Я любил её, закрывшись в комнате,
Неприглядно, испуганно, душно.
Вы о чувственном? Ах, что вы, полноте,
Нет, она была просто послушной.
Все черты, каждой мышцы движение,
Кашемир её рук, губ лекало
Их роддом- моё воображение,
Наяву их не существовало.
Мы с ней призраки моей инсомнии,
Её телом постель не измята,
Ворот платья сжат в пальчиках молнии,
Под бельём её - кошачья мята.
Шкаф с заношенным, кресло у столика,
Стул, диван и замкнулось пространство.
Моя верность - болезнь алкоголика,
А она - беспробудное пьянство.
В ней упущена мелочь подробностей:
Вкус помады, оттенки расцветки...
Что, уму не хватило способностей?
Нет, важнее сюжетные ветки.
Наши сцены - игла наркомании,
Обесточь меня, выкрути пробки,
Её образ в душе и сознании
И живёт в черепушной коробке.
Вот представьте... Какая ирония
В этой просьбе представить. Но всё же
Тяга к близости, похоть, агония.
Смерть. Прошёл все ступени и ожил.
Да, всё правильно вами услышано -
Не воскрес, ожил трупом ходячим,
Чтоб фантазии тешить униженно,
А мечтал быть живым и горячим.
Воскресение... Вот бы и мне его.
Воскресить только Богу под силу,
Даже тех, кто с хребта пиренеева
Регулярно слетает в могилу.
Как Христос разорвал нити тления,
Ангел речь подготовил, что дескать
Он ушёл, неподвластный гниению.
Мне б оставить её и воскреснуть.