СТИХИ И ПЕСНИ О ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ.
ФРОНТОВАЯ ЛИРИКА ПАВЛА ПАНЧЕНКО
"СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ ВАХТА"
"МАТЕРИ"
Четыре года мы с тобой в разлуке,
Моя родная, слышишь? Где ты, мать?
Я сквозь войну протягиваю руки,
Чтоб старую к своей груди прижать.
За эти руки, налитые силой,
За счастье - думать, видеть, слышать, жить, -
За то, что ты таким меня взрастила,
Не знаю, как тебя благодарить.
Пускай враги немало бед призвали
На наш прекрасный город портовой, -
Я вижу: ты бредешь среди развалин,
И чудится: я слышу голос твой.
Далекая, твоё мне слово любо
- Пока руками действуешь, сынок,
Пока ты дышишь, бей их, душегубов,
Чтоб ни один живым уйти не смог!
Ты с детства коренастый да плечистый -
Расправь же плечи так в святом бою,
Чтоб грохались у ног твоих фашисты
И не вставали!..
- Мать, на том стою!
- Сынок, прикрой своей широкой грудью
Ты родину - вторую мать свою!
Как станет худо твоему орудью,
Бери винтовку!..
- Мать, на том стою!
Я жду тебя, но только жду с победой,
А струсишь, - старость осквернишь мою.
У дорогих могил отца и деда
Клянись не дрогнуть!..
- Мать, на том стою!
Я верю, мать: звездой пятиконечной
Восходит кровь убитого бойца.
Я гордо верю: будут биться вечно
В груди народа сыновей сердца.
Четыре года мы с тобой в разлуке.
Родная, чтобы встретиться с тобой,
Пока дышу, пока сжимаю руки,
Иду к тебе сквозь многоверстный бой.
1941 год.
"ОДЕССА, ОДЕССА..."
Отец задыхался у топок РОПИТа; -
И всё ж, возвращаясь из рейса домой,
Шептал он, пространством и потом пропитан:
"Одесса, Одесса, мой город родной".
Здесь наших отцов призывал Матюшенко -
Пробиться к победе любою ценой, -
И шла ты на штурм государства-застенка,
Одесса, мой город родной.
Здесь крыл гайдамаков огонь «Ростислава» -
И с дальнего рейда пахнуло весной:
Ты волю ласкала рукою шершавой,
Одесса, Одесса, мой город родной.
Здесь юность моя распахнулась широко!
В работе точна, как часы в проходной,
Была она песней плавучего дока:
Одесса, Одесса, мой город родной.
Я первою песней обязан заводу.
Мне б тысячу жизней! Я все до одной
Отдам за него, за тебя, за свободу,
Одесса, Одесса, мой город родной.
Свобода! Подумать! Ведь это - мы сами
Со всей черноморской твоей глубиной,
С твоими домами, цехами, судами,
Одесса, Одесса, мой город родной.
Но вот не волною свободной стихии -
Тебя зашагало взрывною волной...
Где ясный твой день? Где огни дорогие,
Одесса, Одесса, мой город родной?
Где мирный был труд, там страда боевая.
Ты каплей воды освежаешься в зной,
Но гонишь на фронт поезда и трамваи,
Одесса, Одесса, мой город родной.
Ты делаешь танки, и бомбы, и мины:
Войну по-рабочему бьешь ты войной,
И прячешь детей в катакомбах старинных,
Одесса, Одесса, мой город родной.
Мы с палуб спустились и вышли к лиманам.
Прикрыв свою грудь полосатой броней,
И каждый в атаку идет великаном,
Одесса, Одесса, мой город родной.
Мы любим, мы верим в тебя с колыбели,
Мы - в битве, мы рядом со всею страной.
Так разве сейчас мы забудем, как пели:
Одесса, Одесса, мой город родной.
И, если винтовку сжимая покрепче,
Я рухну на землю, к заливу спиной,
Я знаю - горячее сердце прошепчет:
Одесса, Одесса, мой город родной...
"СКРЫТНЫЙ БОЙ"
Разведка, брат, особь статья,
Хитрей работы нет.
