на надрыве читаю пять тысяч слов но,
нерв остаётся лежачим.
а она молчала... не знаю, словно
сам Бог рыдает иначе.
в этой комнате разряженной полувскриками,
бледной медностью её щёк,
обрывками фраз, лезвием сбритыми.
фонарь лучи собрал в пучок.
ловушки расставила в комнате
своими чёрными витыми путами.
я руку топил в их мягкой дёготи,
пока мог представить, как будто мы
проснулись в центре Варшавы,
и в полночь курить приспичило.
но пока я просто сшалавился,
блуждая к следующей спичине.
Эпилептической вспышкой доказывал,
что всю её могу зацелОвывать,
что даже и в стельку, и, может, обсаженный
буду слепо силуэт вырисовывать.
что я в общем-то междометия,
и глаголы просто так не срифмуются.
моя душа на какой-то комете, там.
а тела наши— два разных полюса
месяц последний свет сгенерировал.
ветер последнюю южную песню принёс.
последнии объятия вырваны.
последний поцелуй в нос.
и ты уходишь развинченным саморезом.
я держусь, пустив в твою руку ток.
кажется последним этот вечер с сюрпризом,
не так ли, док?
я, растопырив окно, жду её спуска—
уже вот плывёт по речке Асфальтовой.
на ней вроде бы белая блузка,
в кармане вонючие Мальборо.
я буду ждать будущей пятницы- самонадеянно выкрикнул вслед.
она повернулась. взглянула. попятилась.
мы не виделись несколько лет.