Феликс Довжик
Земные мгновения
Часть шестая
На склоне дней
Был в дороге щедрым кнут,
да дарил лишь фигу с маком,
снова б выйти на маршрут,
но бензина – кот наплакал.
Закалка
Щедра судьба на строгую закалку.
То на пути в лицо мне мокрый снег,
то дождь косой, перегибая палку,
напором струй стреноживает бег.
То нет покоя от осенней грязи,
то после липкой слякоти мороз,
то в оттепель заснеженных фантазий
душа трепещет от грядущих гроз.
То снеготал, распутица, разливы,
то хрупкий полусумрак, полумрак,
то ветер неожиданным порывом
сбивает с ног бесцельно, просто так.
То каждый год заря надежд сгорает,
то климат быта мучает жарой,
и мало дней безоблачных бывает,
и нет покоя в суете земной.
В ненастье меньше мыслей плодородных,
задор – вокруг да около и вспять,
но руки вверх – для жизни непригодных,
и надо жить, и надо побеждать.
Последний бал
Когда вот-вот последний бал,
не время для тщеславных гонок,
а прежде тлел в душе запал,
но, видно, не было силенок.
Не принимал я с жизнью бой,
а компромисс бросал на бочку –
на пикировочке с судьбой
давно пора поставить точку.
Я в клуб удачников не вхож
и, как юла, кружусь на месте –
талант был выдан мне на грош,
и воля – из обычной жести.
А, как говаривали встарь,
лицо не спрячешь за забрало,
и жизнь изволь-ка на алтарь –
без жертв одних желаний мало.
Теперь, на выбеге годов,
понятны мне истоки срыва –
потуги не дают плодов,
когда душа горит без взрыва.
Но раз в обвалах не пропал,
что делать дальше, нет вопроса –
в себе самом искать запал,
держаться и не вешать носа.
Переменчивость
Все вокруг изменяется в мире –
время, судьбы, леса и вода,
тянут за душу новые гири,
и меняют нам взгляды года.
Переменчивость с мудростью слита,
и она – от охвата всего,
не меняется столб из гранита,
дождь и время разрушат его.
Все, что пользу приносит поныне,
дарит людям пытливый висок,
а от важной надутой гордыни
пыль и прах на Земле и песок.
На склоне лет
На склоне лет не лезешь в шторм,
впадаешь в панику от пены,
волнует бытовой прокорм –
идут с годами перемены.
Тяжелым стал разгон на взлет –
не внемлешь внутреннему бунту
и, как без крыльев самолет,
стучишь колесами по грунту.
Тревожно трудится мотор,
всесилье воли отсырело,
погашен пыл, измят задор...
Душа стареет или тело?
Уже не кажется, что блажь –
считать друзей, успехи, строки,
все собираешь в свой багаж
и смотришь грустно на итоги.
*
Мне кажется, не было в юности дня,
чтоб я этот день коротал не любя,
а нынче смотрю на осевшее тело –
о господи, как мне оно надоело.
Хмурое утро
Когда в моторе нет бензина,
грустишь тайком, как пень у пня –
смотрю вокруг, глаза разинув,
на утро трудового дня.
То мчатся тачки, словно лоси,
мне гордо никелем звеня,
то бедра девушки проносят
давным-давно – не для меня.
Верное плечо
Тускнеет страсть из года в год,
в любви признания, как лепет.
Когда к концу идет поход,
не тот уже в моторе трепет.
Слаб сильный пол на склоне дней –
бесспорна истина, и все же...
Чем муж испытанный слабей,
тем с каждым годом он дороже.
Младое сердцем старичье
не гонит страсть к посмертным урнам –
пока есть верное плечо,
любовь живет в расцвете юном.
Вопросы и тайны
Течет на свете жизнь не гладко,
сдавая свой капризный кросс –
любая женщина – загадка,
любая женщина – вопрос.
То взгляд рассерженной тигрицы,
то нежность, то холодный лед,
то недомолвки и границы,
то страсти трепетной полет.