Орудую в разведке я,
Как завещал мне дед...
По слову командира врозь
Расходимся. Любой -
Как будто в гроб фашизма гвоздь.
Уходим в скрытный бой.
Бредёшь, ползёшь в ноябрьской мгле -
И вдруг к земле прирос
И видишь: на родной земле -
Чужой окоп, обоз
Огреть гранатой? Но - приказ!
И проскользнёшь вперед,
Ругаясь: - Гады, и до вас
Ещё дойдет черед! -
Ползёшь тишком, а тьма, как мать,
Ведёт как раз туда,
Где вражьи танки. Сосчитать!
Пятнадцать... двадцать... двадцать пять.
Скорей Тридцатой дать бы знать -
Вот это будет да!
А сердце: - Хоть один взорви! -
А разум: - Потерпи! -
И вдруг увидишь: край в крови.
Огонь и дым в степи,
В любимых сёлах, в городах,
Где был и не бывал,
Где твой завод, твой блюминг - в прах,
Где дом твой - наповал...
И так-то защемит в груди: Хотя б на миг - туда!
А Севастополь позади:
- А я-то как? -
Беда!..
И вновь ползёшь, и вновь бредёшь -
Пройти сквозь смерть готов.
На привиденье так похож,
Что собственных шагов
Не различаешь... Для врага
Тебя как будто нет,
Но где твоя нога -
Остался страшный след...
Всё вызнал - и живей к своим.
Постой! А это что?
Заехало в советский Крым
Фашистское авто.
Заглохло. Вылез офицер,
Стал озираться, трус.
Запомни же, покуда цел,
Как привечает «русс»!
От русских не уйдёт никто:
Граната - наш привет!..
Ещё виднеется авто,
Но офицера - нет.
Пришельцам нет у нас житья -
Наука из наук!
Я - Дорофеев, так, но я -
Матроса Кошки внук.
Вы про такого моряка
Слыхали? Я не сед,
Но говорю наверняка:
Я тоже чей-то дед!
Подробней? Что же, я не прочь.
Но слушать - не одну ведь ночь,
А ночи мне нужны
Для дел, которые помочь
Рассказу и должны.
"ЧЕРТА"
Художнику Л. Сойфертису *
Не снайпер, так зачем же ты ползёшь
Туда,
на предпередний край,
дружище?
Там ветер смерти так тебе и свищет -
Ей-богу, пропадешь ты ни за грош!
Взгляни на небо крымское! Ты чище
Нигде во всей вселенной не найдешь:
Высокий, звездный воздух так хорош,—
Скажи, чего ж твое упорство ищет?
Но вот матрос в кустарнике залёг,
Ты - сбоку. День охоты не далёк.
Еще часок - и море зорькой брызнет.
Моряк пальнёт, — в надбровье иль у рта
Откроется
та самая черта,
Что ищешь ты
ценой хотя бы жизни!
"ВЕЧНОСТЬ"
Я отдал ночь газете. В семь ноль ноль
Прилет - и отбыл в энском направленье.
Но в семь пятнадцать я вернулся в явь,
Не зная, снилось или впрямь - бомбежка?
Раздался снова взрыв. Передо мной,
Слегка пригнувшись и раздвинув ноги,
Готовый бомбу на плечи принять,
Стоял упрямый начполитотдела.
Я молча - на ладонях голова -
Глядел в глаза - угрюмые, как смерть,
И страстные, как жизнь. И каждый помнил:
Под нами - склад боезапаса... Миг -
И вечный мрак... Но близко, близко взрыв -
И звон стекла!..
Не ты ль разбилась,
Вечность?
"ПОЕДИНОК"
Один из них лежал за бугорком,
Который был куском отчизны милой,
Другой вошёл в цветущий край громилой
И лёг в свою засаду чужаком.
Тот с каждой здесь травинкой был знаком,
А этот взгляд по ним водил унылый.
Под кем же Крым разверзнется могилой?
Кому из них упасть в неё ничком?
За первым, словно спирт, пылало море,
Из-за спины его всходили зори -
И пламя жгло пришельцу хищный глаз.
