знаю точно: забыть – нельзя!
Я просыпаюсь.
Рыба, приснись мне завтра.
Завораживающе-прекрасное стихотворение. Образы, которые, хочется «рассматривать», как тонкую, воздушную акварель. Отличная звукопись. Такие стихи хочется читать вслух, пропевая строчки, как старинные песни, баллады. Открытый финал только добавляет волшебства.
Чен Ким. В сети
Твой город спит. А ты не спишь.
В кромешной тьме за монитором
С тупым усердием сидишь.
А мир вокруг тебя, в котором
Найти себя не можешь ты,
Не дарит больше веры в чудо.
Лишь ощущенье пустоты.
Внутри, снаружи - в общем всюду.
И кажется, что жизнь - монтаж
Теней и гаснущего света...
Вбиваешь в поиск "Отче наш"
И ждешь от сервера ответа...
Стихотворение-боль, стихотворение-одиночество. В нескольких строчках сказано так много! Очень актуальное, как мне кажется – у кого из нас не возникало желание уйти совсем в виртуальный мир? Найти хотя бы там ответы на свои вопросы, помощь, сочувствие, понимание? И даже самому отъявленному атеисту наверное хочется иногда вбить в поиск «Отче наш»…
Дульсиней Ейская Мифические сады
Вижу – чернильные облака
Свесились лозами свысока,
Будто сады Ассирии.
Вижу террасы седьмой ступень,
В волны шагнувшую светотень
Полной луны.
Там синие
Стены мифического дворца,
Сада цветущие деревца
В зеркале вод красуются.
Древний садовник тревожно спит,
Дух его видит во сне сильфид.
Танцами их любуется.
Этот садовник, наверно, я –
Всплыл миражом из небытия.
Вавилонянин – предок мой.
И не какой-нибудь свинопас,
А архитектор живых террас –
Семирамиде преданный.
Я и теперь среди клумб хожу:
Розы сажаю и госпожу
Царственную глоксинию.
В сумраке неба висят сады,
Падают в море его плоды –
Ах, нереально синие!
Стихотворение-волшебство. Казалось бы – описываются обычные садово-огородные работы, клумбы, окружающий пейзаж… Но как необычно и красиво! Такой эффект достигается не только прекрасными образами, но и построением фраз, схемой рифмовки… Звукописью слов и строчек. Несомненная удача автора!
Евгений Багрянцев. Дед
Отгремело. За давностью лет
тень войны изменила привычке.
В свояках с одиночеством дед,
и уже в строевой перекличке
рядового не ставят в графу,
отступили, тревожить не стали;
отдыхают на полке в шкафу
все его ордена и медали.
Не смыкает прищуренных глаз,
глядя в небо, в цветущие дали,
привыкает: уже много раз
на обед из окна не позвали…
И не греет накинутый плед
по погоде прохладной и зябкой;
греет с неба цветной трафарет
колобка, испечённого бабкой.
Простая житейская история, но сколько в ней мудрости и грусти… И финал великолепен. Без лишнего пафоса или сентиментальности, именно поэтому не оставляет равнодушным читателя.
Владимир Горьков. Мышь
В окна вползет ночь
ночью не спит мышь
точит в двери ход
ищет в полу дыр
мышь не дает спать
в этом ее смысл
стану я вспоминать
с кем развела жизнь
и над листвой пихт
стайкой лесных эх
будет витать их
легкий как пух смех…
где-то в ночи - щелк
кто-то в дыру нырк
серая мышь - боль
сердца грызет сыр
выгляну за окно
выведать как рассвет
в черную чай - ночь
льет молоко - свет
солнечный луч сквозь
гроздь росяных призм...
вот и прошла ночь
вот и прошла жизнь
В стихотворении столько живого чувства, боли, одиночества…
Лаконичные, короткие (даже рубленные) строчки, отсутствие знаков препинания, удачные, зримые образы – всё вместе работает на главную задачу, подводят читателя к финалу стихотворения – «вот и прошла жизнь»…
Нина Баландина ***
Как ни старайся, просто невозможно
Проспать весну, где с ветром в унисон
У тополя срываются сережки
И падают, рождая перезвон.
