Геннадий, опустив голову, сидел на старом пне, посреди обугленных развалин дедовского дома. Эта печальная картина очень удручала, тем самым усугубляя ещё больше его пессимистическое настроение. «Вот и всё… и камня на камне не осталось от того, что было так дорого и любимо с детства…» Лицо его было сурово, но слёз не было, только сердце больно сжималось, когда он поднимал снова взгляд на пепелище. «Один… ни семьи, ни кола, ни двора... — с горечью, уныло говорил он сам себе, — их нет, а я продолжаю жить зачем-то… Какой прок теперь в этом, какая радость?..» Глубоко вздохнув, он окинул взглядом родные просторы. В сотне метров от дома был бор, в который он с братом бегал по-грибы. Маслята с жареной картошечкой, да с деревенской сметанкой, приготовленные бабушкой, были очень вкусны!.. А ещё они со Славкой собирали там цвет сосновых почек для чая и молоденькие зелёные шишки, которые потом дед резал пополам и, укладывая в банку, заливал мёдом, давая настояться недели две-три, — это было полезное и приятное лакомство! Ох и славные были семейные чаепития за круглым столом, накрытым белой льняной скатертью, вышитой по краям бабушкиными руками, и с её же — бабушкиными — необыкновенными ватрушками и пирогами!.. Но… эта семейная идиллия длилась недолго. Потом… потом пришёл тот страшный август. Родители ехали из районного центра по трассе, дождь шёл стеной, гроза… Точно никто не мог сказать, что случилось, но произошло непоправимое — родители погибли в аварии… А теперь вот и этот, некогда великолепный сосновый бор, представлял собой жалкое зрелище: корявые стволы обгоревших деревьев устремляли свои чёрные пики в голубое небо, и в этой мёртвой тишине прошлогоднего пожарища, словно повис их немой вопрос: «За что?..»
Чтобы не надрывать и без того измученное сердце, Геннадий невольно перевёл взгляд в противоположную сторону, туда, куда уходила узкая тропинка, теперь уже зарастающая травой, так как по ней давно уже никто не хаживал. Тропка вела к небольшой речушке, одной из тех безымянных, которые впадают в большие реки, наполняя их кристально-чистой, девственной водой. Они с братом прозвали её «Журчалка», потому что течение её было довольно быстрое, отчего вода в ней всё время приятно журчала. Речка была неглубокая, почти по-колено, и только в некоторых местах — по-пояс… но как много радости она дарила в летний зной своей прохладой, и сколько раз вечерами они с братом сидели на её живописном берегу с удочками, глядя на необыкновенно-красивые закаты и наслаждались птичьим щебетом! Рыбка ловилась большая и маленькая, и уха была дивно-хороша!..
Прекрасные воспоминания далёкого прошлого отвлекли его от тягостного бытия реального времени. Геннадий невольно улыбнулся, вспомнив что-то очень тёплое из дней своего детства и отрочества, и это подарило ему несколько мгновений счастья, которого уже почти не осталось в его израненной душе и… в личной жизни.
Он очнулся от своих воспоминаний, когда кто-то вдруг тронул его за плечо. Это был дед Захар — почти девяностолетний старик, седой как лунь, с бородой, которая делала его похожим то ли на отшельника, то ли на святого... Это был друг его деда и бывший лесничий этого района.
— Генка, ты ли это?
— Я, дед Захар! Здравствуй! — Геннадий обнял старика, как своего родного деда.
— Что… сгорело поместье-то? Жаль… Да, жизнь — нелёгкая ноша… — сказал, кряхтя, дед Захар и присел на пенёк. — Сколько дён тушили… с самолёта, да с машин тушили. Хорошо, что до нас не добралось пламя-то, а вот вашему дому не повезло… И что за напасть пошла: то там горит, то тут?! Ну, ладно, мы — люди… А вот лесным жителям каково?..
Геннадий понимающе покачал головой.
— То-то… Ну а ты как надумал вдруг вернуться? Надолго ли?..
— Да, знаешь, потянуло что-то… не смог противиться.
— М-м-м… Судьба, выходит, позвала… бывает такое!.. А Славка-то как… где?
— Да нет его, дед Захар, давно нет… погиб в чеченской… Офицером же он был, в капитанском чине… ребят своих спас, а сам…
— Дааа, герой Славка… настоящий герой, не деланный! Он и в детстве благородный был — заступником был всех слабых и обиженных, и зверушек, помню, спасал... Вот, значит, как оно вышло… Почему же: как человек хороший, да ещё герой, то обязательно мёртвым быть должен? Несправедливо это, не правильно как-то… А что ж деду не сообщил?
— Не мог… расстраивать не хотел стариков. Каково им это?.. Писал им, что всё у него хорошо, но свободного времени почти нет, служит мол, на южных рубежах, горы там кругом… Да… скрыл, обманывал... Потому и в гости ехать боялся, если честно. Может и не прав я был, слаб духом?..
— Бог рассудит!.. Что ж теперь пенять?.. Что было, то было… Кто из нас не ошибался?..