Он целился, стрелял, но - мимо, мимо!
И выпалил матрос,
хозяин Крыма,
И в сотый ликовал, как в первый раз!
"УТЕШЕНЬЕ"
Завыло небо. Малыши кричат.
Как птицы, сжались матери у входа
В бомбоубежище. Их всех невзгода
Застигла на дороге в этот склад
Удушья, слёз и стонов без исхода,
И ужаса в глазах грудных ребят:
Пусть черноморцу нет ещё и года -
Враги его грядущее бомбят!
Я не уйду в прикрытие: мне надо
Увидеть, как летающего гада
Огонь возмездья в падаль превратит!
Ага! Дымишься? Воешь?
Всё на свете
Ты отдал бы сейчас за путь в зенит, -
Но в бухту он ведёт!..
Живите, дети!
"ОБЛАКА"
Опять, опять с рассвета облака
От Севастополя до Балаклавы.
Чем разукрасили себе бока вы?
Не бухта ль подсинила их слегка?
С Мекензиевых гор, издалека,
Нам чудится, что город русской славы
Под вами, словно богатырь кудрявый,
Глядит из-под ладони
вдаль,
в века.
И кажется: века, века с прохладцей
Вы будете свиваться, развиваться
При каждом дуновенье ветерка...
Но прячется за вами враг трусливый -
И загремел не гром,
а взрывы, взрывы!
О, как вы ненавистны, облака!
"НА ЮЖНОЙ СТОРОНЕ"
Он музыку любил, но думал стать
Известным каждой чайке адмиралом:
Его тянуло к пристаням и шквалам,
В нём от отца была морская стать.
Он в детстве мог с роялем совладать,
Подростком
в шторм
справлялся со штурвалом,
А юношей, до срока возмужалым,
Ушёл на сопки: - За Шопена, мать!.. -
Он - там.
Он стал Малаховым курганом.
Ах, для неё он стал таким желанным,
Как в дни, когда под сердцем бился он...
Среди развалин города морского
Звучит Шопен -
и сын дерётся снова:
Он материнской болью воскрешён.
"НА СЕВЕРНОЙ СТОРОНЕ"
Над сотней моряков пятьсот фугасок
Метнулось, воем заглушая вой:
Пятьсот смертей над каждой головой, -
Поможет ли матросам сотня касок?
Бежать? Но бухта: - Милый, утоплю! -
Всей глубиной своей клокочет сзади. -
Не шевелись,
не поднимайся,
ради
Тех слов, что завещал ты кораблю!.. -
Тут не от бомбы, тут от перепуга
Умрешь, пожалуй... Тут настолько туго
Что весь запас отваги, мнится, мал.
Но всё, что в хлопцах было морем, стало
Передним краем!
Этого ли мало?
И лишь один от смерти в смерть бежал.
"ОДЕССКИЙ МАЯК"
Бывало, пройдем Тарханкут -
И ветер не так уже крут;
К нам волны привет из Одессы
На медленных гребнях несут,
Бакланы навстречу кричат
И тут же уходят назад,
Как будто заране Пересыпь
Порадовать вестью хотят.
Глядишь в голубой полумрак -
И вздрогнул, и малость обмяк:
Почудился девушкой в белом
Далекий одесский маяк.
Мигнули огни маяка. -
И вот уже гавань близка,
И милым, желанным пределом
Наполнена грудь моряка...
Но, выбрав приметнее знак,
Наш город расстреливал враг,
И, губы кусая до боли,
Мы сами взорвали маяк.
- О чём зажурился, матрос?
- Ведь там моё детство зажглось...
Мой город любимый - в неволе,
И трудно мне плакать без слез.
Там юность впервые прошла
По трапу... Там были дела...
Там девушка, лучшая в мире,
Мне сердце своё отдала.
Там сына хоть вечность прождать
Готова была моя мать, -
И что ж? Не в дому, а в Сибири
Старушке пришлось помирать.
Мне сердце уснуть не даёт,
Тоскуя года напролёт:
Всё лестницу видит большую,
Что в город из порта ведёт.
