История с «Уединённым домиком на Васильевском» напоминает старый анекдот:
«Встречаются два приятеля. Один говорит: «Не понимаю – почему всем так нравятся песни «Битлз»? Второй спрашивает: «И что тебе в них не нравится? Первый: «Всё не нравится». Второй: «А что именно ты слушал?» Первый: «Да мне вчера сосед немного напел».
В девятом томе Полного собрания сочинений Пушкина в 10 томах (издательство «Наука», Л., 1977-1979) в разделе «Приложение» на стр. 351-373 напечатана повесть «Уединённый домик на Васильевском» со следующими примечаниями:
Повесть была напечатана в альманахе А. Дельвига «Северные цветы» на 1829 год, за подписью «Тит Космократов». Эта подпись – псевдоним Владимира Павловича Титова, знакомого Пушкина, выведенного под именем Вершнева в повести «Мы проводили вечер на даче...» (см. т. VI, стр. 404). В. Титов в письме А. В. Головнину от 29 августа 1879 г. писал: «В строгом историческом смысле это вовсе не продукт Космократова, а Александра Сергеевича Пушкина, мастерски рассказавшего всю эту чертовщину уединённого домика на Васильевском острове, поздно вечером, у Карамзиных, к тайному трепету всех дам... Апокалипсическое число 666, игроки-черти, метавшие на карту сотнями душ, с рогами, зачёсанными под высокие парики, – честь всех этих вымыслов и главной нити рассказа принадлежит Пушкину. Сидевший в той же комнате Космократов подслушал, воротясь домой, не мог заснуть всю ночь и несколько времени спустя положил с памяти на бумагу. Не желая, однако, быть ослушником ветхозаветной заповеди «Не укради», пошёл с тетрадью к Пушкину в гостиницу Демут, убедил его прослушать от начала до конца, воспользовался многими, поныне очень памятными его поправками и потом, по настоятельному желанию Дельвига, отдал в «Северные цветы». Свидетельство В. Титова находит подтверждение в воспоминаниях А. П. Керн: «Когда Пушкин решался быть любезным, то ничто не могло сравниться с блеском, остротой и увлекательностью его речи. В одном из таких настроений он, собравши нас в кружок, рассказал сказку про чёрта, который ездил на извозчике на Васильевский остров. Эту сказку с его же слов записал некто Титов и поместил, кажется, в «Подснежнике». Ошибка Керн в том, что она назвала другой альманах, издававшийся тоже Дельвигом – «Подснежник». Другим подтверждением этих свидетельств является наличие в бумагах Пушкина плана повести, во многом сходного с сюжетом «Уединённого домика на Васильевском» (см. т. VI, стр. 423. «Влюблённый бес»). План этот написан много раньше 1828 г., времени рассказа Пушкина, и кое в чём отличается от повести; основные отличия: действие происходило в Москве, и у вдовы две дочери, а не одна.
Отсюда можно заключить, что данная повесть является записью устного рассказа Пушкина, просмотренною им самим; самый рассказ – не случайная импровизация, а изложение давнего замысла, над которым Пушкин, видимо, не раз размышлял. «Уединённый домик на Васильевском» – первая из серии петербургских повестей Пушкина, к которым относятся «Домик в Коломне», «Пиковая дама», «Медный всадник». Самый характер рассказа о бедной вдове чиновника роднит этот рассказ с «Повестями Белкина», в частности с «Гробовщиком» и «Станционным смотрителем».
(Пушкин А.С. «Полное собрание сочинений в 10 томах». «Наука», Л., 1977-1979 гг., том 9, стр. 383-384)
Согласитесь: основания для включения повести «Уединённый домик на Васильевском» в Полное собрание сочинений Пушкина практически полностью тождественны основаниям персонажа из старого анекдота сомневаться в достоинствах песен «Битлз»: некий интерпретатор записывает, по его утверждению, услышанное от Пушкина, а нас пытаются убедить в том, что это его творение является практически произведением Пушкина.
Но это так, первое общее впечатление. Давайте разбираться подробно.
1. Письмо Титова В.П. Головнину А.В. от 29 августа 1879 года.
Это письмо было впервые опубликовано в мемуарах Дельвига А.И., двоюродного брата ближайшего лицейского друга Пушкина Дельвига А.А., в 1912 году в первом томе его «Моих воспоминаний» в разделе «Приложение ко II главе» (стр. 158).
Текст письма сразу же вызывает недоумение: почему автор письма Титов В.П. пишет в письме о себе в третьем лице? «Сидевший в той же комнате Космократов подслушал… пошёл с тетрадью к Пушкину… и т. д.» Почему о себе – в третьем лице? Вы много встречали писем, в которых пишут о себе в третьем лице?
