Заехал на днях к маме по случаю годовщины смерти отца. Сидели, вспоминали. Вдруг мама говорит:
– Ты же помнишь, что отец любил коверкать расхожие выражения? Или придумывать что-то новое, на свой манер. Не специально. Невольно. Так у него выходило.
– Конечно, – отвечаю, – ещё как.
Давно я так не смеялся. Интересно, что какие-то фразы я прекрасно помню, а какие-то стали для меня полнейшим открытием. Передаю её рассказ…
***
Первое время я пыталась его поправлять, но потом поняла, что это бесполезно и стала просто получать удовольствие. А недавно попыталась вспомнить все его перлы и даже записала.
Как-то раз после выписки из больницы он рассказывал мне о том, как оказался в операционной: "Положили на тачанку и повезли на операцию".
Или вот. Ты же знаешь, как выглядит батон хлеба. Обычно на нём поперечные полоски. Или насечка. Кому как больше нравится. Отец любил батон "Подмосковный", на котором полоски были почему-то продольными. Когда я собиралась в магазин, он не упускал случая напомнить: "Купи батон с продольными рёбрами жёсткости". Ну что ты хочешь, – инженер и в Африке инженер.
Смотрим телевизор. Какой-то концерт. Я отошла на кухню. Вдруг крик из комнаты: "Люба, песня про стакан!". Возвращаюсь, на экране Киркоров с любимой песней отца "Я поднимаю свой бокал". И так всегда. Как только где-то звучит эта песня, радостный возглас: "Песня про стакан".
Праздничные (выходные) брюки он на полном серьёзе называл праздными. "Завтра надену праздные брюки".
Когда кто-то с его точки зрения плохо одевался, он говорил: "Одевательное искусство нулевое".
Вот ещё: "Глядя на этого, он вызывает возмущение".
"Мне часто плохо, а в сознание прийти нечем" – укорял меня про отсутствие в доме нашатыря.
"Ты такая фасонщица, – летом одно, зимой другое" – про мои наряды.
«До морковкина заговенья» у него выходило – до морковиного зада.
"Надо узнать, как туда звонить, и написать им"...
А самое любимое, конечно, из нашей поездки по Кавказу. Переправились на пароме Шевченко – Махачкала. Движемся на своей четвёрке дальше. Въехали в Грузию. И вдруг сзади пристраивается местный гаишник. Включает сирену, преследует. Отец пытается сообразить, что нарушил и едет дальше. Гаишник не отстаёт. Уговорила остановиться и вести себя прилично. Остановился. Оба выходят и идут друг другу навстречу. В какой-то момент отец (на тот момент ему было под пятьдесят) застывает на месте, дожидается гаишника, и без тетральщины, без малейшей игры, от чистого сердца произносит: «Сынок, я твой отец!». Того (молодой эмоциональный грузин) чуть кондрашка не хватает. Оторопел, застыл на месте, глаза – два тазика, переполненных сердечной водой. Видно, отец попал в актуальное. В итоге оказалось, что гаишник увидел знакомые номера (тоже жил раньше в Казахстане) и погнался просто для того, чтобы пригласить земляка в гости. А отец на самом деле имел ввиду: «Сынок, я тебе в отцы гожусь»…