Я болью, как губка, набряк,
Но я - черноморский моряк:
Я в горе, как море, бушую, —
Я вижу одесский маяк!
1942-1943 год.
"БЕСКОЗЫРКА"
Ты меня приворожила.
С малых лет я жил тобой:
Ты с Нахимовым дружила,
Ты с отцом ходила в бой.
Нас в опасный рейс благословляя
Не дрожала матери рука,
Бескозырка дорогая,
Гордость моряка!
На тебя взглянув средь боя,
Вся советская земля
Видит имя золотое
Боевого корабля.
От врагов Одессу прикрывая,
Ты была, как туча, велика,
Бескозырка дорогая,
Гордость моряка!
Дул свежак над Балаклавой,
Лента - в свист, как два стрижа.
Я стоял, твоею славой,
Как своею, дорожа.
И тебя в атаку надевая,
Я смотрел на гибель свысока,
Бескозырка дорогая,
Гордость моряка!
Вижу я с вершин Кавказа
Сердцу милые края,
Слышу голос ясноглазой:
- Черноморец, я твоя. -
День и ночь победу добывая,
Мы к родным придём наверняка,
Бескозырка дорогая,
Гордость моряка!
Я шальной слезы не скрою,
Обниму старушку мать,
И дрожащею рукою
Мать захочет ленту снять.
А подружка, счастья не скрывая,
Скажет: - Вот наследство для сынка!
Бескозырка дорогая,
Гордость моряка!
1942 год.
"ПЕСНИ"
Я вижу в тумане Одессу мою,
Глазастого детства огни узнаю.
Но как побывать мне в далеком краю?
Я песню от сердца пою.
Без песни я просто не знал бы житья:
Без песни, друзья, как без моря, нельзя.
Ах, песня, ты давняя слабость моя:
Мы с детства с тобою друзья!
Однажды в июльский, встревоженный зной
Я с песней пришёл в Севастополь родной -
И снова дышал я одесской волной,
И песня дышала со мной!
Не раз моряки мне давали наказ:
- Ты пой свои песни, да помни про нас... -
И песни о славе матросской не раз
Слыхали и Крым и Кавказ.
Ребята! Матросы! Морские края!
Без вас я на свете не знал бы житья.
Ах, песни, вы давняя слабость моя!
А может, вы сила моя?
"ЧЕРНОМОРСКАЯ ЧАЙКА"
Море Чёрное шумит,
Чайка над волной.
Море Чёрное шумит
О тебе одной.
На любимом корабле
Мы уходим в бой,
Ты далёко на земле,
Но душа - с тобой.
Помнишь, помнишь, как, любя
Черноморский вал,
Часто, часто я тебя
Чайкой называл?
Мы в разлуке третий год,
Бьют волну винты.
Только чайка промелькнет, -
Предо мною - ты!
Чайка машет мне крылом,
Провожает в бой.
Мы пробьёмся, мы пройдём,
Я вернусь, я твой.
Налетает ветерок,
Чайка надо мной.
Напевает ветерок
О тебе одной.
1943 год.
"ЧЕРНОМОРКА"
Получил посылку хлопец
На кавказской высоте.
Не мечтал моряк в окопе
О подобной красоте.
- Эх, кисетик, эх, махорка,
Эх, товарищи-друзья,
Вот что значит черноморка,
Черноморочка моя!
Он не знал своей зазнобы,
Но, глотая дым, сказал:
- У нее, друзья, должно быть,
Тёмно-синие глаза. -
Он с Кавказа глянул зорко
В закаспийские края:
- Долг за мною, черноморка,
Черноморочка моя!
Синим бархатом кисета
Любовались мы не раз,
Полюбили мы за это
Пару милых синих глаз.
Шла в атаку, эх, с махоркой
Вся матросская семья:
- Черноморка, черноморка,
Черноморочка моя!
"OTBET"
Не подружка песню запевала -
Пело сердце девичье само.
Написала, листик целовала,
На Кавказ отправила письмо.
- Ты лети, лети, родная песня,
В голубые вольные края,
На крутых горах до поднебесья
Рядом с другом встань, душа моя!