И кто-то, торопящийся сутуло,
На кухонный вдруг водружает стол
Обычный одуванчик средь посуды
Под возглас ослепительный – "живем!"
Где в проходных дворах на «пьедесталах»
Подростков клан токует по весне,
Там одухотворенный дух подвалов
Рождает баркаролу в синеве
Овала Чистопрудного бульвара,
И лебеди плывут себе, плывут.
Беспечные, как парочки Шагала,
Забившие на мир и май… и труд.
Прекрасное сочетание нежной, акварельной лирики и тонкой иронии, просто очаровали строчки
«Где в проходных дворах на «пьедесталах»
Подростков клан токует по весне,
Там одухотворенный дух подвалов
Рождает баркаролу в синеве» и
«И лебеди плывут себе, плывут.
Беспечные, как парочки Шагала,
Забившие на мир и май… и труд.»
Наринэ Карапетян ***
В рассеянье сосновом и еловом,
На перепадах зубчатых вершин
Пронзая полусумерки полого,
Разбиться оземь сноп лучей спешит.
Как переплетено пространство бора –
Весь тот рангоут корабельных мачт –
Снастями золотыми, без которых
Усильям ветра парус не напрячь.
Летели шишки, будто из пищали –
Забавы ради отрока Петра,
И кроны вековые обещали
Доставить к берегам нездешних стран.
И рыжим юнгой промелькнула белка,
Метнувшись вверх до самых дальних рей,
И облака, обрызгав пеной ветки,
Со дна срывали зубья якорей.
И веруя посулам их богатым
В который раз, хоть брошен был вчера,
Тяну я руки к солнечным канатам,
А в них дрожит и пляшет мошкара.
Очень необычные авторские находки (такие, как белка-юнга, солнечные канаты, шишки, летящие, словно из пищали) рисуют очень живую и яркую картину, которую хочется рассматривать и рассматривать.
Светлана Тимашева. Ненужная
Колокольчик на небе звякнет,
из-за облака - рог коровий.
Баба вредная, баба-язва
проклинает родных по крови.
Ей бы к Богу уйти по кочкам
сквозь столбы дымов над домами.
А у дочки - своих две дочки -
не до мамы ей, не до мамы.
Тихий ветер ласкает кроны,
спрятав ножик за голенищем.
Тридцать лет уже нет коровы,
а она её ходит ищет.
Память бабе не залатаешь -
как сыночку-то потакала...
Осыпается золотая
осень гривнами, пятаками.
Дни плетут дождевые сети.
Стынет время уснувших почек.
Помнит Таню, Серёжу - дети ж.
Подзывает меня, лопочет: -
Зажилась я на свете - годи*.
От недуга не хорошеют.
Чуешь, Лыска моя там ходит,
колокольчик звенит на шее.
Вон идёт с облаками вровень.
Глянь-ка - близко, совсем уж близко.
Баба видит свою корову
и зовёт её: - Лыска, Лыска...
*годи - хватит, достаточно
Пронзительные строчки. Как колокольчик, звякающий на небе – бередят душу. Как это горько, когда есть родные вроде бы люди, а ты настолько при этом одинок, что даже корова становится единственным близким существом…
Евгения Белто. Два города
Я приехала в город востока – дикарь! –
И свалилась в него, как в колодец Алиса.
Город въелся в меня, как въедается гарь,
Как эфирное масло из липы с мелиссой.
Я влезала в бездонные щели дворов,
На холмы поднималась под лысой луною
По манящей границе меж двух городов –
Настоящим и тем, что придуман был мною.
Я никак не могла города примирить,
Не мешались друг с другом – реальный и книжный –
И тянули к себе, словно это магнит,
Не давая притом подобраться поближе.
В них народ обитал наяву и во сне:
Город – тот, что хвалился восточным базаром,
Шумный, душный, влекущий туристов в турне,
С полумраком айванов, прохладою арок, –
Был внутри у другого – хранителя тайн
В очарованных книжных волнующих строках.