Геннадий достал фото брата и протянул деду Захару.
— Орёл!.. Вот понять не могу никак: что ж за оказия? Почему ж вы бедовые такие?.. — Дед вопросительно пожал плечами и, немного помолчав, погладил бороду. — Бабка твоя — Лукерья-то, частенько вас вспоминала… Не хватало ей вас... видеть захотела перед смертью, но… так и ушла не попрощавшись.
— Вот я и приехал, чтобы на могилку их сходить, почтить память!.. Дорогу покажешь?
— Как не показать?! Само-собой… сходим! А теперь тоже двигаться надо — солнышко к горизонту уже клониться начинает.
— Да, надо… только не знаю где остановиться. Есть в посёлке гостиница?
— О-о-о… милок… До посёлка далековато будет, вёрст несколько… А ты ко мне давай! Мы гостю такому завсегда рады будем, да за ужином и обсудим всё, коль не устал с дороги, а то и завтра… утро-то вечера, говорят, мудренее!
— Вот и отлично! Благодарствую от души! Удружил, так удружил! — Искренне порадовался Геннадий.
— Поживёшь, сколь надобно, а деньги, чай, за постой не возьмём.
— Ну... это ты зря, дед Захар. Ладно, откуплюсь, чай… — улыбнувшись, сказал Геннадий, — руки-то, поди, мужские нужны в хозяйстве?!
— Вот тут ты как в воду глядел! Стар я уже стал, не та силушка, а внучка моя всё одна не сможет одолеть, а без хозяйства в этом бездорожье, сам понимаешь, совсем пропасть можно, на себя только вся надежда... Дочь в посёлок зовёт, а я к лесу так привык… почти сросся с ним… Мне, порой, с деревьями проще, чем с людьми, да и нужен я тут... Знаешь, сколько у меня питомцев? Как я их брошу?.. Ну, что же, пойдём!
Геннадий помог встать своему собеседнику, лихо подхватил чемодан и остальные пожитки, и они медленно отправились в гущу леса, где находилась бывшая сторожка — изба деда Захара. Идти было не так чтобы далеко, но старый лесник то и дело останавливался, чтобы напомнить Геннадию об удивительных и нескончаемых дарах Природы-Матушки…
— А это помнишь, как называется? А вот это что за травка, знаешь?..
— Да разве могу я всё упомнить, дед Захар?! — смеясь отвечал «экзаменуемый», — Я, честно говоря, не особый знаток местной флоры, да и фауны тоже. А медведи есть сейчас?
— А как же!.. И лоси захаживают, и лисы прибегают полакомиться, а уж про кабанов и волков я вообще молчу…
— А как справляетесь? Ружьё-то есть?
— Без него никак в этих местах!.. Но… я видеть стал некудышно, а вот внучка моя — ещё та охотница!
Прошло немного времени, и за разговорами Геннадий стал забывать свои горести, и как ребёнок уже радовался каждой найденной ягодке и каждому грибочку!..
— Ну, вот… на суп да на компот насобирал малость! Хотя… у вас этого добра, наверное, навалом?!
— Не переживай, всё сгодится — «запас карман не трёт», — сказал дед Захар, и тоже улыбнулся, обнажая почти беззубый рот... но это делало его лицо ещё больше добродушным.
Потихоньку солнце начинало садиться, и его яркие лучи пробивались сквозь деревья, чьи тени становились постепенно всё длиннее, а птичьи голоса, при этом, всё звонче.
— Вон как распелись птахи!.. Знать, день завтра погожий будет! Всяк жизни по-своему радуется!.. — довольно «промурчал» себе в бороду старик, а потом обратился к Геннадию
— Тебе уж поди под сорок? Наверное, женат был?
— Был… да сплыл… Мы с ней оказались «разного поля ягоды». Ей деньги нужны и слава — артистка она… детей не хотела, а потом и вовсе с другим закрутила — со знаменитостью… Да, что там вспоминать?.. Прошлое это всё, хотя никуда от него не денешься — раной в сердце застряло и не вырвать никак…
— Ничего… всё пройдёт!.. Природа исцелит — водится за ней такое!
Вскоре попутчики вышли на светлую, просторную поляну. Вокруг дома лесника было несколько построек, и среди них кормушки для диких животных. Сруб оказался довольно большим и с виду вполне крепким, но слегка обветшалым.
— Д-а-а… — протянул Геннадий, взглянув ещё издали на крышу, — ремонтик тут требуется, да немалый... — и в уме уже начал подсчёт финансов и количество дней, которые потребуются для восстановления хотя бы внешнего фасада и латания кровли. И вдруг… он увидел её — молодую женщину, лет тридцати-тридцати пяти, статную, с тёмно-русой косой ниже пояса, в симпатичном ситцевом платье, и, хоть лица её он не мог видеть, подумал, что она, должно быть, очень мила, что и оказалось таковым в действительности. Она стояла у колодца, почти спиной к ним, возможно... о чём-то задумавшись, и не замечала пришедших. Вся эта пейзажная натуралистическая панорама представилась ему... как некое художественное полотно, и автор его был великолепен!..