Не дождался наш моряк привета,
Хоть пришло письмо издалека,
И не дождалась она ответа:
Пуля повалила моряка.
Ой, пошли писать ответ штыками
Добрые друзья на то письмо:
На Кавказе вместе с моряками
Пело сердце девичье само.
"ГВАРДИЯ ЧЕРНОГО МОРЯ"
Волны на палубу лезут,
Вражеский рвётся снаряд, -
Трудно, быть может, железу,
Но черноморцы стоят.
Гвардия Чёрного моря
Бурю берёт в оборот,
Гвардия Чёрного моря
С бою победу берёт!
От адмирала до юнги -
Выбрали мы слабину.
Молнии ходят по струнке
Там, где мы скажем: "А ну!"
Мы осажденной Одессе
Бросили с моря свежак,
Сбавил у недругов спеси
"Чёрного дьявола" шаг.
Мы в Севастополе нашем
Вышли на грозный аврал -
И для фашистов он страшен,
Город Нахимова, стал.
Взять нас врасплох не надейся,
Ярости нашей не тронь:
На бескозырке гвардейца
Ленточкой вьётся огонь!
Гвардия Чёрного моря
Бурю берет в оборот,
Гвардия Чёрного моря
С бою победу берет!
"НА ЗНАКОМЫХ ГОРАХ"
Мой матрос, я осталась в Крыму,
В партизанском лесу, в шалаше.
Как сказать моряку моему,
Сколько дум для него на душе?
На знакомых горах я тихонько пою
Про любовь молодую мою, -
Я хочу, чтобы ветер попутный донёс
До тебя эту песню, матрос!
По кремнистым отрогам скользя,
Сквозь огонь пролегает мой путь.
Ни черкнуть письмеца здесь нельзя,
Ни в глаза мне твои заглянуть.
К нам, как звери, крадутся враги -
Месяцами не молкнут бои.
Сколько раз я чужие шаги
Принимала в лесу за твои!
Я тобою дышу наяву,
Я к тебе улетаю во сне.
Из-за моря всем сердцем зову:
Как весна, возвращайся ко мне!
На Кавказ я гляжу с высоты:
Мой матрос, черноморец ты мой,
Песню крымскую слышишь ли ты?
Пробивайся скорее домой!
На знакомых горах я тихонько пою
Про любовь молодую мою, -
Я хочу, чтобы ветер попутный донёс
До тебя эту песню, матрос!
1943 год.
"В КРЫМ!"
Вот он, вот любимый город,
Крытый буйной синевой!
Он от сердца не отколот -
Кровный, русский, вековой.
От Цемесской бухты ветер
Нам о доблести поёт,
И маяк Дообский светел
Дивной славой этих вод.
Не отсюда ль шли когда-то
В бурю бронепоезда?
Честь отцовского бушлата
Не уроним никогда!
Силой здешнего цемента
Укрепляли мы страну,
Кровь товарищей с "Ташкента"
Здесь окрасила волну.
Замордованный врагами,
Это - наш Новороссийск.
Ты, моряк, в нем каждый камень
Вражьей кровью ороси!
С корнем вырви волчьи доты,
Разнеси их в пепел, в дым!
Нет у нас другой заботы -
Строй огнём дорогу в Крым!
По-матросски! Слева, справа,
С норда, с веста заходи!
Севастопольская слава
Позади и - впереди!
1943 год.
"У ПОРОГА КРЫМА"
Вот уж виден Митридат -
В дымке синей, сизой ли.
И, пока глаза глядят,
Уши слышат: - Вызволи!
До чего ты, Крым, красив,
Сторона желанная!
Эх, шагну через пролив -
И тебя достану я.
Чуть пригнуться и шагнуть
До зарезу надо мне,
Но фашисты портят путь
Бомбами, снарядами.
Сразу видно - жутко им
Западня - не здравница.
Скоро баней станет Крым,
Неохота баниться!
C Перекопа грянул гром.
В море смерчи вздыбились,
А с Тамани мы идём, -
Как не ждать им гибели?
