Теряется во времени душа,
идёт-бредёт по путаному следу.
Отпугивает сумерки каштан
своим свечным подслеповатым светом.
Течёт до горизонта жёлтый рапс,
по краю окроплённый бледным маком.
И прошлое заглядывает в нас
из холода, и сырости, и мрака
тевтонских замков – каменных громад,
о вечность обломавших зубья башен.
Ползёт по стенам дикий виноград...
А думается не о дне вчерашнем, –
болишь любовью – тихой и земной,
сиреневой, каштановой, ржаной.
Она одна, звеня под майским ветром,
латает всё, что выжжено войной,
даёт мне веру...
Покачивая пёрышки осок,
петляет, словно пьяная, Преголя,
и аиста заботливо пасёт
седое одуванчиково поле.