— А вот и моя внучка Дарья! — Прервав образные размышления своего гостя, сказал весело дед Захар. Геннадий слегка оторопел от внезапности и от того, что в этот момент героиня его картины вдруг ожила и заговорила…
— Дедушка, а я уж волноваться начала: куда ж ты запропал?! А что за гость с тобой? Каким это ветром занесло его в такую глушь?..
— Ишь какая!.. Всё знать тебе надобно, всё и сразу, — с нарочитым укором произнёс старик и, подмигнув Геннадию, представил гостя
— Внук это моего старинного друга — Геннадий! Деда Николу помнишь? Вот внук его и есть. Ну, ладно, пойдёмте в избу…
Дарья хотела уже было взять ведро, но Геннадий её опередил
— Давайте, я Вам помогу! Мне-то всё легче, чем Вам…
— Я привычная, но не откажусь… не каждый день в лесу помощников сыскать можно, — улыбнувшись гостю, ответила внучка бывшего лесника, и про себя отметила, что его желание помочь ей было не напускным, а вполне искренним и… что, на её удивление, на его пальце не было обручального кольца. — Вы в наши края надолго? — спросила она Геннадия.
— Не знаю пока…
Они подошли к дому. Старый дворовый пёс, учуяв чужого, вылез из будки и немного прорычал для острастки, но, видя, что это никому не надо, снова пошёл спать.
В избе было уютно и пахло травами. Геннадию выделили небольшую, но чисто прибранную комнату, в которой было всё необходимое. Дарья сразу стала хлопотать и подала, хоть и скромный, но очень сытный ужин, после которого Геннадий невольно разомлел и сразу заснул.
Проснулся он рано, от крика петуха, и понял, что давно уже так не высыпался и не чувствовал себя так свежо и хорошо!.. Первые лучи Солнца уже пробивались в окно, и при утреннем свете он успел оценить все достоинства своих апартаментов: комната была очень милой и уютной! Он распахнул окно и всей грудью вдохнул свежий, медвяный воздух. Вид из окна, выходившем прямо на лес, был по-своему прекрасен! Всё увиденное создало отличное настроение и желание поскорее приступить к делу! Геннадий привёл себя в порядок и бодрячком вошёл в зал. Хозяева тоже уже встали и позаботились о нём: на столе стояла глиняная крынка с парным молоком и приличным ломтём хлеба сверху. Он залпом выпил молоко, вкус которого уже успел позабыть за годы, прожитые в городе, а хлеб был настолько ароматным и приятным на вкус, что Геннадий не смог скрыть своего восторга! Душа его ликовала, он словно снова очутился в детстве, в доме своей бабушки!.. Он отметил чудесную трансформацию своей Души и был счастлив несказанно! Ещё недавно он думал, что уже никогда не сможет испытать это волшебное чувство — настоящую Радость и… ещё что-то новое, волнующе-приятное, отчего хотелось снова Жить!..
В эту минуту в зал вошёл дед Захар
— Ну и метаморфоза, ну и чудеса!.. Ты ли это, Геннадий? Смотри-ка: спина распрямилась, глаза как звёзды сияют!.. Полезен тебе, однако, воздух здешний, да молочко парное!..
Геннадий в ответ только засмеялся и попросил показать ему рабочие инструменты. Дело спорилось, усталости он почти не чувствовал, словно какая-то сила влилась в его организм, наполнив каждую клеточку живительной энергией!.. К обеду он успел даже больше, чем задумал, и очень был доволен своей работой, но… не больше, чем сами хозяева. Дед Захар и Дарья удивились проворству и ловкости новоявленного мастера, его весёлому нраву и умению доводить дело до конца, если уж он за что-то взялся.
— Отдохни, милок, — крикнул ему дед Захар, когда Геннадий чинил крышу, — Угомонись, обедать пора!
— Погоди… пару-троечку гвоздей вобью и слезу!..
Дарья тоже, под стать гостю, старалась изо всех сил: и со скотинкой управилась быстро, и обед наварила… как-никак, а в доме мужчина-работник, а значит и щи должны быть погуще да пожирнее, и каша повкуснее!.. Ей нравились эти хлопоты, и всё ладилось как-то само-собой… Ей тоже было хорошо, просто хорошо!.. Она схватила на руки Мурку и закружилась с ней, весело напевая.
А дед Захар сел на завалинке, в тени старой яблони, и подняв глаза к небесам, сказал: «Благодарю тебя, Всевышний! Ты услышал мои молитвы и исполнил мою Мечту!.. Пусть эти дети станут счастливы, пусть их постигнет настоящая ЛЮБОВЬ! Хоть они и не понимают пока, что происходит, но я-то чувствую, что это и есть Судьба!..»
Геннадий слез с крыши, умылся холодной колодезной водицей и, подойдя к деду Захару, заглянул в его глаза, полные слёз радости, и произнёс: «Я ВЕРНУЛСЯ!»