Само собой напрашивается объяснение: Дельвиг А.И. в форме письма Титова В.П. изложил чей-то рассказ, посчитав, что более убедителен он будет в форме письма. Это объяснение вполне соотносится со структурой воспоминаний Дельвига А.И., в которых последние описываемые события датируются 1876 годом, а также с заключительными словами мемуаров Дельвига А.И.:
«Мои воспоминания» я начал писать, между прочим, с тем, чтобы, по достижение мною и моею женою старости, перечитывать вместе с нею некоторые из описанных в них эпизодов, но лишившись моего друга в 1878 году, я потерял охоту их писать. Впрочем, последние три зимы «Мои воспоминания» давали мне довольно занятий: я исправлял их перед перепискою гектографическими чернилами, затем исправлял экземпляр, переписанный этими чернилами, с которого снималось пять копий, так что составилось семь экземпляров «Моих воспоминаний», которые полагаю, для вернейшего их сохранения, раздать в разные места».
(Дельвиг А.И. «Мои воспоминания». Издание Московского публичного и Румянцевского музеев, 1912-1913 гг., том 4, стр. 583-584)
Кроме того, как уже было мною указано, в первой публикации «Моих воспоминаний» в 1912-1913 гг. текст приведённого письма Титова В.П. был напечатан в «Приложении ко II главе».
В последующих изданиях мемуаров Дельвига А.И., начиная с издания 1930 года (когда тексты всех приложений были вставлены в основной текст воспоминаний) текст этого письма следовал непосредственно сразу за основным текстом воспоминаний о событиях 1829 года. Вот это текст:
«В «Северных Цветах» 1829 г. была помещена повесть под заглавием: «Уединённый домик на Васильевском острове», подписанная псевдонимом: «Тит Космократов», сочинённая В. Титовым (ныне членом Государственного Совета). Вскоре по выходе означенной книжки гуляли по Невскому проспекту Жуковский и Дельвиг; им встретился Титов. Дельвиг рекомендовал его, как молодого литератора, Жуковскому, который, вслед за этой рекомендацией, не подозревая, что вышеупомянутая повесть сочинена Титовым, сказал Дельвигу: «охота тебе, любезный Дельвиг, помещать в альманах такие длинные и бездарные повести какого-то псевдонима». Это тем более было неловко, что Жуковский отличался особым добродушием и ко всем благоволил».
(Дельвиг А.И. «Мои воспоминания». Издание Московского публичного и Румянцевского музеев, 1912-1913 гг., том 1, стр. 58)
То есть, в основном тексте воспоминаний (на стр. 58) Дельвиг А.И. вспоминает факт публикации «Уединённого домика на Васильевском» в связи с нечаянно бестактной характеристикой этой повести Жуковским как «длинной и бездарной», но при этом совершенно безо всякой связи с Пушкиным.
А письмо Титова В.П., как уже было указано выше, присутствует в «Приложении ко II главе» на стр. 158. Наверное, именно из-за того, что текст письма Титова В.П. столь резко контрастирует с текстом, к которому оно прилагается, это письмо Титова В.П. зачастую предъявляется отдельно, как самодостаточная часть, без основного текста воспоминаний. Явная противоречивость текста воспоминаний на стр. 58 с текстом письма Титова В.П. на стр. 158 заставляет подозревать очередную мистификацию:
Во-первых, разве нельзя предположить, что в 1879 году, через 50 лет после публикации своей повести, о которой все давно напрочь забыли, а Пушкина помят и чтят (здесь к месту вспомнить об открытии в 1880 году памятника Пушкину в Москве), автор решает сделать попытку прислониться к славе Пушкина?
Во-вторых, вспомнив слова Дельвига А.И., о том, что с его «Воспоминаний» делалось пять копий, можно задаться вопросом: не вставил ли «Приложение» с письмом Титова В.П. кто-нибудь из переписчиков?
И в-третьих, исходя из того, что публикация воспоминаний Дельвига А.И. происходила через 25 лет после смерти автора, в период широко развернувшейся работы по фальсификации источников пушкиноведения, можно предложить и такую версию: не появилась ли чужеродная вставка в процессе публикации?
2. Воспоминания Керн А.П.: «Когда Пушкин решался быть любезным, то ничто не могло сравниться с блеском, остротой и увлекательностью его речи. В одном из таких настроений он, собравши нас в кружок, рассказал сказку про чёрта, который ездил на извозчике на Васильевский остров».
Каждый, кто прочитает «Уединённый домик на Васильевском», поймёт, что этот эпизод воспоминаний Керн А.П. только при очень богатом и принуждённо выстроенном воображении можно отнести к тексту прочитанного – тексту необычайно тусклому и нудному.