Я жила в двух мирах, в двух домах, в двух местах –
В настоящем и в прошлом, как всё на Востоке.
Замечательно передан дух Востока, его неповторимое очарование и загадочность. Два лика: современный, повседневный и древний, воспетый еще в арабских сказках. И эти два мира органично сосуществуют в стихотворении Евгении.
Александр Быстров . Музей
В воскресный день с сестрой моей мы вышли со двора.
- Я поведу тебя в музей! - сказала мне сестра.
Сергей Михалков
В Египте не сочтёшь людей и не сочтёшь дорог.
Одной из них в воскресный день к евреям шёл пророк.
Он проповедовал и шёл, и больше – ничего,
но проникала в каждый дом святая речь его.
- На свете, братья, место есть, где - мир и благодать,
мечтаю я пойти в музей и вас туда забрать.
Вставай, потерянный народ, очнись от жизни сей,
я поведу тебя в музей! - воскликнул Моисей.
Евреи встали, взяли скарб, щепоть родной земли,
запас еды на сорок лет, вздохнули и пошли…
В воскресный день, в такой-то год, как летопись гласит,
поляки шумною толпой болтались по Руси
и разоряли то амбар, а то обоз с треской,
тут подошёл случайно к ним крестьянин костромской.
- Панове, так заведено, что дорогих гостей
первейшим делом на Руси всегда ведут в музей.
Обычай надобно блюсти, давно на том стоим,
и я вас поведу в музей, - сказал крестьянин им.
Поляки спели «Отче наш», поцеловали крест
и за крестьянином пошли в непроходимый лес…
Года, как волны по реке, торопятся, бегут,
а старый лодочник, один, сидит на берегу.
Вот, человек пришёл к реке, не зная почему.
- Я повезу тебя в музей, - сказал старик ему.
- Я всех в музей вожу с тех пор, как здесь течёт река,
и за провоз беру всего два медных пятака.
Слаб человек. В земную жизнь впервые сделав шаг,
к искусству тянется его заблудшая душа.
Еврей ли, русский ли, поляк, от века всё одно -
идёт, когда его ведут в музей,
в театр,
в кино…
Прекрасное сочетание мудрости и иронии. Практически стихотворная притча, где есть всё: и история, и мифология, и библейские мотивы.
Екатерина Чаусова. Апрелевский
.
.
Ты меня проводи –
лишних слёз у любви не бывает.
Волю вольному! –
ты не хотел – я авансом даю:
на маршруте «Желанье» устали не только трамваи...
Проводи под «Гавайскую песню»!
Пускай подмосковный июнь
продаёт эскимо на перроне, а сам тихо тает...
Та ли это платформа? А голос? А те ли слова?
В расписании летних измен – изменения –
больше не тайна!
Извиняться не стану –
ну да, – я опять не права...
Проводи, –
заждались меня дом, тишина и прохлада.
В мягких складках у чувства запутаться – это ли грех?
Греет, что не приходится врать
и лукавить не надо.
Будем вместе грустить,
только каждый – в своём сентябре...
Грейся подле меня – до поры, от порога, порока...
Роковые ошибки топи в шоколадном суфле.
Даже лету случается быть иногда одиноким –
не жалей ни о чём,
я прошу, – ни о чём не жалей!
А прощания долгие стоят того чтобы помнить
слов ненужных запои
и соль на горячих устах,
но от первой платформы отходит «апрелевский» поезд –
поезд детства, – из тех,
на которые не опоздать…
Прекрасный образец любовной лирики, а тема трамвая, звучащая лейтмотивом в стихотворении, только усиливает впечатление от искренних и эмоциональных строк.
Суламифь. Отпускной роман
Море янтари лелеет в гавани,
И в ракушки прячет песни муз,
До утра опять вербует в плаванье
Захмелевший шкипер - старый блюз.
Летние деньки, как бусы, нижутся,
Тает отпуск, словно эскимо,
И судьба, хитро рисуя ижицу,
Вдруг снимает страстное кино...