Потому-то и палят
Днём и ночью, подлые,
За снарядом шлют снаряд,
Стелют смерть нам под ноги.
Чуть стемнеет - им невмочь,
Чуют крышку близкую,
И прожектором всю ночь
По проливу рыскают.
Тут ни крейсер не пройдёт,
Ни линкор, товарищи.
Ну, а нам и смерть не в счёт
Коль башка цела еще!
Что-нибудь да смастерим,
Мы народ смекалистый.
Не горюй, дружище Крым,
Уж они покаются!
Наживаться доки, - ан
Удирают сирые...
Спрячутся за океан -
Океан форсируем!
На меня глядит солдат:
- Что, матросик, вызволим?
Я гляжу на Митридат:
- Вот вопросик! Вызволим!
В козью ножку скрутим страх,
В poг бараний - ворога.
Мы пройдем на сейнерах
Так, что любо-дорого!
Вызволим! Освободим!
С Митридата гляну я:
- Здравствуй, Крым, советский Крым,
Сторона желанная!
1944 год.
"ПРОЩАНИЕ"
1
Прощался с нами весело матрос,
И все же было грустно нам до слёз:
С ним вместе столько каждый перенёс.
Он обошёл корабль - в который раз!
С орудий долго не сводил он глаз,
Знать, наглядеться пожелал в запас.
Он у штурвала бескозырку снял,
Схватил руками крепко свой штурвал -
И рукоятку вдруг поцеловал.
Наш командир давал ему наказ:
Мол, помни Севастополь и Кавказ,
Где б ни был, будь не хуже, чем у нас.
Он с нами в кубрике сидел потом,
Играл на мандолине, пел о том,
Каким хорошим мы прошли путём.
И замолчал. И начал вслух мечтать,
Как станет он у блюминга опять.
Как будет сталь для кораблей катать,
Как в цехе он такой разгон возьмёт,
Чтоб на год, на два вырваться вперёд:
Пусть помнит о своем питомце флот.
Мы обнимали друга стольких лет,
Передавали Клавочке привет,
Чья карточка и нам дарила свет.
Он покидал матросскую семью,
Но другу мандолину дал свою:
Пусть хоть она останется в строю...
А утром он спустился с корабля
На катер - и ушёл, волну деля.
- Прощай, корабль! Привет тебе, земля!
С ним командир отправил двух друзей,
Как провожатых от команды всей,
Чтоб в час отъезда был он веселей.
Взойдя на пристань, встал он - весь как есть!
И кораблю по-флотски отдал честь,
И всем друзьям, которых и не счесть.
2
- Пройдёмся, что ли, - он промолвил вдруг, -
В последний раз - один, последний круг
По Севастополю...- Пройдемся, друг!
Они пошли... И было страшно им
Трём статным черноморцам боевым,
Брести по разорённым мостовым.
- Здесь были рельсы, шёл трамвай... - Сюда
По выходным сходились мы всегда
Потанцевать, попеть... - Что да, то да!
- Вот здесь была гостиница... - А там -
Кино, конечно... - А вот тут - почтамт... -
Шли моряки по дорогим местам,
Как по своим сердцам: такая боль.
За эти вот места из них любой
Уже ходил и вновь пошел бы в бой.
Как будто здесь и впрямь прошла чума,
Лежали, словно мертвецы, дома,
Из всех щелей глядела смерть сама.
И вдруг - увидели... И каждый стих:
Жила тут сказка одного из них, -
А где она? Среди камней немых?
Иль в море затерялся милый след?
Давно вестей от сероглазой нет.
Где? Где она? Весь мир молчит в ответ.
А на Одесской их приятель жил,
На Морзаводе слесарем служил, -
Где славный парень голову сложил?
- А помнишь, Вася, я упал вон там,
А чёрный танк всё ближе, ближе к нам...
Ты ж превратил его гранатой в хлам.
Но Вася другу только и сказал:
- Ну что ж, прошлись, пора и на вокзал,
И на часы угрюмо показал.
- Какой вокзал? - тот грозно поглядел,
И был, как пена штормовая, бел. -
Какой вокзал? - а сам на камень сел.
