Развернув одеяло и полотенце
Злой гестаповец положил на окно младенца.
Он пытал радистку Кэт молчащую,
Несмотря на ребенка кричащего.
Но она не выдала Штирлица,
А солдат взяв в руки пистолет, не мыльницу,
Застрелил и гестаповца, и Барбару –
Не Брыльскую, но ей стены рикошетом покорябало.
В том ирония судьбы, что она злая полька,
Всего лишь актриса и только.
Не буду больше Иронию смотреть судьбы,
Бывшие кумиры советского детства для меня мертвы.
Я стихи люблю писать, но не всегда получается,
Люблю, когда в сумерках смеркается.
По телевизору кино люблю смотреть,
Без него мне дома не усидеть.
Пусть я похож немного на графомана,
Но никак не на наркомана.
Просто люблю писать стихи,
Как бы ни были они нелепы и плохи.
Но я искренен в своих заблуждениях,
И бесстрашен в опасных приключениях.
Потому что как Штирлиц я тайный разведчик.
И заряжен под мышкой мой револьверчик.