Улыбаюсь, а в душе - сумятица,
Не смотри в глаза мои, чудак,
В них прибой зелёный к солнцу ластится,
Ветер замедляет рядом шаг.
Не держи любовь мою заложницей,
В сердце - боль от промахов былых,
Хоть ещё и хочется, и можется
Проживать мелодию двоих.
Но мои сады - с плодами спелыми,
А твоим ещё цвести, цвести ...
Ухожу ночными акварелями,
Рассыпая звёзды на пути...
В небесах грустит луна-красавица,
Шторм уносит грёзы, словно прах,
И тебе впервые горьким кажется
Привкус зимней вишни на губах.
И снова женская любовная лирика – волнующая, трепетная, с легкой привкусом горечи, который придает стихам особый шарм.
Татьяна Павлова-Яснецкая . БЕЛАЯ НОЧЬ
К 315-й годовщине основания
Санкт-Петербурга
Ночь белая жемчужной пеленою
легла на плечи города Петра.
Вновь над Адмиралтейскою иглою
кораблик будет грезить до утра.
И конь, змею отбросив, с пьедестала
сойдёт на берег каменный Невы,
и Медный всадник, оглядев устало,
свои владенья в патине молвы,
поскачет по старинным першпективам,
хранящим след отеческих забот,
и конь под ним в волнении ретивом
окровенит уздой железной рот.
И город, вздрогнув, вспомнит до минуты,
как он рождался, кто его отец,
свои победы, горести и смуты,
имперский и терновый свой венец…
Но в пелене жемчужной грёз кораблик
исчезнет с первым солнечным лучом.
Окаменеют снова конь и всадник,
забыв о путешествии ночном.
Именно такие стихи и должны посвящать любимым городам – в них передано и величие города, и его история, и его неповторимая красота.
Саша Сикирина. неотправленное
милый друг увы моему письму
до тебя добраться не суждено
много лет одну пустоту и тьму
в дом пропускает моё окно
я тебя угадаю издалека
различу отпечатки твоих подошв
и когда ты грустишь у меня с потолка
начинает литься холодный дождь
посмотри убегает под мост вода
знай я люблю тебя как никто
никого не любил ещё никогда
обнимаю крепко
твой
конь в пальто
Прекрасные, грустные стихи, искренняя любовная лирика. Понравились строчки
«и когда ты грустишь у меня с потолка
начинает литься холодный дождь».
Татьяна Воронова. Барсук
Эпических подвигов бремя
Не я, надрываясь, несу.
Я верен тебе, моё племя -
Я просто нарнийский барсук.
Куда нам за славою гнаться -
И стать, и походка не та...
От памяти не отрекаться -
Барсучья задача проста.
И если надежду похерить
Последний готов идиот, -
Барсук всё равно будет верить,
Что помощь когда-то придёт.
Он знает, как мир обустроен,
И вряд ли волнует его,
Что враз, по щелчку не утроен
Терпенья запас твоего,
А беды стоят у порога,
И сохнет от страха во рту...
Но звукам волшебного рога
Не свойствен уход в пустоту.
Как часто мы находим свои мысли и чувства в книгах, у литературных героев! И скромный герой – нарнийский барсук – это отражение и наших страхов, и нашей упрямой веры в лучшее. Очень понравился мудрый финал
«Но звукам волшебного рога
Не свойствен уход в пустоту.»
Ариша Сергеева. Перевод с июньского
Сбросив белорозовые пачки,
Яблони ушли в декрет до Спаса...
У июня сборник рифм в заначке -
Вот бы растрясти его запасы!
Чтоб душе стихами плодоносить
Спелыми - а не с боков припёка!
Но июнь - любитель поматросить -
Не даёт ни форы, ни намёка.
Впрочем, у него свои резоны
На любые степени свободы...
Неспроста же прячут горизонты
Золотые крылья небосвода.
Неспроста, когда палитру цвета
Окунает в сумеречность вечер,
Хочется подслушать шёпот лета
И перевести на человечий.
Прикоснусь к заждавшемуся грифу,
Только снова струнам промолчится -
Ведь июнь упрямо прячет рифму
К твоему дыханью на ключице...
Ликующие, звонкие строчки, необычные, яркие образы… Что еще нужно для прекрасной лирики? Только нежный, чувственный финал. И он есть. Даже название прекрасно в этом стихотворении!
Аля Воронкова. Возвращение блудной дочери
Так вышло, что рано рассталась я с домом,
И стал он из отчего просто знакомым,
Где люди чужие с чужими вещами
Любить и беречь его не обещали…
Вот так и узнала из писем соседки,
Что больше не тянутся гибкие ветки
Вишнёвого сада к калитке и ставням,
Что новый хозяин кота не оставил,
И ласточек нет,
И забыла про мальвы
Завалинка – место любимое мамы…
И мне бы приехать, ворваться как ветер,
В мой дом, что без солнца и лампочек светел,
Обнять его вместе с дровами, мышами!
Вот только, что делать с чужими вещами
И судьбами тех, кто купил за бесценок
Без мамы поникший
Родной пятистенок?
…Откуда взяла я, что жизнь бесконечна,
И люди на свете прописаны вечно?
Всё те же иконы и печь из самана,
Вот только твой голос не помню я, мама,
И трудно назвать три обрубыша садом,
И слёзы сдержать, что бегут водопадом!
…Давлюсь я чужими невкусными щами,
И давится дом мой
Чужими вещами.
В этом стихотворении, как мне кажется, два главных героя – сама героиня, вспоминающая прошлое, и покинутый ею дом. И бесконечно жаль этот дом – несчастный, «давящийся чужими вещами», потерявший вишневые ветки и кота, ласточек, цветы… Горькие строчки, искренние.
Галиаскарова Елене. Вечный город
Спой, моя муза, о холоде и дожде,
Видишь, как белое солнце идет к закату.
Вьюга летит на немыслимой высоте
И называется бешеной – desperado.
Вспомни полёт между башен и фонарей,
Блики огней на реке, лютый ветер в спину,
Геллы призывы в мечтах: “Приходи скорей!”
Грешник, лишённый прощенья, добром покинут.
Сын короля-звездочёта спокойно спит,
И не тревожит его лишний спутник – совесть.
Кот принимает пажа молодого вид,
Воланд, закончив роман, начинает повесть.
Пусть невиновный казнён, а злодей спасён –
У фарисеев коварных всё шито-крыто.
Верю, когда-нибудь грянет возмездья гром,
Мастер наивный, ну где твоя Маргарита?
Осень уходит, расставив всё по местам;
Морщусь от холода, прячу печаль за ворот.
Розы, тюльпаны, камелии тут и там
Стужа рисует на окнах. Спит вечный город.
Переосмысление собственных событий, жизни в целом через призму литературного произведения. Не у всех получается сделать такую отсылку к известным персонажам без банальности, не всем удается сохранить своё, авторское видение. Но Елене, мне кажется, удалось.
Айк Лалунц. Море синее
Море синее! Небо синее!
Море с небом на синь щедры.
Где же эта простая линия,
Разделяющая миры.
Горизонт растворился полностью,
Будто не было и вовек,
Песню радости, песню вольности
Синева поет синеве!
Всё сегодня с такими сдвигами,
Что так сразу и не понять –
То ли море мерцает бликами,
То ли неба сияет гладь.
Мы восторженны. Весла брошены.
И реалии таковы –
Околдованы мы (ах, Боже ж мой!)
Этим празднеством синевы.
Паруса зависают клиньями
В зыбком мареве, словно сон.
Где же эта простая линия
Под названием горизонт?
И кружится простор неистово,
И не ясно, хоть засмотрись –
То ли небо на землю брызнуло,
То ли море взметнулось ввысь!
Настоящий гимн природе: морю, небу, бесконечной синеве, от которой захватывает дух. Не просто пейзажная лирика, а целая философия моря и неба.