3. Пушкинский сюжет «Влюблённого беса»
В шестом томе Полного собрания сочинений Пушкина в 10 томах (издательство «Наука», Л., 1977-1979) в разделе «Планы ненаписанных произведений» на стр. 423 напечатан следующий нереализованный Пушкиным план произведения:
ВЛЮБЛЁННЫЙ БЕС
Москва в 1811 году.
Старуха, две дочери, одна невинная, другая романическая – два приятеля к ним ходят. Один развратный; другой Влюблённый бес. Влюблённый бес любит меньшую и хочет погубить молодого человека. Он достаёт ему деньги, водит его повсюду. Настасья – вдова чертовка. Ночь. Извозчик. Молодой человек. Ссорится с ним – старшая дочь сходит с ума от любви к Влюблённому бесу.
(Пушкин А.С. «Полное собрание сочинений в 10 томах». «Наука», Л., 1977-1979 гг., том 6, стр. 423)
Опять же, каждому читателю «Уединённого домика на Васильевском» видно существенное расхождение прочитанного с вышеприведённым пушкинским планом: действие в повести происходит не в Москве, а в Петербурге; в повести одна дочь, а не две; в повести совершенно отсутствует сюжетная линия «Настасья – вдова чертовка». Кроме того, в повести действительно два приятеля, но если одного можно назвать влюблённым бесом, то второй явно не подходит под описание развратного.
4. По поводу утверждения: «Отсюда можно заключить, что данная повесть является записью устного рассказа Пушкина, просмотренною им самим».
Неужели такой вывод можно сделать, исходя из одного-единственного письма неизвестного происхождения?
А как насчёт характеристики этой повести как «длинной и бездарной»? Вы встречали у Пушкина произведения длинные и бездарные?
Вот на тему: просматривал Пушкин эту повесть или не просматривал – ничего не могу сказать. Может быть, и просматривал – ну и что? Неужели в Полном собрании Пушкина необходимо печатать всё, что он просматривал?
5. Относительно заявления: «…самый рассказ – не случайная импровизация, а изложение давнего замысла, над которым Пушкин, видимо, не раз размышлял».
Отчасти соглашусь без возражений: каждый человек в течение своей жизни размышляет о чертовщине – о её проявлениях, о её природе, о своём отношении к ней. Разумеется, размышлял об этом и Пушкин.
Но не надо передёргивать: повесть «Уединённый домик на Васильевском» не является изложением пушкинского замысла – как не является песней «Битлз» напев соседом одной из их песен.
6. Касательно утверждения: «Уединённый домик на Васильевском» – первая из серии петербургских повестей Пушкина, к которым относятся «Домик в Коломне», «Пиковая дама», «Медный всадник». Самый характер рассказа о бедной вдове чиновника роднит этот рассказ с «Повестями Белкина», в частности с «Гробовщиком» и «Станционным смотрителем».
Попытку разбить эту и другие многочисленные тенденциозные конструкции вокруг «Уединённого домика на Васильевском» сделал известный лингвист-русист и литературовед, академик Виноградов В.В. в докладе, прочитанном в Государственном музее А. С. Пушкина в Москве в 1962 г. и вскоре вслед за этим в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР. Цитирую по источнику: Виноградов В.В. «Сюжет о влюблённом бесе в творчестве Пушкина и в повести Тита Космократова (В.П. Титова) «Уединённый домик на Васильевском» // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). – Л.: «Наука», 1982 г., т. 10, стр. 121-146):
«Подобная интерпретация сюжета «Уединённого домика», его композиционной и образной структуры, его связей с «Домиком в Коломне», с «Графом Нулиным», с «Медным всадником», с «Гробовщиком» и даже с «Каменным гостем» основана на субъективных домыслах, мистических натяжках и произвольных сопоставлениях. Случайные, а отчасти и мнимые соответствия в отдельных частностях сюжетных схем не объясняются в аспекте общих закономерностей развития пушкинского стиля и пушкинской сюжетологии».
«Конечно, было бы чрезвычайно важно выделить в повести Тита Космократова элементы пушкинского стиля. Однако это – операция очень трудная, опасная и сложная. Отношение стиля пушкинского устного рассказа к стилю его литературных повестей – величина неопределенная. Правда, если судить по стилю пушкинских писем, можно подозревать наличие некоторых общих черт изложения в стиле разговорной речи Пушкина и в стилях его художественной прозы. Но ведь одно дело – изложение самим Пушкиным однородных сюжетов в устной и письменной форме, другое – переложение разными слушателями пушкинского устного рассказа».
