«Противоположность любви – не ненависть, а безразличие. Противоположность красоты – не уродство, а безразличие. Противоположность веры – не ересь, а безразличие. И противоположность жизни – не смерть, а безразличие и к жизни, и к смерти. От безразличия умирают раньше, чем действительно умирают.»
Эли Висел/Визель, литератор, Нобелиат мира.
Яменуемый по краткоясности персонаж первой трети семидесятых плыл разливами весеннего света в броуновом томно-пассивном поиске нового любовного капкана,
капкана, вдох-новляющего на недолгий, пусть локальный и по динамической устойчивости будто велосипедная езда, но всё-же порядок, "нормуль" для двадцатидвухлетка.
Не'о'соз'нан(н)о.
Плыл и случаем выплыл на факультативный семинар по риторике в полупустотёмной аудитории Истфака ЛГУ, или ЛОЛИТКЗГУ (орденов Ленина и Трудового Красного знамения), им. А.А.Жданова (прежде - А.С.Бубнова),
уже своим абревиатурным "лгу" привычно сомневающим в истинности пропагандируемых там истсведений.
Место действия: каре Кваренги начала XIX-го века, Новобиржевой гостиный двор, перенадстроенное к 1937му. Из окон второго этажа в фойе перед большой, в два этажа аудиторией - плац-двор с парой гаубиц: кроме поликлиники, истфака и философака, там ещё и 'военная кафедра' бытовала.
А лет через тридцать и свежерожденная кафедра конфликтологии поместилась. И спонтанный опыт
'управления конфликтом' почти удался на том 'риторическом' семинаре,
где добровольные участники, а по большей части - участницы-гуманитарки, исполняя полученное неделю тому задание выступали с обличительными речёвками на популярную тему "Равнодушие - это болезнь!" Ведущий выслушивал эти несколько однообразные выступления дабы выдать индивидуальные рекомендации по технике использованных риторических приёмов.
Семинаристы и разной яркости семинарки с тщательно но тщетно скрываемым равнодушием с недоумело ставленными акцентами самозаводки журнально-газетными штампами "жгли глаголом гадину равнодушия".
Всё шло правильно и скучновато-красиво.
Будто в опере без оркестровой подкачки. Голоса. Местами прям певучие белькантосные Отеллитальянские страсти.
Ловить было нечего, да и некого. Со скуки решился на роль наблюдателя в провокации и, когда вышла очередь, последним, извинившись за дефекты речи и 'негуманитарный' подход, предложил сосеминарникам мысленный эксперимент:
представить реальные общественные и личные последствия отказа от 'гигиенического равнодушия',
как если б вдруг
все влезли б в душу
другу в друг.
(Кто ж тогда нынешний соцсетевой стриптиз глянцевых душ предвидел?)
Народ слегка опешился этим вывертом. Но схождение с рельсов таки оживило семинар до подобия дискуссии.
Весьма довольный собой, соскочив с ветки наблюдателя увлёкся перепасовкой тезисами. В своём не первой свежести наиве облажался, не стараясь различить интерес к теме от интереса к спорщику у соспорщиц.
А ведущий риторовед согласился, что порою суть своею остротою эффективнее владения 'тонкостями' риторики. Профи...
Уставши от 'равнодушия' уходили вместе. Неполной дюжиной. Через зеленовато-бликующую Неву пешком до метро.
По пути оттестировали мои весьма мелкие познания в истории, лого- и софофилиях. Отбивался естественно ссылкой на естественно-наукообразное образование,
а ведь никто не знал Пастернака лучше знакомых физиков,
ну а Гумилёва с Ахматовой не знать было нельзя по факультетскому знакомству со Львом Николаевичем.
Вандеграундились по разным веткам с остаточным взаимным интересом, но без особых сосимпатий. Пару остановок проехал под туннельный шумок парой с Кими.
Остался до равнодушия доволен собой. Один.
Потом пару-тройку раз в непредвиденности неожиданно встречал её знакомое по 'неравнодушию' личико.
Но всё как-то 'безответно', без продолжений.
Сравнодушничал? Сбезразличничал?
Кими... У неё отец-лингвист. Так что вовсе не Кима, а Кими,
нечто из имён индейских или японских?
"пи"-"пи"-"пи"...
Это о себе в порядке самокритики.
Осенью вышел на "Монолог" Ильи Авербаха и с того часа теплодушно остаюсь в музыке Олега Каравайчука. В ререквиеме, Муся, по неслучившемуся.
___