Первый денек мая,прогревшийся до двадцати градусов в тени, ознаменовала ,вошедшая в трамвай, и первая "ласточка" в шортиках , из которых выходили еще по-зимнему белые ноги. Надпоясную фигуру украшала кофта, блуза, или лучше сказать, хламидка , сшитая из рыболовной сети с приличной ячеёй , сквозь которую просвечивался случайно одетый лифчик.Зона декольте простиралась от локтя до локтя, на которых и держалась хламидка. Укороченные до невозможности шортики удлинняли ноги, которые она, закинув одну на другую, выставила в проход, т.к. для полного удобства мешало сиденье напротив.
На следующей остановке вошла тоже девушка, но завернутая в черное, в буквальном смысле , с ног до головы. И, как бы подчиняясь моим коварным мыслям , села напротив голенастой пассажирки. Картинка была завораживающей: одна одета по шариату, другая, почти нагая, одета ни по какому.
Взгляды на моду, возможно, у обоих были одинаковы, но у одной они были скованы догмами религии,(возможно, морали, не знаю), а другая имела в их конструктивности необузданную свободу.
Девушка в черном смотрела на соседку, не стесняясь, во все глаза,(по-моему, у этих девушек чувство стыда... притуплено, как бы мягче сказать), не то осуждающе, не то с завистью. Понять было невозможно.
Девушке в хламидке или было на все наплевать, или она не подавала вида.
Часто юные девицы, одетые в укороченные до невозможности юбки, прикрывают сумками оголенные... простите, ляжки, иначе не скажешь. Зачем!? Какого же черта ты так оголяешься, если в тебе присутствуют еще остатки девичьей скромности, предназначенные природой. Остатки... Эти о с т а т а т к и очень заметно тают. Как говорят, тают на глазах.
-Счасливого пути!- Пожелал я в мыслях им обеим и на "Задворках",где еще по ночам посиживает за доминошными столами призрак давней, добрососедской, дворовой жизни, вышел.