От этих дьявольских капризов,
на взгляд сторонний, без причин,
и от божественных сюрпризов
зависит бытие мужчин.
То нас вы держите на взлете,
то нас ведете на подъем –
и так живут, как вы живете,
материки, кварталы, дом.
Но там бывает прочной кладка,
где равноценен каждый взнос –
любая женщина – загадка,
любая женщина – вопрос.
Нити связующие
Без женщины мужчина не боец –
баржа на полдороге без буксира,
без женщины мужчина не отец,
не бог, не царь, не покоритель мира.
А без мужчины женщина – вдова,
как курица бесхозная на свете,
ни гром семейства, ни его глава,
ни комиссар, ни Жанна Д;Арк, ни леди,
А вместе, рядом – ядерный снаряд,
дуэль двоих без шпаги и нагана,
поэтому разводит наугад
своим же рукотворным ураганом.
Их связывает призрачная нить,
они вольны, как птицы на планете,
но, если смогут бурю укротить,
от них тогда – все лучшее на свете.
Полет любви и творческий успех,
размах души и увлеченье делом,
талант детей и их счастливый смех
и одобренье всех идущих следом.
Приемлемый конфликт
Рожденье истины не в споре –
как диспут в опустевшем лифте,
с другими в спорах я в раздоре
и даже сам с собой в конфликте.
Я не иду себе навстречу –
раздор с собою не опасен,
себе я лишь противоречу –
с другими насмерть не согласен.
Но, если дашь промашку в матче
и слепо передавишь поршни,
горишь огнем от недостачи –
с собой мириться в сто раз горше.
*
Господи, прости мне мою тупость,
частично без вины я виноват –
ты выдал при рождении мне глупость,
а я ее умножил во сто крат.
Строгий суд
Неволить жизнь, ломая тело, –
не подвиг жизни, а абсурд,
поймешь, когда, закончив дело,
свое отдашь на строгий суд.
Ни труд, ни честность без подвоха
вокруг не вызовут грозу,
и будет, как всегда эпоха,
спокойно ковырять в носу.
Так во вселенной люди сшиты,
любой из нас малек и кит,
наносит сам другим обиды,
и сам другими крепко бит.
Златые врата
Мы наживку клюем, словно рыба,
был бы вовремя подан соблазн,
и тогда опрометчивый выбор
совершаем успешно не раз.
Иногда выступаем мы твердо
за полезность, отбросив каприз,
но сидит отупело и гордо
в дерзком «надо» слепой фанатизм.
К разным людям просторные сени
и к поступкам златые врата,
и мосты меж собою и всеми
знает в жизни одна доброта.
Но и ей не сразить чуду-юду –
доброта не владеет мечом,
и умельцы везде и повсюду
доброту оттирают плечом.
А когда раскрывается дельце,
не хватает для чистки воды,
и на свете лукавым умельцам
не пройти ворота доброты.
День и ночь на наземном банкете
взводит души людей суета,
жадность с завистью – гости на свете,
а хозяйка Земли – доброта.
Следы
Как водопадом с гор вода,
промчались прежние года,
чинов не зная и границ,
срывая маски с важных лиц.
Смотрю на пишущий Олимп –
померк во тьме казенный нимб.
Слетела с многих шелуха –
из книг посыпалась труха.
С прилавка сброшен жук липучий,
а прежде жил в навозной куче.
Былой алмаз сошел в золу –
он стал эпохе ни к селу,
лишь правдолюб – колючий еж –
в век новый оказался вхож.
Идет с эпохою след в след
не князь надутый и не смерд,
не кто пером крутил хитро,
а тот, кто выразил нутро,
кто не купался в позолоте,
а честно предан был работе,
кто в злом чаду заметил суть
и за нее подставил грудь,
себя не нес на Эверест,
а нес под свист тяжелый крест,
кто хоть и прожил нелегко,
но в жизни смыслил глубоко
и, чтоб от жизни не отстать,
задачи брал себе под стать,
и, подминаясь под вопросом,
оставил след, оставшись с носом.
