Надвигается вечер, как старость,
Беспросветный, пугающе злой.
Жизнь, полярный мой день, засмеркалась.
Не блеснул мне свечой аналой.
Может, к храму последней дорогой
Завернут, чтоб грехи отпустить?
Не войдут, занесут мои ноги,
Чтоб во мне сатану усмирить.
Все святые, поблизости жившие,
Мне обиды посмертно простят,
Ненавидевшие и любившие
Милосердными стать захотят.
Будут тщетно откапывать доблести,
Добродетели и добро.
Ведь не всё ж, мол, у ней не по совести…
И посыплется слов серебро,
Словно в кружку усталому нищему
На последний кусок пирога,
Добавляя тихонько, чуть слышно,
Что была, мол, без меры строга,
Своенравна, в любви неумеренна,
Всё-то жизнью чужою жила.
Ведь бескрыла, а самоуверенна,
А была ль хоть кому-то мила?
С целым миром я нынче в разладе,
Лишь к тебе прибиваюсь душой.
Пусть меня твои руки разгладят,
И глаза поглядят хорошо.
Ну, прости мне за всех! Я же каюсь…
Мне самой неуютно, поверь.
Быть хорошей я очень стараюсь,
Но кругом – оплеухи потерь.
Быстро ехать хочу, да заносит,
Всё успеть тороплюсь – не объять.
Кто судил – не поймёт и не спросит…
Впрочем, бог с ними, так – то их мать!
Ты – моя молчаливая совесть,
Ты – бальзам для пропащей души.
Не спешу дописать свою повесть –
Ночи будут ещё хороши!
26.02.95 г.