«Стилистический анализ «Уединённого домика на Васильевском» приводит к выводу, что в этом рассказе В. П. Титов лишь частично, в очень упрощённом и романтически формализованном виде, использовал общую сюжетную схему пушкинского «влюблённого беса», а также некоторые её детали. Формы её стилистического воплощения и развития принадлежат почти целиком В. П. Титову и обусловлены его эстетическими вкусами. Для понимания художественно-стилистической структуры пушкинской прозы и закономерностей её развития рассказ Тита Космократова представляет лишь второстепенный интерес. Включение его в состав пушкинской художественной прозы совершенно не оправдано».
«С. М. Бонди утверждал, что под условным обозначением «Влюблённый бес» скрывались разные сюжеты, разные художественные замыслы Пушкина, связанные с темой влюблённого беса, нашедшей многообразное воплощение в произведениях мировой литературы. И это очень вероятно».
«Стремление вместить весь пушкинский цикл замыслов и осуществленных словесно-художественных произведений, относящихся к небесам, ангелам и демонам, в одну «сюиту-метаморфозу» привело к суждениям крайне неубедительным. Но всё это имеет лишь косвенное отношение к анализу стиля «Уединённого домика». Выводы Т. Г. Цявловской, относящиеся к стилю повести, противоположны точке зрения Н. Л. Степанова. Она считает, что «нужно отказаться от безоговорочных восхищений слабой повестью Тита Космократова, от мысли о включении её в собрание сочинений Пушкина, хотя бы и в приложении, и удовлетвориться констатацией, что замысел повести и ряд интересных деталей её отражают замысел молодого Пушкина и некоторые живые черты условно-литературной фантастики, вплетающейся в повседневную жизнь, нарисованную реалистически».
Но профессионально аргументированная речь Виноградова В.В. ничего не изменила. В редакционном вступлении к ней (в печатном варианте) было отмечено:
«Вопрос о возможности или невозможности печатать «Уединённый домик на Васильевском» в составе сочинений Пушкина требует специального рассмотрения. Редакция считает наиболее убедительным решение, принятое Б. В. Томашевским во втором «малом» академическом собрании сочинений Пушкина в десяти томах (1956—1958), где этот рассказ дан в «Приложении» к девятому тому (с. 507—540)».
7. Отсюда видно, что Томашевский Б.В. завершил инициированный всеми неправдами процесс включения «Уединённого домика на Васильевском» в собрание сочинений Пушкина, где это второсортное произведение малоизвестного автора и пребывает до сих пор. А кто начал этот процесс?
Первый том воспоминаний Дельвига А.И., в котором упоминается об «Уединённом домике на Васильевском», вышел из печати в 1912 году, и уже в декабре 1912 года Щёголев П.Е. перепечатал повесть Тита Космократова «Уединённый домик на Васильевском» со своими комментариями в газете «День» (номера от 22, 23 и 24 декабря). В январе 1913 года в журнале «Северные записки» эта же повесть была перепечатана Лернером Н.О. с его комментарием.
И в 1913 году появилось отдельное издание указанной повести с характерным названием: «Уединённый домик на Васильевском». Рассказ А. С. Пушкина по записи В. П. Титова. С послесловием П. Е. Щёголева и Фёдора Сологуба. СПб., 1913».
Итак, первым назвал «Уединённый домик на Васильевском» пушкинском произведением Щёголев П.Е.
8. Есть известный всем пушкинистам так называемый «Список 4», в котором одновременно с «Влюблённым бесом» поименованы и такие не претворённые Пушкиным в художественные произведения сюжеты, как «Ромул и Рем», «Иисус», «Павел I».
Можно с полным основанием утверждать, что Пушкин неоднократно обсуждал эти темы с разными людьми. Как вы думаете: если завтра или послезавтра вдруг обнаружится какое-то письмо, из которого мы узнаем, что на одну из этих тем неким писателем было написано нечто со слов Пушкина, то пушкинисты также возьмутся доказывать необходимость его включения в собрание сочинений Пушкина?
Я не берусь разгадывать вероятность появления подобного письма – фальсификации в пушкинистике появляются с удручающим постоянством – но я не сомневаюсь, что вновь выявленные на эти темы произведения не «удостоятся чести» попасть в собрание сочинений Пушкина.
Пушкинистам в собрании сочинений Пушкина необходим был именно «Уединённый домик на Васильевском» – для реализации своего нестерпимого желания «обручить» Пушкина с чертовщиной.
9. Всем несогласным с моим однозначным выводом я адресую свой последний, хотя и чисто риторический вопрос: если достаточно всего одного письма, причём весьма спорного происхождения, удостоверяющего факт написания по устному рассказу Пушкина повести «Уединённый домик на Васильевском», для включения этой бульварщины в собрание сочинений Пушкина, то почему не включаются в собрание сочинений Пушкина гениальные произведения Гоголя Н.В. «Ревизор» и «Мёртвые души», о которых бесспорно известно, что написаны они по устным рассказам Пушкина?