Пролом
Не каждому выданы шпоры,
но вволю и слякоть, и снег,
и с жизнью бесплодные споры,
и в жизни бесцельный пробег.
Мы годы сжигаем, по сути,
у скользких соблазнов в сетях,
да вечно на долгом распутье
мы спорим о трудных путях.
Уйти б от ненужного спора,
пойти бы на штурм напролом,
дожать бы себя до упора,
но вместо упора – пролом.
Так в жизни все зыбко и хрупко,
дела и мечты – кувырком,
душою стремишься к поступкам,
а воля сидит под замком.
На коне
Все на глазастой улице
известно на веку –
даны проблемы умнице,
удачи – дураку.
Известно нам из опыта
по собственной спине:
лобастый умник – в хлопотах,
а дурень – на коне.
Вокруг проблемы верткие,
но с дурня малый спрос,
коня он гонит плеткою,
а проку – с гулькин нос.
Штиль
Впереди у нас вечный ночлег –
горький финиш обычной дороги,
завершая рабочий пробег,
жизнь слегка подслащает итоги.
Годы стелют осадочный ил,
нет побед, но и нет поражений,
нет в запасе избыточных сил –
нет причин для гнетущих волнений.
Стал привычен неведомый страх –
ходит смерть уже под руку с нами,
отметелила жизнь в пух и прах,
и судьба отстучала зубами.
Но совсем не от мужества прыть
и бодрячества нет на примете,
вместо страха желание жить
и хоть в чём-то остаться на свете.
Масштабы
Дан людям размах и крохи,
даны рубежи, этапы,
минуты, года, эпохи,
проспектов и троп масштабы.
Гардины уместны в гнездах,
а в выси небес огромной
нужны человеку звезды,
чтоб ночь не казалось темной.
Чтоб в зоне тисков холодных
знобило не так, как прежде,
и ярко в мечтах свободных
сиял огонек надежды.
Домашний климат
В жизни обычной свобода и гнет
связаны вместе, как пламя и лед.
Если родители дружат со льдом,
сырость окутает трепетный жар.
Если родители дружат с огнем,
дети, взрослея, устроят пожар.
И лишь тогда – ни зола, ни вода,
если в основе семьи – теплота.
Когда ж, подрастая и на ноги встав,
дети ломают привычный устав,
не держатся папы в испуге за грудь –
дети находят свой собственный путь.
Сквозное ранение
На склоне лет мы осторожны –
не искушает больше змей,
надежно прячем шпаги в ножны,
но не становимся мудрей.
Проблемы – шире, время – уже,
года летят, косой звеня.
А я опять тебе не нужен –
опять ты ранила меня.
Но после будет час сомнений,
и из былого по волнам
за боль ненужных расхождений
придет раскаяние к нам.
И ран сердечных прежний шепот
настигнет всюду и везде –
недаром учит горький опыт
обиды сдерживать в узде.
Когда дела не в лучшем виде,
когда у нас побитый вид,
должны мы, будучи в обиде,
быть выше и мудрей обид.
*
Был ты рысаком, рубакой, асом,
сходит спесь, как с зонтика вода,
и неутомимо час за часом
нас меняют время и года.
Недостача в жизни стала новью,
на руках не сотни, а рубли,
и уже живем мы не любовью,
а воспоминанием любви.
Но в прошедшем все неповторимо –
ни удача, ни девятый вал,
и в прошедшем все непоправимо –
ни любовь, ни дружба, ни причал.
Боль и раны
Нас мимо начинки
и сладких ирисок
проносит песчинкой
судьба-аферистка.
Шлет время кривую
эпоху в морозах,
пути напрямую
прописаны в грезах.
И, встретив барьеры,
послушливым шагом
по тропам карьеры
несемся зигзагом.
Все в жизни острее
и круче и строже,
что ранит больнее,
то сердцу дороже.
