От разливного лимонада
под разноцветные шары
на Первомай до «Хрен ли, надо?»
в хмельные буркулы шпаны,
такой разборчивой по части
и колотых, и ножевых,
что захлестнёшь ремнём запястье,
дабы остаться при своих,
жизнь пролетела так потрясно,
что стала, собственно, судьбой,
разбитой на два государства,
враждующих между собой.
В одном из них любовь и проба
пера, в другом — иной успех,
и непонятно где особа,
в сердцах съязвившая сквозь смех:
— Ты не умеешь целоваться.
И в ночь холодную — долой.
А в мыслях голос: — Может статься,
в учителях её седой
чёрт побывал иль вьюнош пере-
одетый в беса иль т.п.,
ведь ничего ещё глупее
никто не говорил тебе?
Но был уже расколот, праздно-
живущей ревностью слепой,
на два неравных государства,
враждующих между собой.
Зачем же вдруг поверил прозе,
по твой нагрянувшей ночлег:
Ко мне! Проездом! На день! После!
Приедет! Дождичка! В четверг!
Зачем? И осень в полной мере
с последним приступом зари
разгорячится так, что пере-
аранжирует всё внутри.
Но ты смиришься лишь отчасти:
мол, будем живы — не помрём.
А если что — опять запястье
перехлестнёшь тугим ремнём.