- Я никуда отсюда не уйду.
Не я ли здесь в сорок втором году,
У этих вот домов, стрелял в беду?
Она великий город наш сожгла.
Сожгла до основания, дотла.
Но кровь моя фундаментом ушла
Под новый Севастополь! Да! и я
Хочу остаться там, где кровь моя.
Иначе нет мне на земле житья.
- А блюминг как же?
- Блюминг? Там - мой брат.
Он за двоих катает в акурат.
Свершить мою мечту он будет рад.
- А Клавочка?
- А Клавочка пускай
Берёт билет - и в черноморский край!
Здесь нам обоим дела - через край.
- Что ж, по рукам, дружок! Ты, как матрос
Решил по чистой совести вопрос,
Хотя он с виду и не так-то прост.
"Анатолию Луначарскому"*
Ты на торпедном катере ушел
В Новороссийск.
Тому, кто не впервые
Мотал себе на ус
Дела морские,
Был трудный рейс как будто не тяжёл.
В тот раз
на пристань
бросились торпеды,
Сейчас -
матросы
заменили их.
Ты был среди десантников лихих,
Хлебнувших терпкого вина победы.
Через Тамань вы гордо пронесли
Отвагу Малой и Большой земли
За дальние кордоны...
Толя милый,
Но где же ты? Где умный твой рассказ,
Дышавший по-моряцки, без прикрас,
Твоей торпедной молодости
силой?
"НОВОСЕЛЬЕ"
Полночь. Большая Морская стихла.
Только в одном невысоком доме
Верхний этаж мандолиной занят.
Спутница кубриков и на суше
По-соловьиному выпевает
Всё, что в моряцкой душе таится.
Вот с мандолиною сплёлся голос,
Вот их сменили рукоплесканья, -
Славные люди сошлись тут, видно.
Савушкин, главстаршина запаса, -
Тот, что остался свой город строить, -
Нынче здесь празднует новоселье.
Гости - товарищи фронтовые.
Тут и дунайцы, и одесситы,
И севастопольцы, и кавказцы.
Впрочем, не скоро то перечислишь
Те уголки и углы планеты,
Где пролетали они в атаках,
Где промелькнули их бескозырки,
Миру неся якоря на лентах -
Знаки надежды, спасенья, мира.
Тут и Григорий Ткачук - разведчик,
Первый охотник в Седьмой бригаде
За иноземными «языками».
Кто, как не он, захромав от раны,
Сел на фашиста верхом - и к штабу,
Дулом "Тете" рысака пришпорив?
Тут и Василий Кузьмин, который
Брата сменил на посту и честно
Мстил за него в бесконечных схватках.
Кто, как не он, истекая кровью,
Свой бронекатер довёл до Пинска,
Чтобы спасти белорусских братьев?
Тут и Степан Хворостин - десантник,
Освободитель Новороссийска,
Керчи, Тульчи, Сулина, Констанцы.
Кто, как не он, под огнем фашистов
Вышел на мост в сердцевине Вены,
Преобразив его в мост к победе?
Тут и Андрей Моргунов, и Фёдор
Перепелица, и Пётр Вербицкий -
Много друзей у Сергея, много.
Здравиц немало тут прозвучало
В честь моряков, что пошли на сушу,
Чтобы свой город поднять из пепла.
Развеселились и неприметно
Дело до чая дошло, до торта,
И докатилось до мандолины.
Вот с мандолиною сплёлся голос,
Вот их сменили рукоплесканья,
Схожие с плеском родного моря.
- Клавочка! - вдруг поднялся хозяин
Из-за стола и подругу обнял.
Что-то ты, Клавочка, приуныла?
Клавочка вспыхнула, улыбнулась
Грустно и чуточку виновато:
- Правда, мне вспомнился мой Ульяновск.
Как я на Волгу грустить ходила, -
Так ожидая вестей, что чайки
Мне треугольничками казались.
Вот и подумала я, Серёжа,
Что не ходить мне на Волгу больше...
- Значит, разлука милее встречи?