А мы торопливо
уходим от боли
и косо и криво
петляем по полю,
и входим поспешно
в ненужные двери,
а после прилежно
считаем потери,
и ищем мы сушу
былого не выше, –
угасшую душу
пристроить под крышей.
В любви все острее
и круче и строже,
кто ранит больнее,
тот сердцу дороже.
Тропа топора
Лес на снос для опор,
не щадя все вокруг,
рубит людям топор,
не жалеючи рук.
Все живое в золе
на тропе топора,
корни зла не во зле,
а в изъянах добра.
Всегда и обычно
Испытать себя в деле
норовят все борцы,
но до выбранной цели
не доходят бойцы.
Всех в пути энергично
подминает орда,
что бывает обычно,
то бывает всегда.
Сам себе
Зло всегда начеку,
чтоб не спало добро,
и всегда на веку
с ними мы заодно.
Нас берут на испуг
то сосед, то варяг,
манит творческий круг
и разгульный кабак.
Правит судьбами бред,
жажда праведных драк,
каждый сам себе свет,
каждый сам себе мрак.
Многих громких высот
достигает и ложь,
стоим в мире сто сот –
продаемся за грош.
То бываем, как сталь,
то бываем, как шлак,
то ведет нас бунтарь,
то обманчивый флаг.
Ставит нас под каблук
ловко пройденный шаг,
каждый сам себе друг,
каждый сам себе враг.
Слезы
Больно мне, если плачет ребенок,
кулачком утирая глаза,
Ну зачем ему горе с пленок
и в начале пути тормоза?
Больно мне, если женщина плачет,
ходуном от рыданий спина.
Если жизнь кувырком, это значит,
и моя в ее горе вина.
Больно мне, когда плачут мужчины,
когда слезы волной по усам.
А для слез у меня нет причины,
если плачу от жизни я сам.
*
Я домой уходил на рассвете,
а рассерженный пес у крыльца
повторял мне вдогонку, что дети
не похожи подчас на отца.
Он, как кот, по постелям не шкодил,
не тянул его глинистый ил,
на работе, в быту, в огороде
честно маме и детям служил.
Ах ты, пес, я запомнил упреки,
лай надсадный со мною в пути,
и твой вой, и отцовы уроки
помогли мне дорогу найти.
И когда, как опавший листочек,
гонит глупость, страстями гремя,
тормозясь с сожаленьем у кочек,
вспоминаю твой лай на меня.
*
В любви обычный счет сражений не годится,
и не подходят правила таблицы умножения –
пусть женщина победами гордится,
мужчину делают мужчиной поражения.
*
Тебя я встретил – про обиды
ты мне напомнила сполна,
не сразу я сошел с орбиты –
былой любви несла волна.
Чернили тучи листьев краски,
с Невы дул резво ветер злой,
а я парил, как принц из сказки,
мы вместе, рядом, я с тобой.
Не вдруг возникло пробужденье –
метался пять ночей подряд,
а после свет и озаренье –
я виноват, я виноват.
Кто знал, как я, твою отвагу,
твою негибкость, чистоту,
бескомпромиссность, верность флагу
и неземную высоту?
Тебя оставил без прививки,
не выдал компаса и карт,
не объяснил, кто снимет сливки,
какой в пути двойной стандарт.
Я в тень ушел, ты вдоль обрыва
пошла без дружеской руки,
а неприятности учтиво
столкнули на свои круги.
И в жизни трудной и тревожной
пошла крутая полоса,
я в тень ушел и дал возможность
твои ослабить паруса.
Тебя я встретил – от обиды
и горьких слез тряслась спина,
и я волною смыт с орбиты –
моя вина, моя вина.
Старые духи
В коробочку со старыми духами,
как чем-то тебе памятный билет,
ты спрячешь лист с прощальными стихами –
нет к прошлому возврата, нет, так нет.
И полетит неделя за неделей,
нагрянет грусть, взметнет душевный сор,
и вместе с ней привычные метели
сожмут до улицы опальный кругозор.
