Белый слон. Генрих Гейне

Наталия Шишкова
Романцеро (1851). Первая книга. Истории

Romanzero (1851). Erstes Buch. Historien
Der wei;e Elefant. Heinrich Heine

Вольный перевод с немецкого.



Махавасант  был повелителем в Сиаме,
Владел пол – Индией, он  правил королями
Двенадцати земель. К его престолу
Возили дань и от Великого Могола.*

Из года в год под рёв тромбонов, барабанов
К Сиаму плыли с новой данью караваны.
Верблюдов тысячи навьюченные тарой
Везли монарху наилучшие товары.

И наблюдая вереницы те с поклажей,
Правитель наш тайком посмеивался даже.
Но грустно сетовал, взирая на вассалов,
Что для подарков у него не хватит залов.

А между тем, его сокровищниц палаты
Великолепны, необъятны и богаты.
Они роскошней тех, что в сказках для услады
Смогла халифу сочинить Шахерезада.

Там «Замком Индры» называется та зала,
В которой боги все стоят на пьедесталах.
Работы мастерской  и чисто-золотые,
А в инкрустациях - каменья дорогие.

Скульптур немало, тысяч тридцать их, наверно.
Они так странны, так ужасны, жутки, скверны:
Смесь человека со звериными чертами -
Мультиголовые, со многими руками.

Ошеломителен и вид «Пурпурной залы».
Тринадцать сотен там деревьев из кораллов.
Все, будто пальмы, высоки и формы чудной.
Ветвями скрученными  лес пленит  пурпурный.

А пол уложен хрусталём чистейшим самым.
В нём отражается деревьев панорама.
Фазаны ходят, словно Граций воплощенье,
По залу, красочным сверкая опереньем.

Своей любимой обезьяночке на холку
Махавасант повесил ленточку из шёлка.
Ну, а на ленте этой ключ, что отпирает
Огромный зал, который «Спальным» называют.

Цены немыслимой прекрасны самоцветы,
Что здесь рассыпаны горохом по паркету.
А в этих россыпях встречаются гиганты -
С яйцо куриное редчайшие брильянты.

На тюфяках землисто-серых с жемчугами
Любил правитель полежать, забыться снами.
И обезьянка с ним спала на тех постелях.
Так оба вместе и лежали, и храпели.

Богат монарх! Но был сокровищ всех дороже,
Безмерным счастьем и души восторгом тоже,
Предметом гордости и радости всецелой
Махавасанту слон его кристально-белый.

Для гостя лучшего и лучшая обитель –
Дворец изысканный построил повелитель:
Весь кров сложили из пластин, в них злата – тонны.
А держат кровлю в  форме лотоса колонны.

Там у ворот в дозоре триста душ конвоя  –
Хранит почётный караул слона покои.
И на коленях спины гнут, служа проворно
Тому слону, сто чёрных евнухов покорных.

Под белый хобот подают с подобострастьем
Златую чашу, переполненную сластью.
Пьёт из серебряных ведёрок величаво
Наш слон вино с наисладчайшею приправой.

Его обмазывают амброй и маслами,
Украсить голову стараются венками.
А в ноги зверю благородному постлали
Из кашемира удивительные шали.

Слону счастливым быть даровано судьбою.
Но нет довольных жизнью собственной земною.
И неизвестная какая-то причина
Слона повергла в меланхолии пучину.

Стоит он белый, полный грусти и бессилья
Среди несметного богатства, изобилья.
Его подбадривать пытаются любезно,
Но все искусные попытки бесполезны.

Поют и прыгают напрасно баядеры.
Играть впустую надрываются без меры
И на рожках, и на литаврах музыканты.
Слона не тешат их блестящие таланты.

Так, с каждым днём ему становится всё хуже.
Махавасанту это сердце рвёт и душу.
К ступеням трона своего король надменно
Велит астролога позвать всенепременно.

«О, звездочёт, своей лишишься головы ты, -
Сказал король, - пусть будет тайна мне открыта:
Что не хватает фавориту дорогому?
Какая боль повергла душу зверя в омут?»

Бросался трижды наземь звёздный тот скиталец.
Затем он поднял указательный свой палец,
И говорит: «Скажу я правду, господин мой,
Тогда вели, что повелеть необходимо.

Есть дева в северной стране, она пригожа:
И высока и белизною светит кожа.
Твой слон чудесен, повелитель, это ясно,
Но не сравнится он с девицею прекрасной.

Вблизи неё бы слон казался мышью белой.
Она же – копия богинь окаменелых:
С огромной Бимхой в Рамаджане схожа станом,
И величава, как Эфесская Диана.

Как превосходны тела дивного изгибы!
Они изяществом и гордостью могли бы
Напомнить две с резьбой высокие пилястры
Из ослепляющего белым алебастра.

Она -  собор великолепный, колоссальный.
Тот храм любви, дом бога Эроса венчальный,
Где словно лампа, светит ясно из Ковчежца
Безгрешно – чистое,  бесхитростное сердце.

Напрасно ищут всюду образы поэты
Для описанья белоснежной кожи этой.
Её прославить и Готье* не смог бы в рондо.
О, белизна! Такая только у мадонны!

Снег на вершине Гималаев с нею рядом,
Как серый пепел, будет смерен чьим-то взглядом.
Гордячка - лилия, обвив ей руку смело,
Иль от контраста, иль от ревности желтела.

Зовут же статную, высокую белянку
О, мой вельможный господин, графиня Бьянка.
Живёт во Франции, в Париже эта пташка.
И от любви по ней наш слон вздыхает тяжко.

Из грёз ночных своих о даме той узнал он.
Родство души его с ней пламенно связало.
И незаметно, сном прекрасным, бело-ликим
В слоновье сердце идеал проник великий.

С тех пор любимца твоего терзает горе.
Он был здоров, и было счастье в ясном взоре.
Теперь грустит, как Вертер* с четырьмя ногами,
По Лотте северной, подавленный мечтами.

Невероятная любовь, о, мой владыка!
Слон грезит ею, хоть не видел прежде лика.
Вздыхает часто он, бродя в сиянье ночи:
«Стать птичкой маленькой хотелось бы мне очень!»

В Сиаме тело у него. А мысли зверя
В Париже, с Бьянкой, я скажу не лицемеря.
Но это тела и души разграниченье
Сулит желудку слабость, горлу осушенье.

Взгляд на жаркое у него рождает стоны.
Он только любит Оссиан* и макароны.
Худеет, кашляет уже, теряет силу.
Тоска слону готовит скорую могилу.

Когда намерен ты спасти жизнь фаворита,
Чтоб возвратился в мир привычный гость маститый,
О, повелитель мой, отправь его немедля
В Париж, во Францию, отсрочек не приемля.

И если вид того созданья неземного
Вживую также повлияет на больного,
Как те мечты, что зверю душу истерзали,
Тогда излечится страдалец от печали.

Где очи эти заблестят от наслажденья,
Там испарятся все душевные мученья.
Спугнёт улыбка девы тень последней боли,
Что поселилась в дорогом слоне дотоле.

Девичий голос, точно звук волшебной оды
Вмиг растворит слона сердечные невзгоды.
С задором он поднимет вверх большие уши
И, как дитя, вновь обретёт младую душу.   

Жизнь удовольствия полна, блаженств, услады
Где Сена – дивная река Парижа града!
Когда освоится твой слон в большой столице,
Он жизнью новою сумеет насладиться!

Но, повелитель, я назвать решусь нюансы:
Слону в дорогу надо выдать бы финансы.
И к банку Ротшильдов* советую учтиво,
Что на Лаффит*, снабдить его аккредитивом.

Да,  очень важно, чтоб имел, о повелитель,
Аккредитив в мильон дукатов предъявитель.
Тогда общаться будет со слоном - блондином
Барон фон Ротшильд как с достойным господином».

Так звездочёт закончил речь свою. И снова
Пал наземь трижды, не сказав уже ни слова.
Монарх простился с ним, вручив даров немало.
Затем, улёгшись поудобней, думать стал он.

Наш повелитель думал, думал так и эдак.
Но для царей дар «долго думать» очень редок.
Пришла к монарху обезьянка на кроватку
И, как всегда, они заснули вместе сладко.

Его решеньем поделюсь я позже с вами.
Пока индийских кораблей нет с новостями.
Но все последние у нашего причала
Не миновали вод Суэцкого канала.
 


*
Выписка из Википедии:

Великие Моголы или Бабуриды — династия падишахов Империи Великих Моголов (1526—1857), основанная потомком эмира Тимура падишахом Бабуром.

Империя Великих МогОлов — государство, существовавшее на территории современной Индии, Пакистана, Бангладеш и юго-восточного Афганистана в 1526—1540 и 1555—1858 годах (фактически же — до середины XVIII века). В течение примерно двух столетий границы империи простирались от внешних границ бассейна Инда на западе, северного Афганистана на северо-западе, Кашмира на севере до Бангладеш на востоке и Деканского плоскогорья в Южной Индии.


Пьер Жюль ТеофИль ГотьеЕ (фр. Pierre Jules Thеophile Gautier; 31 августа 1811, Тарб — 23 октября 1872, Нёйи близ Парижа) — французский прозаик и поэт романтической школы, журналист, критик, путешественник.


«Страдания молодого ВЕртера» (нем. Die Leiden des jungen Werthers — в первых изданиях и нем. Die Leiden des jungen Werther — в современных) — сентиментальный роман Иоганна Вольфганга Гёте 1774 года. В романе на фоне картины немецкой действительности отражены драматические личные переживания героя.
Оссиан – вероятно, здесь имеется в виду  белое, сухое, испанское  вино.


Майер Амшель (Аншель) Ротшильд (нем. Mayer Amschel (Anschel) Rothschild) 23 февраля 1744, Франкфурт-на-Майне — 19 сентября 1812, там же — немецкий предприниматель и банкир, создатель банка во Франкфурте-на-Майне, основатель династии предпринимателей Ротшильдов.
Дело продолжили пять его сыновей: Амшель Майер, Соломон Майер, Натан Майер, Калман Майер, Джеймс Майер. Братья контролировали 5 банков в крупнейших городах Европы - Париже, Лондоне, Вене, Неаполе, Франкфурте-на-Майне.


Улица Лаффит – улица в 9 -ом  округе Парижа , известна своими художественными галереями . Она была застроена в 1771 году и носила имя брата короля графа Артуа. Название улицы впоследствии менялось неоднократно,  пока в 1830 году не была переименована в честь политика и финансиста Жака Лаффита. Архитектурным акцентом улицы была церковь Нотр-Дам де Лорет, пока на холме Монмартра не была построена базилика «Сакре Кёр».



Оригинал:

Der wei;e Elefant
Der K;nig von Siam, Mahawasant,
Beherrscht das halbe Indienland,
Zw;lf K;nge, der gro;e Mogul sogar,
Sind seinem Szepter tributar.

Allj;hrlich mit Trommeln,"Posauneo und Falnen
Ziehen nach Siam die Zinskarawanen;
Viel tausend Kamele, hochberuckte,
Schleppen die kostbarsten Landesprodukte.

Sieht er die schwerbepackten Kamele,
So schmunzelt heimlich des K;nigs Seele;
;ffentlich freilich pflegt er zu jammern,
Es fehle an Raum in seinen Schatzkammern.

Doch diese Schatzkammern sind so weit,
So gro; und voller Herrlichkeit;
Hier ;berfl;gelt der Wirklichkeit Pracht
Die M;rchen von Tausend und Eine Nacht.

»Die Burg des Indra« hei;t die Halle,
Wo aufgestellt die G;tter alle,
Bilds;ulen von Gold, fein ziselieret,
Mit Edelsteinen inkrustieret.

Sind an der Zahl wohl drei;ig Tausend,
Figuren abenteuerlich grausend,
Mischlinge von Menschen- und Tiergesch;pfen,
Mit vielen H;nden und vielen K;pfen.

Im »Purpursaale« sieht man verwundert
Korallenb;ume dreizehnhundert,
Wie Palmen gro;, seltsamer Gestalt,
Geschn;rkelt die ;ste, ein roter Wald.

Das Estrich ist vom reinsten Kristalle
Und widerspiegelt die B;ume alle.
Fasanen vom buntesten Glanzgefieder
Gehn gravit;tisch dort auf und nieder.

Der Lieblingsaffe des Mahawasant
Tr;gt an dem Hals ein seidenes Band,
Dran h;ngt der Schl;ssel, welcher erschleu;t
Die Halle, die man den Schlafsaal hei;t.

Die Edelsteine vom h;chsten Wert
Die liegen wie Erbsen hier auf der Erd
Hochaufgesch;ttet; man findet dabei
Diamanten so gro; wie ein H;hnerei.

Auf grauen, mit Perlen gef;llten S;cken
Pflegt hier der K;nig sich hinzustrecken;
Der Affe legt sich zum Monarchen,
Und beide schlafen ein und schnarchen.

Das Kostbarste aber von allen Sch;tzen
Des K;nigs, sein Gl;ck, sein Seelenerg;tzen,
Die Lust und der Stolz von Mahawasant,
Das ist sein wei;er Elefant.

Als Wohnung f;r diesen erhabenen Gast
Lie; bauen der K;nig den sch;nsten Palast;
Es wird das Dach, mit Goldblech beschlagen,
Von lotoskn;ufigen S;ulen getragen.

Am Tore stehen dreihundert Trabanten
Als Ehrenwache des Elefanten,
Und knieend, mit gekr;mmtem Rucken,
Bedienen ihn hundert schwarze Eunucken.

Man bringt auf einer g;ldnen Sch;ssel
Die leckersten Bissen f;r seinen R;ssel;
Er schl;rft aus silbernen Eimern den Wein,
Gew;rzt mit den s;;esten Spezerein.

Man salbt ihn mit Ambra und Rosenessenzen,
Man schm;ckt sein Haupt mit Blumenkr;nzen;
Als Fu;decke dienen dem edlen Tier
Die kostbarsten Schals aus Kaschimir.

Das gl;cklichste Leben ist ihm beschieden,
Doch Niemand auf Erden ist zufrieden.
Das edle Tier, man wei; nicht wie,
Versinkt in tiefe Melancholie.

Der wei;e Melancholikus
Steht traurig mitten im ;berflu;.
Man will ihn ermuntern, man will ihn erheitern,
Jedoch die kl;gsten Versuche scheitern.

Vergebens kommen mit Springen und Singen
Die Bajaderen; vergebens erklingen
Die Zinken und Pauken der Musikanten,
Doch nichts erlustigt den Elefanten.

Da t;glich sich der Zustand verschlimmert,
Wird Mahawasantes Herz bek;mmert;
Er l;;t vor seines Thrones Stufen
Den kl;gsten Astrologen rufen.

»Sterngucker, ich la; dir das Haupt abschlagen«,
Herrscht er ihn an, »kannst du mir nicht sagen,
Was meinem Elefanten fehle,
Warum so verd;stert seine Seele?«

Doch jener wirft sich dreimal zur Erde,
Und endlich spricht er mit ernster Geb;rde:
»O K;nig, ich will dir die Wahrheit verk;nden,
Du kannst dann handeln nach Gutbefinden.

»Es lebt im Norden ein sch;nes Weib
Von hohem Wuchs und wei;em Leib,
Dein Elefant ist herrlich, unleugbar,
Doch ist er nicht mit ihr vergleichbar.

»Mit ihr verglichen, erscheint er nur
Ein wei;es M;uschen. Es mahnt die Statur
An Bimha, die Riesin, im Ramajana,
Und an der Epheser gro;e Diana.

»Wie sich die Gliedermassen w;lben
Zum sch;nsten Bau! Es tragen dieselben
Anmutig und stolz zwei hohe Pilaster
Von blendend wei;em Alabaster.

»Das ist Gott Amors kolossale
Domkirche, der Liebe Kathedrale;
Als Lampe brennt im Tabernakel
Ein Herz, das ohne Falsch und Makel.

»Die Dichter jagen vergebens nach Bildern,
Um ihre wei;e Haut zu schildern;
Selbst Gautier ist dessen nicht kapabel, —
O diese Wei;e ist implacable!

»Des Himalaya Gipfelschnee
Erscheint aschgrau in ihrer N;h;
Die Lilje, die ihre Hand erfa;t,
Vergilbt durch Eifersucht oder Kontrast.

»Gr;fin Bianka ist der Name
Von dieser gro;en wei;en Dame;
Sie wohnt zu Paris im Frankenland,
Und diese liebt der Elefant.

»Durch wunderbare Wahlverwandtschaft,
Im Traume machte er ihre Bekanntschaft,
Und tr;umend in sein Herze stahl
Sich dieses hohe Ideal.

»Sehnsucht verzehrt ihn seit jener Stund,
Und er, der vormals so froh und gesund,
Er ist ein vierf;;iger Werther geworden,
Und tr;umt von einer Lotte im Norden.

»Geheimnisvolle Sympathie!
Er sah sie nie und denkt an sie.
Er trampelt oft im Mondschein umher
Und seufzet: wenn ich ein V;glein w;r!

»In Siam ist nur der Leib, die Gedanken
Sind bei Bianka im Lande der Franken;
Doch diese Trennung von Leib und Seele
Schw;cht sehr den Magen, vertrocknet die Kehle.

»Die leckersten Braten widern ihn an,
Er liebt nur Dampfnudeln und Ossian,
Er h;stelt schon, er magert ab,
Die Sehnsucht schaufelt sein fr;hes Grab.

»Willst du ihn retten, erhalten sein Leben,
Der S;ugetierwelt ihn wiedergeben,
O K;nig, so schicke den hohen Kranken
Direkt nach Paris, der Hauptstadt der Franken.

»Wenn ihn alldort in der Wirklichkeit
Der Anblick der sch;nen Frau erfreut,
Die seiner Tr;ume Urbild gewesen,
Dann wird er von seinem Tr;bsinn genesen.

»Wo seiner Sch;nen Augen strahlen,
Da schwinden seiner Seele Qualen;
Ihr L;cheln verscheucht die letzten Schatten,
Die hier sich eingenistet hatten;

»Und ihre Stimme, wie’n Zauberlied,
L;st sie den Zwiespalt in seinem Gem;t;
Froh hebt er wieder die Lappen der Ohren,
Er f;hlt sich verj;ngt, wie neugeboren.

»Es lebt sich so lieblich, es lebt sich so s;;
Am Seinestrand, in der Stadt Paris!
Wie wird sich dorten zivilisieren
Dein Elefant und am;sieren!

»Vor allem aber, o K;nig, lasse
Ihm reichlich f;llen die Reisekasse,
Und gib ihm einen Kreditbrief mit
Auf Rothschild fr;res in der rue Lafitte.

»Ja, einen Kreditbrief von einer Million
Dukaten etwa; — der Herr Baron
Von Rothschild sagt von ihm alsdann:
Der Elefant ist ein braver Mann!«

So sprach der Astrolog, und wieder
Warf er sich dreimal zur Erde nieder.
Der K;nig entlie; ihn mit reichen Geschenken,
Und streckte sich aus, um nachzudenken.

Er dachte hin, er dachte her;
Das Denken wird den K;nigen schwer.
Sein Affe sich zu ihm niedersetzt,
Und beide schlafen ein zuletzt.

Was er beschlossen, das kann ich erz;hlen
Erst sp;ter; die indischen Mall’posten fehlen.
Die letzte, welche uns zugekommen,
Die hat den Weg ;ber Suez genommen.