Может, уедешь? - А сам смеётся
И осторожно к груди широкой
Голову милую прижимает:
- Слышишь? - И женщина молодая
Слушает стук молодого сердца,
Ей посвященный, и шепчет: - Слышу...
- Горько! - друзья всколыхнулись, криком
Окна раскрыв, как волна взрывная.
- Горько-о! откликнулось где-то в далях.
- Что ж! - и Серёжа целует Клаву,
Будто впервые, когда проездом
Через Ульяновск прощался с нею... -
- Знаете, хлопцы, а я припомнил
В эту минуту совсем другое:
Первую ночь мою в морпехоте.
Разве такое мы новоселье
За Мамашаем тогда справляли?
Федя, ты помнишь?.. - А как же? Помню!
- Вырыл штыком я себе окопчик,
Лёг и подумал: "Эх, Клава, Клава,
Зря ты меня, как огня, боялась!
Видишь, родная, как глупо вышло:
Нету у нас ни сынка, ни дочки,
И не споёшь ты им доброй песни
О неподкупном, как время, парне,
Всем молодым существом влюблённом
В родину, звёзды, в моря, в подружку;
О моряке, что ушёл в пехоту
И с трёхлинейкой залёг на сопке,
Сжался и злобно дослал в патронник
Ненависть к смерти и к силам смерти...
Клавочка, если бы ты видала!
Клава.... но ты далеко, на Волге.
Нету у нас ни сынка, ни дочки,
И не узнаешь ты в них Сергея,
И не споёшь им, душевной песни..."
Многое думал я в ожиданье
Первого боя... Об этой ночи
Я расскажу и сынам и внукам....
Клавочка вспыхнула и взглянула
Грозно и чуточку виновато.
- Точно! - друзья поддержали друга.
И началось. И пошли рассказы:
Зашелестели страницы книги -
Книги матросской любви и славы.
Только и слышно: "А помнишь, Петя,
Как Дорофеев - такой тихоня -
Вдруг обернулся матросом Кошкой?"
Только и слышно: «А помнишь, Гриша,
Как поразил нас матрос Ермолов,
Минное поле проверив телом?"
Сколько безвестных, но благородных,
Бросивших молодость в бой жестокий,
Тут ненароком упомянули!
Где вы, герои атак торпедных?
Где вы, десантники удалые?
Где вы, товарищи лет суровых?
Те увенчали бессмертьем сопки,
Эти победы не увидали,
Скрытые в братской могиле моря:
Все они с палуб в сердца большие -
В песни простые перешагнули, -
В книгу матросской любви и славы.
Те до Берлина дошли и снова -
На корабли, и стальных любимцев
Снова раскачивают ногами;
Эти в забои вернулись, к вышкам,
В поле, в саду, на лесах строительств
Бой за грядущее продолжают.
И поднимается, вдохновенный
И у товарищей просит слова
Савушкин, главстаршина запаса:
- Бой за грядущее, бой бескровный,
Мы ли не выиграем, ребята.
Если не сдрейфили и в кровавом?
Если с грядущим мы слиты кровью,
Пролитой щедро на крымских сопках,
И на карельских, и на маньчжурских?
Если, грядущее добывая,
Волжскую силу с донскою слили,
Чёрное море - с Московским морем?
Если мы люди такой державы,
Если мы в родину уродились,
Если такую эпоху строим?..
- Точно! - друзья подхватили разом,
И в окруженье попал он тотчас -
Ну-ка, ребята, качнём Сергея!
Только Сергей на свою подругу
Смотрит - и на руки поднимает,
И к голубому окну подносит.
А за окном - всё бело, как пена,
Будто со всех кораблей матросы
Старых друзей собрались послушать
Белый предутренний Севастополь -
Город, сожжённый врагами жизни,
Но возвращённый, но возрождённый...
Был на обоих я новосельях.
Пил я с друзьями хмельную брагу
Горя и радости, пел им песни.
Я бы хотел, дорогой товарищ,
Чтобы назвал и мою ты книгу
Книгой матросской любви и славы.
"Севастопольская вахта".Стихи и песни. Павел Панченко. Советский писатель. Москва. 1958 год.