А я, владеющий убогим дарованьем,
Но рвением горя полезным быть и им,
Я правды красоту даю стихам моим,
Желаю доказать людских сует ничтожность
И хладной мудрости высокую возможность.
Что мыслю, то пишу. Когда-то веселей
Я славил на заре своих цветущих дней
Законы сладкие любви и наслажденья.
Другие времена, другие вдохновенья;
Теперь важней мой ум, зрелее мысль моя.
Опять, когда умру, повеселею я;
Тогда беспечных муз беспечного питомца
Прими, философ мой, как старого знакомца.
* * * * * * * * * * * * * * *
Примечания
Печатается по тексту издания 1827 года (стр. 158—162). Впервые напечатано в „Северных Цветах“ на 1827 г., стр. 335—339, под заглавием „Богдановичу“ и с подписью Е. Баратынский, с вариантами следующих стихов:
5
И, надоев живым посланьями моими,
6
Несчастным мертвецам теперь скучаю ими.
19—21
Всего усерднее поют свою тоску:
На свете тошно жить, так бростеся в реку!
Иной бы молвил им. Увы, не в этом дело!
36
У века дряхлаго испортилось чутье.
39—45
И видим мы его, в пример себе и срам,
Непотакающим безсмысленным писцам;
Я думаю, в садах, где вечна зелень блещет,
49—51
Екатерина, двор, семьею торопливой
Так лестно встретили, из Душеньки игривой
Отрывки целые читая наизусть!
59—62
Судей особенных на то имеем мы,
Свой вкус услужливый пускающих в наймы
И, способов других не зная к пропитанью,
247
Торгующих у нас хвалой своей и бранью;
64
Голодным бешенством внушенный приговор;
72
Избрать в советники кота иль петуха
78
Как нежный Батюшков, Жуковский живописной,
88
Между мохнатых пел поверье старых дней.
91—94
В замену красоты, даю стихам моим
Я силу истины — а в них на блаж людскую
Не ловко может быть, но смело негодую,
96
Я славил на заре моих цветущих дней
В издании 1835 года (стр. 82—86) находятся варианты следующих стихов:
20
И на лице земли все как то не по них.
49
Она, друзья ея, достойно наградили
50
И скромнаго его так лестно изумили
98
Другия времена, другия вдохновенья;
99
Теперь важней мой ум, зрелее мысль моя.
Сверх того, возстановлено первое чтение в 36 стихе.
В издании 1869 года (а также и во всех последующих) 39 стих (по недошедшей до нас рукописи?) читается так:
Венцы свои дарил, и прост и толковит
(кроме того, в издании 1869 года пропущен 89 стих).
Всеми издателями это послание отнесено к 1827 году, между тем как в действительности оно написано в 1824 году: 17-го июня этого года А. И. Тургенев писал князю П. А. Вяземскому („Остафьевский Архив князей Вяземских“, т. III, стр. 55): „Третьяго дня обедали у нас на Черной Речке: Жуковский, Блудов, Дашков, слепой Козлов, а потом пришли Греч, Боратынский и Дельвиг. Боратынский читал прекрасное послание к Богдановичу...“ 10-го сентября 1824-го же года барон А. А. Дельвиг писал Пушкину: „Послание к Богдановичу“ исполнено красотами; но ты угадал: оно в нещастном роде дидактическом. Холод и суеверие французское пробиваются кой-где. Что делать? Это пройдет! Баратынской недавно познакомился с романтиками, а правила французской Школы всосал с материнским молоком. Но уж он начинает отставать от них...“ (Переписка Пушкина, т. I, стр. 130).
Мы отдали предпочтение тексту 1827 года в виду явной неисправности текста „Северных Цветов“.
К посланию „Богдановичу“ критика отнеслась не единодушно: в то время, как „Московский Вестник“ (1827 г., ч. 3, № XII, стр. 374—376) находил, что „быть может, эта пиеса есть лучшее из Русских сатириче-ских посланий“, и Ф. Булгарин в „Северной Пчеле“ (1827, № 39, 31 марта) расточал посланию похвалы, — В. И. Туманский писал Пушкину 12 апреля 1827 года: „Что; за идея пришла Баратынскому писать столь негодными стихами, каковы напечатаны в Северной Пчеле из его послания к Богдановичу! Мараки — задумчивые враки и проч. похоже на лай собаки, а не на напев его сладкогласной лиры. Да и что за водевильныя мысли во всей пьесе! Словно шуточки Благонамереннаго. Я его уважаю и люблю, а потому прошу ему попенять за эти поступки...“ (Переписка Пушкина, т. II, стр. 23).
Суровее всех отнесся к посланию „Богдановичу“ Белинский (Соч. т. II, стр. 247; см. примеч. к посланию Н. И. Гнедичу).
По мнению М. Н. Лонгинова („Русский Архив“ 1867, стр. 248—264), послание к Богдановичу напоминает „блестящия произведения в этом роде Вольтера, и. Шенье, Де Лавиня“, но превосходит их тем, что реже впадает в резонерство.
Богданович — Ипполит Федорович (1743—1802), автор известной шутливо-эротической поэмы „Душенька“.
Некоторое влияние оказал Богданович и на самого Боратынскаго (см. „Последнюю смерть“).
Жуковский — Василий Андреевич; облегчению своей участи Боратынский в значительной степени был обязан хлопотам Жуковскаго и до конца дней своих хранил к нему чувство глубокой признательности. Вместе с тем Б. ценил Жуковскаго и как поэта и в 1830 году писал князю П. А. Вяземскому: „Земной поклон Василию Андреевичу, котораго я столько же люблю, сколько Жуковскаго. С радостью услышал я голос любимаго моего поэта в стихах, вами присланных; когда-то приведет меня Бог увидеть человека, к которому я привязан всем сердцем и к которому храню глубокую привязанность?“ („Старина и Новизна“, кн. V, стр. 52).
Батюшков — Константин Николаевич (род. 18 мая 1787 г., ум. 7 июля 1855) — известный поэт.
Пушкин — Александр Сергеевич. Речь идет о послании Пушкина „К Овидию“ 1821 года, напечатанном в „Полярной Звезде“ на 1823 год, стр. 81—84.
Источник: