Детский взгляд

Александр Гронский
(повесть в стихах)

Однажды в возрасте преклонном,
В один из чудных майских дней,
Себя представил эмбрионом
В утробе матери моей.
Вокруг темно, тепло и влажно,
Но мне ни капельки не страшно.
Пусть я никто и звать никак,
Гормоны пил, как вурдалак.
И вот, отбросив рассужденья,
Спасибо, мудрый наш Творец,
Рванул я к свету наконец -
Так наступил мой день рожденья!
Старалась мама, как могла,
И чуть в тот день не умерла.

Я помню всё! Я помню лица!
Как яркий луч слепил в окне,
А надо мною врач кружился
И пуповину резал мне.
Отсёк от матери цинично,
Мне было всё так непривычно,
Я с возмущением орал,
Как будто был я генерал.
Меня насильно пеленали,
Хоть я терпеть того не мог.
Сел жутко детский голосок –
Так сильно связки пострадали.
С тех пор смущает хрипотцой
Довольно многих голос мой.

Когда наивным был ребёнком,
Уж тыщу лет тому назад,
Кричал я весело и громко,
И был не замутнён мой взгляд.
Невинными глазами хлопал
И с аппетитом кашу лопал,
Вокруг меня бурлил народ,
А я смотрел раскрывши рот.
Был я немного несуразен,
И не беда, что кривоног.
Мне дал Бог всё, что только мог,
А мир был сказочно прекрасен.
И счастлив тем, что, может быть,
Сумел взгляд детский сохранить.

Мне сказок перед сном немало,
Едва вечерний час пробьет,
Когда-то матушка читала,
И слушал я, разинув рот.
Я Лукоморьем восхищался,
Заумным книжкам не в упрёк,
Когда в мир сказок погружался,
Уснуть до утречка не мог.
Теперь я сам их сочиняю,
Наивным чудаком кажусь.
Смеюсь, печалюсь и рыдаю,
Но всей душой к добру стремлюсь.

Так как на свет я появился? –
Меня преследовал вопрос,
К добру познания стремился
И каждый день упорно рос.
Кто я такой? Пришёл откуда?
Ведь я, наверно, просто чудо?
Меня нельзя не полюбить -
Я был всегда и буду быть!
Вопросы задавал упрямо,
Простой ответ на них искал
И утомлённым засыпал,
Пока кормила грудью мама.
Текла бездонная река
Мне прямо в рот из молока.

Должна у жизни быть разгадка
Комедий, фарсов, страшных драм.
Но самой главною загадкой
Был для себя я только сам.
На что мой гибкий ум способен?
На что я годен и не годен?
Что для меня исключено?
И что от Бога мне дано?
Старался думать что есть силы,
Я и не мог предугадать,
Что мне придётся отвечать
На все вопросы до могилы.
Замечу взрослым не в упрёк:
Никто из них мне не помог.

Решал, как маленький философ:
Как жизнь возникла на Земле?
И самый главный из вопросов:
Зачем же разум есть во мне?
Какой есть смысл в котле бурлящем,
Где пребываем в настоящем,
Когда промчат стрелой года
И мы исчезнем навсегда.
Ночник светил мне над кроваткой,
Раздумья не давали спать,
Я всё скорей хотел узнать
И рано стал читать украдкой.
Мне книги, будто соль Земли,
Немало пользы принесли.

В своих фантазиях дремучих
Средь осаждённых крепостей
Я видел рыцарей могучих
На спинах вздыбленных коней.
Был краток век, судьба жестока,
Без страха бились и упрёка,
Лилась на головы смола,
Сжигая плоть людей дотла.
Летели камни, копья, стрелы,
Кольчуги рвались и металл
От ядер пушек скрежетал,
Вулканом кровь вокруг кипела.
И каждый рыцарь умирал
За свой священный идеал.

В снах видел женщин обнажённых!
И сам не знал я почему   
Они вполне непринуждённо
В лучах мерещились уму.
Быть может, потому что в баню
Не раз водила мама Саню,
А там я вовсе не скучал
И дам прелестных изучал?
Они, как будто Афродиты,
Плескались шумно в брызгах пен,
Текла вода между колен,
И мама хмурилась сердито,
Когда я пристально смотрел
На силуэты пышных тел.

Нет, так нельзя ребёнка ранить!
Ах, что же сделали со мной?
Нельзя меня, как камень, парить
Смущая сердце наготой?
Напрасно думала мамаша,
Что не поймет чего-то Саша,
Поскольку глуп ещё и мал
И в женской бане не бывал.
Я был насквозь обескуражен,
Не знал, что делать, как мне быть,
Чтоб наготу навек забыть,
А ум загадкой взбудоражен
И не давал себе отчёт:
Зачем меня так к ним влечёт?

Ох, как давно всё это было,
А мама – ах, как молода!
Когда она мне ноги мыла,
Я счастлив был, как никогда.
Запомнил нежности телячьи,
Как я шалил на старой даче,
Был всем хорош, голубоглаз,
Но получал ремня не раз.
Кормил огромных волкодавов,
А к ним, о господи прости,
Боялись даже подойти,
Не знал я просто местных нравов.
В любую пасть залезть я мог
И для собак был как щенок.

Наивно думаем, как дети,
Что впереди ждёт счастье нас.
Но всё же лучшее на свете
Здесь происходит и сейчас.
Мы поседеем и увянем,
Дурней, глупей, занудней станем.
Пройдёт весьма короткий срок,
Из нас посыпется песок.
Природа вслед нам улыбнётся,
Как изменились мы, друг мой.
И зарастёт пустырь травой,
Но счастье детства не вернётся.
Назло иллюзиям слепящим
Живи, брат, ярко в настоящем.

**********************

Когда утихнут страсти ночи,
Проснусь ни свет и ни заря,
В уме прикину пару строчек
И с Музой встречусь втихаря.
Она, как дева молодая,
Мне утром явится нагая,
Презрев любой официоз,
С копной растрёпанных волос.
Присядет на мои колени,
Начнёт беспечно бред шептать,
За мочкой уха целовать
И щупать пульс на вздутой вене.
Я с ней невольно согрешу
И оду Музе напишу.

Не даст мне Муза разлениться,
Напрячь все силы призовёт
И в лёгкой дымке растворится,
Едва лишь солнышко взойдёт.
Задев за самое живое,
Оставит запах свежей хвои,
Печаль задумчивых лесов
И белый след средь облаков.
Она над всей землей парила
Свободно, гордо, как княжна,
Была капризна и нежна,
Пока сюжеты мне дарила.
И с Музой я летал не раз
За вдохновеньем на Парнас.

О чём мы пишем, что читаем,
С кем разделяем свой досуг?
Кого другим предпочитаем?
Скажи, мой ненаглядный друг.
Какие смыслы в текстах ищем?
В чём для ума находим пищу?
Кто нас безумием страшит,
В тоску вгоняет и смешит?
Кто откровеньем поражает
И глаз нам не дает сомкнуть?
Кто в бездну может заглянуть
И в безнадёге утешает?
Лишь тот, кто пишет понемногу
О чём угодно только Богу.
И, забирая в сладкий плен,
Ничто не требует взамен.

Когда-то лучшие поэты
Стишки кропали перед сном
И знать не знали интернета,
Бумагу пачкая пером.
В те времена ещё стрелялись,
Прекрасных женщин добивались,
Свой крест с достоинством несли,
А честь с рожденья берегли.
Ночь напролёт свеча горела,
В туманном отблеске зеркал
Камин загадочно мерцал.
Воображенье Муза грела.
Был мир другим и век другой -
Литературы золотой.

Простим поэтов за беспечность.
Покуда жар в груди не гас,
Они писали письма в Вечность,
И многие дошли до нас.
В других эпохах, в веке новом
Они на мир влияли словом,
Но попадали в жернова
И часто гибли за слова.
Я с ними мысленно общаюсь,
По духу мне они близки.
И пусть седы мои виски,
Насчет себя не обольщаюсь.
Однако тем порой грешу,
Что письма Пушкину пишу.

О мой взыскательный редактор,
Прости небрежный, скверный слог.
В искусстве главное – характер
И содержанье между строк.
Ты косяки мои причешешь,
Повторы глупые отрежешь,
Добавишь нужные штрихи,
Избавив текст от шелухи.
Расставишь точки с запятыми,
Заставишь переделать брак,
Чтоб не краснел я, как дурак,
И станут тексты недурными.
Возможно, кто-то их прочтёт
И смысл какой-нибудь найдёт.

Найдёт он то в моей былине,
Что я с три короба навру,
Чего и не было в помине
Ни в чьих-то снах, ни наяву,
Что разузнал себе на горе,
Подслушав в тайном разговоре,
На что прозрачно намекал,
Где я смеялся и рыдал,
Шутил и в чём-то заблуждался,
Где сукин сын я, где туплю,
Где от отчаянья в петлю,
Намылив шею, собирался,
Где был я искренен, как мог,
И где шептал мне в уши Бог.

**************************

Имея множество талантов,
Служить желая при дворе,
Прапрадед мой из Нидерландов
В Россию прибыл при Петре.
Он вовсе не был альтруистом,
А был успешным финансистом,
Трудился ночи до утра
По приглашению Петра.
В тот век царь Пётр что было силы
В Европу форточки рубил.
Царь иностранцев пригласил
Служить России до могилы.
Прапрадед предприимчив был
И корни при Петре пустил.

Когда финансы он устроил,
Разбогател и стал женат,
То особняк большой построил
В той стороне, где был Сенат.
Дом князя Вяземского близко
На модной улице Английской,
И, утомлённая едва,
Здесь плещет волнами Нева.
Прапрадед по уму иль сдуру
В России укрепил тылы,
Давал по праздникам балы
И нёс голландскую культуру.
Он звался Питер, я не вру,
И тёзкой был царю Петру.

Хоть фантазёр я, безусловно,
И сочинять - моя стезя,
Но лгать на тему родословной
Pardon, мои друзья, нельзя.
Что льстит, конечно же, гордыне –
Стоит дом предка и поныне.
Он перестроен много раз,
И в нём гостиница сейчас.
Люблю историю седую,
Мне каждый камень дорог в ней
Среди разрушенных корней,
Но я на дом не претендую.
И пусть покоя нет в душе,
Я счастлив с Музой в шалаше.

Теперь пора за дело взяться
И описать на склоне дней,
Как часто приходилось драться
В чудесной юности моей.
Дрались мы с искренним задором,
Чуть подражая мушкетёрам,
И были часто на коне,
Давая по зубам шпане.
Была повсюду срань господня,
Из каждой щели нёсся мат,
Где проживал пролетарьят.
Тон задавала подворотня,
Но я терпеть её не мог
И силу в драках не берёг.

Я был воспитан нежной мамой
Сперва как полный декадент.
Она твердила мне упрямо:
- Ах, Саша, ты интеллигент!
Как можешь ты жестоко драться
И воле гнева предаваться?
Тебе, сыночек, не к лицу
Лупить несчастных по лицу!
Ты должен быть умней, гуманней
И выше низких образцов
Блатной шпаны и подлецов…
Ты столько мне принёс страданий!
Прошу, будь благородней впредь,
Не стоит на шпану переть.

С тех пор я много каши скушал,
Но мысль покоя не даёт:
Зачем я мать тогда послушал
И вёл себя как идиот?
Шпана воспряла, расплодилась,
Богатств и почестей добилась,
Из подворотни подлецы
Себе отгрохали дворцы.
А я, не улучив момента
Манерам научить шпану,
Уж скоро ноги протяну
И в гроб сойду интеллигентом.
Простите, милые друзья,
За то, что маму слушал я.

Среди придворных журналистов
И прочих отпрысков богемы
Я знал немало конформистов –
Продажных подданных системы.
Готовых льстить и унижаться,
Чтоб при кормушке содержаться
И жрать объедки со стола –
Им нет и не было числа.
Они во все эпохи лгали
И было им не привыкать
Мозги народу полоскать,
Не зная грусти и печали.
Но для державы, ё-моё,
Опасно сладкое враньё.

Как ни крути, но зло не вечно.
Печальный приведу пример:
В Союзе лгали бесконечно
И с треском рухнул СССР.

***********************

Cтишки кропать ума не надо.
Знай, глупость всякую рифмуй.
Но, может быть, и мне в награду
Подарит Муза поцелуй.
Она с характером красотка -
У ней то радость, то хандра.
То от отчаянья жрёт водку,
То веселится до утра.
Но ей все шалости прощаю,
С другим нечаянно застав.
И оды Музе посвящаю,
Хоть у неё капризный нрав.

Приятно, вынужден признаться,
С бесстыжей Музой целоваться
Всю ночь, пылая от страстей,
Сходить с ума в обнимку с ней.
Приятно с нею загорать,
Травинкой пятки щекотать,
На море голышом купаться
И миру щедро улыбаться.
Шептаться с ней в полубреду,
Смотреть на яркую звезду,
Дарить поэмы ей без счета
(Какие могут быть расчеты?)
И с нетерпеньем адским ждать,
Когда придёт ко мне опять.

Мы все романтики немножко –
И это вовсе не порок.
Поэт воспел девичьи ножки
Как до него никто не мог.
Они, вне всякого сомненья,
К нему врывались в сновиденья,
Ласкали взор, томили дух,
Взрывали плоть и в прах, и в пух.
С ума сводили бесконечно,
Хоть был и так неудержим
Он темпераментом своим,
И доверялся им беспечно.
О ножках он писал в угаре
И забывал о гонораре.

И мне приятна тема эта,
О ножках сочинял не раз.
Бывало, с ночи до рассвета
Над ними я впадал в экстаз.
Все счастье в них! Все думы наши!
Ах, как я понимаю Сашу!
Он ножкам лиру посвятил,
Поскольку крайне влюбчив был.
Пора давно уже признаться,
Как был бы скучен мир без ног.
Недаром ножки создал Бог,
Чтоб в женщин по уши влюбляться!
И я не знаю лучшей доли,
Чем целовать у них мозоли.

В былые дни поэты смели
Назло навязчивой хандре
Писать стихи на женском теле:
На ножках, спинке и бедре.
Покуда волю не теряли,
На ягодицах сочиняли
И восхищали дам умом,
Едва касаясь их пером.
И я, взволнованный до дрожи,
Писал возлюбленной сонет,
Чтоб в сердце ей оставить след
И на волшебно нежной коже.
Pardon, но вынужден признать,
С трудом себя мог удержать.

Мне Муза факелом светила,
Пока блуждал в потемках я,
А утром кофе приносила
В вечернем платье без белья.
Она нисколько не смущалась,
Когда к сердечку прикасалась,
То вдруг сожмёт, то разожмёт,
И кровь мою бесстыже пьёт.
Но сердце, видно, утомилось -
Его нельзя, пора признать,
До бесконечности терзать!
И Муза гордо удалилась.
Ушла к другим любовь моя
В вечернем платье без белья.

Сердечко чувствует, всё знает
И помнит всех, кого любил.
То в грудь стучится, кровь толкает,
Пока не выбьется из сил,
То вдруг повысит обороты
До перегрева, жара, пота -
Движок израненный ревёт
И в клочья внутренности рвёт.
Понять мне было бы полезно:
От безнадеги и тоски
Не стоит рваться на куски,
Ведь сердце вовсе не железно.
А окружающий нас вздор
Не каждый вынесет мотор.

Когда тоска дух угнетает
И всюду правит бал чума,
Меня беззвучно утешает
Игра беспечного ума.
Частенько он со мною спорит,
То убеждает, то игнорит,
На все приличия плюёт
И власть ничью не признаёт.
Живёт таинственно и странно,
Повсюду бродит, не спросясь,
И издевается, смеясь,
Над подлецами постоянно.
И тем доволен я вполне,
Что он не врёт хотя бы мне.

Есть в акте творчества безумство -
Из правды бесподобной лжи
Порой рождается искусство
И струны трогает души.
Тогда дела я забываю,
Всю ночь роман в стихах читаю
Или, сраженный наповал,
Смотрю удачный сериал.
Когда искусством я пленяюсь,
Бегут мурашки по спине,
Всё изменяется во мне,
И лучше стать чуть-чуть стараюсь.
Тогда не сплю, чёрт побери,
Рождаясь заново внутри.

Блистать приятно на паркете,
Дружиться с рыбкой золотой!
Я так давно живу на свете,
Что мне пора уж на покой.
Пора давно остепениться,
Мозоль на брюхе отрастить,
В деревне ленью насладиться
И с дураками не шутить.
Солидным стать и седовласым,
Глотать таблетки перед сном,
Забыть стихи и стать вдруг разом
Неотразимым пердуном.
Не пить вино, ни с кем не драться,
Терпеть крепчающий маразм.
В красоток сдуру не влюбляться
И позабыть навек оргазм.
Ну что ж, конечно, перспективы
Достойны тяжкого труда.
Но буду я еще счастливым,
Пока горит моя звезда.

Бегут часы неутомимо,
Ведут векам прошедшим счёт.
Жизнь пролетит, как птица, мимо,
Сквозь пальцы Время утечёт.
Неправда, что нас Время лечит –
Оно безжалостно калечит,
Клеймит, казнит, в конце концов,
И превращает в мертвецов.
Пройдёт любое Время, к счастью,
В природе так заведено.
Но утешает лишь одно -
Над ним никто не знает власти.
Воздаст нам Время по делам
И всё расставит по местам.

03.05.14.- 03.05.24. А.Г.