Когда ж в саду весна раскроет почки,
припомнятся вдруг старые духи,
и оживут, как годы жизни, строчки,
и ты тогда поймешь мои стихи.
Но твой прищур и весточка в конверте
ко мне сюда не полетят гостить,
и я тогда в текущей круговерти
скажу опять прощальное прости.
*
Не прилечу, не назначу свидания,
к прежнему взлету тропы не найти,
близится горький режим расставания,
грустно звенит колокольчик в груди.
Все, что с дней юности было мне дорого,
словно в ущелье по камням вода,
я виноват, не хватило мне пороха,
все, что ушло, то ушло навсегда.
Перелет
Где-то вдали за наземными дугами
к счастью ведут голубые огни,
занято сердце привычными вьюгами,
тают заметно и годы, и дни.
Вызвать пожар – нет бензина для поджига,
и от огней манит липовый мед,
нет большей глупости, нет выше подвига,
чем от себя и к себе перелет.
*
Для крупных успехов с изъяном основа,
к последней спирали сужается век,
мы с жизнью сражаемся снова и снова,
но смерть завершает наш звездный пробег.
Счастливый случай
Все то, что было с нами, сразу
уходит, как в песок вода, –
взглянуть на пройденную трассу
зовут прошедшие года.
Играла с нами в кошки-мышки
судьбы затейливая вязь,
а мы все – умники по книжкам –
к барьерам шли, не торопясь.
Могли бы сделать много больше,
постигнув суть текущих дней,
не сделал нас создатель тоньше,
не дал нам зрение острей.
Видали мы и дно, и кручи
по всем немыслимым осям,
собрал нас всех счастливый случай,
свел в человеческий косяк.
Мы были здесь, на этом слете.
шли по спиральному кольцу,
витки все уже – жизнь на взлете
к ее последнему концу.
Всегда ль мы видели пороги,
и против волн гребли веслом?
Пусть даже с горечью итоги,
мы были здесь – нам повезло.
Последняя задача
Вот уже и жизнь идет на убыль,
примиряя душу с неудачей.
и судьба толкает нагло в угол
без надежды дать однажды сдачи.
За спиной пропаханные версты,
бег вперед по замкнутому кругу,
и недели – будничные сестры –
пальцем к носу поднимают руку.
Впереди на костылях дорога
и полет без крыльев и без стаи,
лет и сил на выбеге немного –
что не сделал, то не наверстаешь.
И всего осталось напоследок:
путь пройти до точки и без плача,
дров не наломать да свежих веток –
вот она последняя задача.
*
О, господи, прости меня за все –
за глупость строк, ненужных и поспешных,
за мой погасший в сырости костер,
за горсть желаний, чувственных и грешных.
За мой обычный в жизни неуспех
и за боязнь возможных поражений,
за вольный мой и мой невольный грех,
за скромный список нравственных свершений.
Молю тебя и знаю приговор –
не для меня билеты на вокзале,
раз не сумел попасть тебе в фавор,
не стукнешь для меня о палец палец.
Сам виноват – не стал я образцом
и ярким маяком на горизонте,
а был обычным сыном и отцом,
и в непогоду залезал под зонтик.
От сквозняка я прятался в семье,
предпочитал страданию варенье,
я прожил, как все люди на земле,
а потому не будет мне прощенья.
Тающий след
Опадают мечты, иссушаются грезы,
все проходит, и время несет под уклон,
с каждым годом сочней полноводные слезы
и надежней ошибок своих эскадрон.
Чтоб прожить, надо быть закаленным семьею,
силу воли иметь за себя и других
и витать в облаках, ни на миг не расставшись с землею,
и стреножить себя, и вести на поводьях тугих.
По дороге своей прошуметь, но ни подло, ни бледно,
не мешая другим и себе не во вред,
и, дойдя до черты, не сломившись, исчезнуть бесследно,
на росе сохранив чуть заметный и тающий след.